Мздоимство — это взятка с обоюдосторонним интересом

— Довольно часто его переводят двумя русскими словами: мздоимство и лихоимство. Они точно обозначают суть явления. Мздоимство — это обоюдосторонняя взятка или взятка с обоюдосторонним интересом. Взяткодатель и взяткополучатель — оба довольны процессом, у них договоренность, консенсус и полный паритет. Лихоимство — это вымогательство. Это когда человек не хочет давать взятку, а другой человек (чиновник, должностное лицо) ставит первого в такую ситуацию, что тот не может не дать.

— Это значит, что на человека оказывается силовое или психологическое давление?
— Чаще силовое или административное. Лично мне по душе уже устоявшееся определение коррупции: злоупотребление публичными полномочиями с целью извлечения личной прибыли. Тут важно слово «публичные». У нас часто подменяют это слово другим — «служебные», но оно заужает суть. Например, у депутатов нет «служебных полномочий», они не «служат», они — представительная власть, но коррупция вполне может процветать и в законодательных органах власти. Коррупция — это когда публичный статус используется не в интересах общества (публики), а в интересах своего кармана, в интересах «себя любимого» и своего окружения.
    Я занимаюсь этой темой уже больше десяти лет, и меня очень смущают беспрестанно затягивающиеся разговоры об определении понятия. Такое впечатление, будто как только мы договоримся об определении, то сразу коррупции станет меньше. По большому счёту, зачастую вся «борьба с коррупцией» сводится к поиску определения. На эту тему проводятся бесконечные встречи, семинары, симпозиумы… Но реальных действий пока не видно. Определение, конечно, вещь важная. В ближайшее время должен быть принят закон о противодействии коррупции. Именно в нём, наконец, надо дать четкое правовое определение. Не описывающее, а именно правовое, адекватно отражающее явление не как социологический, культурологический или политологический факт, а как элемент нашей общей правовой системы, системы наших правовых отношений.
    Мы должны четко отдавать себе отчет, о чем говорим. Исторически сложилось (и это особенно проявляется в России), что у коррупции есть три понимания (три «лица»). Они выявляются в зависимости от того, кто о ней думает и что-то с ней должен делать.
    Первая «группа понимания» — высшие эшелоны власти. Они видят в коррупции «некую проблему» внутри их политической повестки дня. Она для них стоит в общем ряду всех остальных проблем. Ну, таких, например, как «сельское хозяйство»… Или — «социальная сфера», или — «реформа армии»… Высшие политики создают такой набор «маяков», определяющих повестку дня в стране, а зачастую и приоритеты их собственной политической карьеры. Каждый такой «маяк» в разной степени наполнен «топливом», содержанием. Противодействие коррупции практически всегда стоит в некоем наборе задач, требующих реализации в плане исполнения полномочий высших должностных лиц. Все это простым людям не очень понятно. В российской истории эта группа пока на редкость малорезультативна, поскольку в наборе «высших» политических задач противодействие коррупции чаще всего оказывалось ниже, чем, например, «сельское хозяйство» или «реформа армии».
    Второе понимание — криминологическое. С этой точки зрения коррупция — это преступление. «Криминологи» не используют такие слова как «мздоимство», «лихоимство», «публичный статус». Они смотрят только на статьи Уголовного кодекса. Все остальное для них — от лукавого. Есть в УК о взятках, о должностных злоупотреблениях — вот это коррупция. Все остальное — не предмет для обсуждения в рамках темы «Коррупция». С этой позиции способ борьбы с коррупцией известен: выявлять, расследовать, судить и сажать.
    Третье понимание — политологическое. Здесь рассматривается «социальная ткань» коррупции. Что это за социальные категории, которые берут, которые дают? Какие общественные институты позволяют брать и давать? Какова роль общества и властей? И т.д. Здесь уклон в превенцию, в предотвращение. Что нужно сделать с институтами? Как поправить тех, кто берет и кто дает? Как минимизировать питательную почву?
    В идеале общественное понимание проблемы должно быть синтезом всех трех точек зрения: и политическая задача власти (предмет приложения ее политической воли), и непосредственное противодействие на основе УК, и понимание социальных причин, следствий и инструментов предотвращения. К сожалению, у нас эти подходы не очень пока «дружат». Только в последнее время они стали как-то друг к другу приближаться, но происходит это пока очень медленно, и чаще всего по команде «сверху».
    Пока в нашем обществе коррупция всем видится по-разному. Для кого-то это строчка в УК, для кого-то — аморальное явление, для кого-то — просто нарушение административных процедур.

— Общего (или общественного) понимания коррупции нет. Но тогда возникает простой и, может быть, странный вопрос: почему коррупция — это плохо?
— Плохо по целому набору причин. Но сначала надо определиться: с позиции какого общественного устройства мы на коррупцию смотрим? Если мы смотрим с позиции конституционного принципа «незыблемости демократической основы», то можно выделить три обоснования, почему плохо.
    Первое — плохо потому, что нарушается принцип равноправия среди «наемных работников» общества. Общество, нанимая людей на публичные должности, договаривается с ними о том, что будет платить им из своих налогов зарплату. При коррупции же получается, что какая-то часть наемных работников получает дополнительный платеж, о котором общество с ними не договаривалось, который является незаконным и который может намного превосходить их официальную зарплату.
    Во-вторых, плохо потому, что коррупция развращает людей, призванных служить обществу (имеющих публичный статус), склоняет их к произволу, порождает настроение «что хочу, то и ворочу». Размываются параметры допустимого поведения, стирается граница между «можно» и «нельзя». Это очень негативно сказывается на самооценке и самовосприятии народа, нации. У нации пропадает опора ее устройства, все становится зыбким и неустойчивым, пропадает понимание что хорошо и что плохо. Коррупция превращает белое в черное, а черное в белое. При коррупции отсутствует понятие общественной этики поведения. И вообще — норм поведения. А ведь государство может быть построено (напомню, что мы говорим о демократическом государстве) только на таких нормах. Без них государство не может быть устойчивым. Не будем забывать, что революции и общественные потрясения происходят чаще всего именно в коррумпированных государствах.
    Наконец, третье обоснование. Оно очень простое — коррупция убивает. Убивает конкретных людей. И делает это ежедневно. Убивает, когда пьяный водитель уезжает от гаишника, заплатив ему взятку. Убивает, когда террористы проходят на борт самолета, заплатив незначительную сумму контролю. Убивает, когда строитель покупает диплом, и потом падает дом, который он строил. Убивает, когда пожилой человек не может заплатить врачам-вымогателям. Можно много таких примеров привести. Коррупция убивает физически. Это происходит часто. И это страшно. Но общество делает вид, что этого как бы нет. Нет коррупции как системы убийства, а есть какой-то конкретный отдельный «дядечка», который отпустил, пропустил, купил, вымогал… Отдельный «дядечка» — случайность, не система, и потому, зачем излишне волноваться и напрягаться… А тем временем коррупция убивает страну, подрывает ее национальную безопасность. Продажный чиновник продается везде — и «тутошним», и «тамошним». Лишь бы платили. В результате под угрозой находятся национальная безопасность, национальный суверенитет и целостность страны.
    Коррупционная система ставит только один вопрос: «сколько стоит?» Этот вопрос все больше и больше утверждается как основной вопрос нашей жизни. Конечно же, он не объединяет людей, а совсем наоборот. Ну, а если возникнет, не дай Бог, ситуация, требующая консолидации общества? Война, кризис, стихийные бедствия… Чем мы ответим? Ведь были, есть и обязательно будут в жизни общества ситуации, которые не разрешаются вопросом «сколько стоит?», которые могут быть преодолены только на таких основаниях как честь, мужество, стойкость, достоинство. Эти основания коррупция отрицает в принципе.

— Отрицаются, собственно, человеческие основания. Но без них двуногие биологические существа, проживающие в неком территориальном ареале, есть просто стая, а не народ, не нация, утверждающая себя на своей земле, защищенной государством. Коррупция — это путь в стаю.
— Хочу выделить понятие «государство». Пока оно, государство, существует, то будет существовать и коррупция, поскольку коррупция есть торговля государственными возможностями. Но именно государство не дает нам превратиться в стаю, деградировать как человеческое сообщество. Оно использует для этого множество институтов и инструментов: правоохранительные органы, суд, нормы поведения, административные регламенты и еще много-много других средств. Нам, как демократическому государству, еще многое предстоит достроить, построить, создать с нуля. Получается так, что государство является и первопричиной коррупции, и главным средством против нее. Если это сильное государство.

— Не кажется ли вам странным утверждение «коррупция будет всегда, пока есть государство»? Возможно ли некоррупционное государство?
— Государство — это не абстракция, это сложная система различных структур, наполненных живыми людьми. Не бывает идеального государства, поскольку не бывает идеальных людей. Среди них обязательно найдётся парочка или дюжина, а может и больше таких, которые поддадутся на соблазн поторговать своими государственными возможностями. В таких государствах как Швеция, Финляндия и многие другие появляются 4-5 раз в год «ржавые винтики» — публичные лица, впавшие в соблазн, но они не портят, не разрушают государственную систему в целом. Как было в таких странах правосудие независимым, так таковым и остается, несмотря на то, что раз в 5 или 10 лет и там обнаруживается какой-нибудь нечистый на руку районный судья. «Ржавый винтик» заменят, и система будет работать дальше.
    Можно выделить пять элементов идеальной антикоррупционной системы:
    1. Реальная политическая конкуренция. Это — блестящий антикоррупционный инструмент. Кто-то проворовавшийся и еще не осужденный (судебный процесс может длиться долго) доживает до дня выборов и ему избиратели говорят: «Сомневаемся. Спасибо. Прощай».
    2. Реальное верховенство закона. Реально честные полиция, следствие и суд, которые руководствуются только буквой закона, а не понятиями.
    3. Сильные средства массовой информации — единственный придуманный людьми медиатор между обществом и государством. СМИ рассказывают обществу, что делает государство, и информируют государство о том, что думают о нем люди. Если нет сильных и независимых СМИ, то кто расскажет о коррупции? Никто.
    4. Рыночная экономика. Точнее — соревновательная, конкурентная экономика. Если есть конкуренция, то зачем кого-то подкупать? Произвел товар и сразу на рынок. Никакой госчиновник не нужен. Подкупить можно, но на качестве товара это не скажется, и покупатели все равно разберутся.
    5. Сильное общество. То, которое у нас называют гражданским и которому не все равно. Для нашего сюжета важно, что в таком обществе граждане чувствуют себя весомыми, уважаемыми и защищенными людьми. Такой гражданин, увидев, что живущий по соседству чиновник вдруг пересел с «Жигулей» на «Феррари», не может пройти мимо данного факта. Причина простая — чиновник живет на деньги из налогов гражданина и гражданин знает, что на эти деньги «Феррари» не купишь. Так откуда? С этим обязательно будут разбираться.
    Сильное гражданское общество особенно связано с первым предусловием — с реальной политической конкуренцией. Такому обществу нельзя скормить политические манипуляции. Ему нельзя сказать: «Ты тут галочку поставь и иди отсюда. Дальше не твое дело».
    По сути все вышесказанное есть предусловия существования демократической республики. Есть предусловия — есть республика и инструменты ее защиты от коррупции. Если страна не республика, то там с коррупцией борются совсем по-другому. Это совсем другая тема.

— Как вы оцениваете перспективы демократии в России и соответствующих ей инструментов защиты от коррупции?
— Переход к демократии начался у нас 17 лет назад. Можно сказать, что в этом отношении мы — страна-подросток. А подросток — трудный ребенок. Дай ему в руки «скальпель» реформ — и не известно, что он с ним сделает. Его еще носит по жизни «без руля и без ветрил». Наш подросток, как и всякий подросток, очень хочет, чтобы его все любили. Но при этом он твердо уверен, что его никто не любит, что кругом одни враги… Он любит поиграть нефтемышцами, совершенно не понимая, что производит впечатление, обратное желаемому. Весьма странное впечатление. Обижается на это, грубит… И в ответ на критику еще больше обижается. И при всем при этом, как все подростки в таком возрасте — не любит слушать чужие советы. Он уверен, что все уже знает. Все советчики и воспитатели — идиоты, а я все знаю лучше всех…
    Очень трудно с нашим подростком найти нужную тональность разговора. Кроме высокого самомнения, он еще и максималист. Типа «либо все, либо ничего». Если «не все», то и браться не стоит. Подросток не дурак и понимает, что мздоимство и лихоимство у нас настолько обширны и глубоки, что стали образом жизни на 1/7 части суши. А тут еще говорится, что полностью коррупцию победить нельзя. Так стоит ли стараться?
    Единственный выход: надо научиться ставить реальные задачи, достигаемые цели. Нельзя коррупцию одномоментно выдернуть с корнем. Нужны кропотливые усилия по ее минимизации. Например, прежде всего свести коррупцию до уровня, когда она перестанет убивать. Многие из иных задач можно считать задачами второго порядка.

— А если посмотреть на коррупцию с точки зрения общего политического фона или с точки зрения общественной атмосферы. Говорить можно все, что угодно (спичрайтеры поднаторели в составлении правильных текстов), но реальность не в том, что говорят, а в том, что делают, как себя ведут. Вы сказали, что у нас не сложились оптимальные нормы поведения (общественная этика), но какие-то нормы — или лучше сказать, привычные способы поведения — у нас все-таки есть. Какие они? Как их можно охарактеризовать?
    Здесь вот что смущает: наш «подросток» никому не верит. Более того, уверен, что так и должно быть. Корректней можно так сказать: российский политический класс, который, собственно, управляет обществом, определяет и реализует внутреннюю и внешнюю политику, считает, что миром правит эгоизм, все участники международных отношений думают только о себе. И потому — никому верить нельзя. Отсюда любовь к высказываниям типа «у России только два союзника — армия и флот», «волк знает, кого кушать. И правильно делает».
    Более того, невооруженным взглядом видно, что наша политическая верхушка и к собственному народу так же относится — не доверяет (достаточно вспомнить истории с выборами и референдумами). И вдобавок считает себя стоящей над народом. Так можно ли говорить об «ответственности перед обществом»? И тут вспоминается ваше определение коррупции — злоупотребление публичными полномочиями с целью извлечения личной прибыли. При недоверии к обществу так ли уж маловероятен соблазн злоупотребления? Как-то трудно поверить, что наша политверхушка чиста и безгрешна, а вся коррупция происходит где-то этажами пониже… Может быть, все дело в верхушке?
— Я не могу судить о верхушке, но как исследователь могу рассказать, что я вижу. А вижу я отвратительную вещь. У нас для очень многих людей коррупция — это бизнес, источник их существования и обогащения. Конечно же, эти люди не хотят никакой борьбы с коррупцией. Но в современном мире как-то не модно провозглашать, что «коррупция — это здорово». И вот начинается «тихая» кампания по утверждению лозунга «с коррупцией в России бороться бесполезно». Исподволь общество убеждают, что делать ничего не надо, что надо «аккуратненько», не резко, и вообще лучше подождать… Например, телевизионщики останавливают каких-то Машу и Петю и спрашивают: как вы относитесь к планам борьбы с коррупцией? А они: ой, мы боимся, что только хуже будет, от этого только взятки возрастут…
    У меня есть ощущение, что это не просто отражение всеобщего цинизма. Это именно борьба за свои интересы тех, кто хочет, чтобы все оставалось, как есть. Причем средством борьбы является не дешевый «пиар», а сотворение особых социальных мифов. На одну статью, в которой ясно рассказывается, почему коррупция — это плохо, приходится пять статей, где утверждается, что «у нас всегда так было, начиная с Ивана Грозного и еще раньше…», «у нас такая ментальность…» и т.п. Договариваются до генетической предрасположенности русского народа… Вот на такие разговоры надо иметь отдельную статью в УК, причем жестокую. Шутка, конечно… Просто невыносимо всё это читать.
    Но ведь наш 17-летний все равно вырастет… Это неизбежно. И научится понимать, кто его дурит, а кто — защищает его реальные интересы, долгосрочные интересы.

— Либо вырастет, либо не вырастет. Не успеет. Погибнет. Поведение нашего подростка не обязательно должно вызывать некое умиление молодостью. Его поведение может быть и очень опасным.
— Да, конечно! Но на то и есть родители, учителя и просто озабоченные люди, которые должны сделать все возможное. Иногда надо «ремень взять». Я считаю, что давно пора… Подростки разные бывают. Одни идут в университет, другие — в колонию для несовершеннолетних. Наш подросток — пусть и растёт ещё, но он умный. Этого не отнять. И мне кажется, что наше всё ещё молодое государство в состоянии понять, в каком направлении надо двигаться, чтобы стать по-настоящему сильным государством.
    Есть исторический опыт. Он дает нам возможность понять, чего мы не должны хотеть, чего нам надо избежать. Мы должны людям это ясно показать, убедить их не совершать ошибок. Ошибки эти будут бить по их карманам и жизням.
    Обычно коррупцию делят на бытовую, административную, крупную и политическую. Начнем с «нижнего» этажа — бытовая, т.е. мелкие взятки гаишникам, мелким чиновникам, врачам… Оправдание: «все платят, и я плачу». Хорошо. Вы заплатили гаишнику и поехали дальше. Следом за вами подъехала другая машина, и там тоже уже протягивают пятисотку и едут дальше. Что если эта машина, по крышу начиненная пластитом, окажется потом вдруг припаркованной возле детского садика? Или возле вашего дома? Вы готовы жить с осознанием такой вероятности? Готовы жить с ожиданием очередного Норд-Оста или Беслана?
    Административная коррупция в основном касается малого и среднего бизнеса — это бесконечные проверки и поборы всевозможных проверяющих инстанций. Вроде бы не касается это большинства населения. Но вопрос к вам, дорогие соотечественники: откуда деньги на взятки у малых и средних бизнесменов? Они не филантропы и не больные, чтобы работать себе в убыток. Взятки они закладывают в цену своих товаров и услуг. Вчера, к примеру, мы платили за некий товар 25 рублей, а сегодня уже 30. Вроде бы никаких «макроэкономических» причин для повышения цены нет, экономика стабильна. Откуда же повышение? Из-за коррупции. Получается, что фактически и административные взятки платим мы, покупатели. Нам это нравится?
    Большая коррупция. Ой, говорит большинство, нас это вообще не касается! Какие-то контракты, закупки, откаты… Отлично! Значит, мы соглашаемся с тем, что, например, городские чиновники, установив в строительстве жилья «норму отката» в 30 процентов, делают, условно говоря, бетон на 30 процентов пожиже. Или повышают стоимость жилья на 30 процентов. Строители построят за 70 процентов то, что должны были построить за 100. То же самое с лекарствами. И мы, рядовые, после этого будем утверждать, что нас это не касается?
    Наконец, политическая коррупция. Исторический опыт говорит: коррупционные режимы рано или поздно заканчиваются кризисом, за который расплачивается общество.
    Нам надо нашему «подростку» всё это честно рассказывать и наглядно показывать: если с коррупцией не бороться, то это прямая дорога в «колонию». Если бороться, есть шанс закончить «университет», стать высокообразованным, солидным и уважаемым.

— И этот шанс на самом деле есть?
— В настоящий момент мы находимся в очень важной точке нашего развития. На развилке выбора дальнейшего пути: будем ли мы и дальше загонять себя в коррупционный тупик, или будем строить сильную страну. Это и есть тот самый выбор между «колонией» и «университетом». Видно, что новый президент это понимает. Объявлен «новый поход на коррупцию». Но важность момента вот в чем: ничто так не усиливает общественную апатию и общественный цинизм как заведомо декоративные усилия власти. Если это в очередной раз окажется только шаманским антикоррупционным танцем с бубном обещаний, люди скажут: «Значит нам иного не дано… Значит, выхода два: либо уехать подальше, либо воровать, как все».
    Есть ли надежда? Убеждена, что есть. Но нам надо четко понимать размеры и обстоятельства этой надежды. Проиллюстрирую, что я имею в виду под «размером и обстоятельствами».
    В одном из ВУЗов я читала лекцию. Контингент — будущие государственные служащие, 5 курс, 21-22 года. В ближайшем будущем от них будет зависеть жизнь и благополучие очень многих людей. Тема лекции: «Служебная этика», т.е. этика их будущего служебного поведения. Общее количество слушателей — 35 человек.
    Большинство слушало в пол уха. Кто-то даже огрызался. Все это меня не удивило. Некоторые высказывались в том духе, что «мы, Елена Анатольевна, конечно, понимаем важность ваших высоких материй, но вы же понимаете, что первое, что мы должны будем сделать по окончании, так это «отбить бабки», которые заплатили наши родители, чтобы мы сюда поступили». Честно говоря, эта позиция меня нисколько не удивила — такое и раньше приходилось слышать.
    Но удивление и даже потрясение состоялось! Когда наше «взаимное издевательство» закончилось, студенты разбежались, а я осталась складывать свои бумаги, ко мне подошли трое. Трое из 35-ти. Они стали спрашивать. Спрашивать о каких-то деталях того, что я им рассказывала. «Как вот это устроено? А это? А то?» Я даже сначала не поняла, что происходит. А произошло вот что: эти трое реально хотят служить. Они хотят реально быть честными. Хотят быть порядочными. Но! Они боятся показать свои устремления большинству. Они тайком пытаются узнать, как быть честными служащими. Все-таки мы фантастическая страна!
    Трое из 35. Тайком. Вот это о «размерах и обстоятельствах».     |я|