И в Екатеринбурге, и в Нижнем Тагиле работа фонда «Город без наркотиков» построена по одному принципу: оперативники фонда вычисляют торговцев наркотиками, информацию об этом передают в ГУВД, ФСБ, ФСКН и вместе с сотрудниками этих органов ездят на задержания. Далее они контролируют весь процесс от начала до конца, особенно следя за тем, чтобы задержанные не были тут же отпущены следователями. Такое, к сожалению, случается. И довольно часто. Но сотрудники фонда держат руку на пульсе, сообщая обо всех таких фактах в Управление Генпрокуратуры РФ по Уральскому федеральному округу и — для подстраховки — в СМИ.
Нижнетагильский фонд сразу же нажил себе влиятельных врагов в местном отделении Госнаркоконтроля. Это было связано с громким делом начальника второго отделения местного УФСНК подполковника Олега Кравченко. Отдел Кравченко активно «боролся» с наркомафией, задерживая в год трех-четырех торговавших наркотой цыган. И это при том что в одной только Кушве (город в Свердловской области) таких наркоторговцев были десятки, их имена и адреса были прекрасно известны Кравченко и его сотрудникам. Такая «эффективность» требовала объяснений. И в какой-то момент новое руководство Госнаркоконтроля по Свердловской области их потребовало. В Нижнетагильском ГНК начались внутренние проверки. У Олега Кравченко в машине был обнаружен героин. Подполковника отстранили от работы и попросили тихо уйти из органов.
На том бы, возможно, все и кончилось. Однако Егор Бычков и его товарищи стали посылать запросы в окружную прокуратуру, собирать пресс-конференции, всячески привлекая внимание общественности к делу Кравченко. В результате проверки в нижнетагильском Госнаркоконтроле возобновились, и через несколько недель его руководитель Александр Кокшаров вместе со своим заместителем Сергеем Шутовым и старшим уполномоченным Сергеем Тарасовым «ушли на пенсию». «Пенсионеру» Тарасову незадолго до этого исполнилось 27 лет.
Произошел совершенно дикий, запредельный случай: двадцатилетнего парня осудили по четырем эпизодам якобы похищения людей. Почему «якобы похищения»? Потому что каждый раз оно осуществлялось по одному и тому же сценарию: по договоренности с родителями и на основании официально заключенного договора наркоман доставлялся из своей квартиры в реабилитационный центр, где он в дальнейшем проходил принудительное лечение.
Не имеет смысла вдаваться в рассуждения, что Егор Бычков стал жертвой правового казуса. Проблема не сводится только к несовершенству российского законодательства, хотя и оно, конечно, имеет место. Причины ареста и последовавшего за ним осуждения главы нижнетагильского фонда «Город без наркотиков» в другом — в системе, которая не заинтересована в настоящей борьбе с наркоторговлей и которую раздражает любая активная гражданская позиция.
Когда мы только начали работать в Нижнем Тагиле по наркотикам, система просто «взвыла». Город, в котором вопиющая ситуация с наркоманией (по официальным данным, 30 тыс. наркозависимых — то есть примерно каждый десятый житель), очень коррумпированный. В бытность депутатом Государственной думы я делал запросы по Нижнему Тагилу, инициируя разбирательства по делам наркоторговцев, которые не были доведены до суда, незаконно прекращены или приостановлены — считай, спрятаны. Таких дел было обнаружено около 140.
И в этом беспросветном городе в 2006 году появляется маленький рыжеволосый Егор Бычков, которому на тот момент только что исполнилось восемнадцать. С его появлением начинает работать антинаркотический реабилитационный центр при нижнетагильском фонде «Город без наркотиков».
И пошло-поехало: проводились операция за операцией, наркоторговцев стали сажать, дела по ним доводились до суда, в СМИ просачивалась информация о том, что реально происходит в городе. Никто даже не думал, что такое в принципе возможно.
При этом любой неверный шаг милиции, следствия или прокуратуры отслеживался нами в ежедневном режиме. После чего мы имели наглость вежливо обращать внимание на их ошибки посредством обращений в Управление Генпрокуратуры по Уральскому федеральному округу.
Результат этой работы не заставил себя долго ждать. Чего хотя бы стоит тот факт, что в первый год деятельности фонда вдвое упала смертность в Нижнем Тагиле из-за наркотиков.
Неудивительно, что наш фонд ненавидели все — от самих наркоторговцев и властей, которые за ними стояли, до правоохранительных органов, которых мы постоянно заставляли что-то делать.
Механизм по разгрому фонда «Город без наркотиков» был запущен после проведения массовой акции в нижнетагильском цыганском поселке. Наше вмешательство разрушило сложившийся порядок вещей. С цыганского поселка кто только не кормился. И вдруг на тебе — задушили наркоторговлю. Представьте себе ситуацию: те люди, которые из года в год приезжали к цыганам за деньгами, вдруг услышали от них: мол, никаких денег мы вам дать не сможем — откуда им взяться, если нам продавать не дают. Видимо, это и стало причиной наезда на фонд. Сверху было дано указание начать работу против его руководства, чем правоохранители с радостью и воспользовались.
Зацепиться им было не за что. Единственный вариант для создания уголовного дела — придраться к работе реабилитационного центра. Примечательно, что схожая ситуация была и в Краснокамске. Точно так же после массового митинга против наркоторговцев правоохранители кинулись не на них, а стали громить реабилитационный центр. Если говорить откровенно, то с этим центром Егор Бычков просто подставился.
Самой большой головной болью для «продажных» являются именно реабилитационные центры. Они с ума сходят из-за них. Еще бы: в одном месте собираются люди, которые про наркоторговлю и про наркотики знают все. Они знают, кто торгует, где торгует, как торгует. Знают номера машин, телефоны барыг и так далее, и тому подобное.
Но это еще не все. Они рассказывают, кто «крышует» наркоторговцев, кто отпускает их из-под ареста за деньги и кто из «продажных» сам участвует в наркоторговле. Мало того, они многих могут опознать по фотографиям, раскрыть преступные схемы и даже готовы давать показания следствию.
Именно поэтому существование реабилитационного центра для «продажных» — говоря высоким штилем — шило в определенном месте. И больше всего стучат ногами, громя подобного рода центры, именно они.
К примеру, у Егора в Нижнем Тагиле в реабилитационном центре лежал один мент-нарколыга по фамилии Семенов. Он рассказывал, что, работая в милиции, отнимал у наркоманов героин. Часть отнятого использовал сам, а оставшееся продавал другим наркоманам. Это он про себя рассказал, а представляете, что он говорил про других!
Вот у нас сейчас в Екатеринбурге больше 180 человек на реабилитации, и каждый, повторяю — каждый, попав в наш центр впервые, подробно описывает все, что вспомнит. А потом, окончательно придя в себя, дополняет и уточняет написанное. Эта информация заносится в базу данных и анализируется. Ее объемы достигли колоссальных размеров. Мы эти данные не скрываем. Все «порядочные» правоохранители — пользуются. «Продажные» — шипят. Правильно, за что им любить фонд?
Я думаю, само существование реабилитационного центра фонда «Город без наркотиков» в Нижнем Тагиле — основная причина ненависти «продажных» к Егору Бычкову и таким людям, как он. Они всеми силами пытаются уничтожить наши центры. К сожалению, в Тагиле у них это получилось.
У цыган был праздник, когда Егора осудили. Они прыгали до потолка. С этой радостной новостью наркоторговцы бегали по всему городу, передавали всем встречным. Только что салюта не было…
Что мы имеем в сухом остатке по Нижнему Тагилу: фонд, проводивший по сто операций против наркоторговцев в год, не работает. Реабилитационный центр, в котором на момент закрытия было девять человек наркоманов, бросивших колоться, разгромлен. Все они вновь стали употреблять наркотики. Причем кто-то за это уже сел, кто-то в розыске, а один, совершенно одичавший и съехавший — у сектантов.
За решением об осуждении Егора Бычкова стоит система. Любая активная гражданская позиция раздражает ее. Поэтому я и мои коллеги готовы к тому, что преследования сотрудников фонда «Город без наркотиков» будут продолжаться.
У нас были хорошие времена, когда фонд не трогали. И более того, относились к нашей деятельности с уважением, что называется, на самом верху. Правда, тогда я был депутатом Госдумы и, работая в парламентском комитете по безопасности, входил в правительственную комиссию.
Да, политическая ситуация меняется, и теперь нам сложно. Но у «Города без наркотиков» очень высокий авторитет в народе, огромная поддержка населения. Когда в 2003 году нашу организацию пытались разгромить, люди были готовы выйти на улицу.
Нельзя сказать, что власть в стране не устраивает ситуация, что общественные организации типа нашего фонда берут на себя функцию государства в борьбе с наркотиками. Полагаю, что во многом произошедшее с Егором — это частная, а если быть точнее, местная ситуация. В него вцепилась нижнетагильская прокуратура, которая решала местные задачи — карьерные, корпоративные, финансовые.
Благо официальные СМИ не молчат. Просто нет внятных комментариев, рассказывающих правду о сложившейся ситуации в Нижнем Тагиле и в целом в России. И президент по этому поводу высказался, когда ему Владимир Шахрин, лидер рок-группы «Чайф», дал материалы по Егору, пообещав разобраться. Кроме того, Дмитрий Медведев сказал, что в любом случае человек, который борется с наркотиками, достоин всяческого уважения.
И это очень правильно.
На мой взгляд, государство сможет справиться с проблемой наркотиков только в том случае, если ему будет помогать общественность. Ведь это касается каждого — героин не разбирает: сын учительницы или дочь генерала. Он губит всех. Пожалуй, борьба с наркотиками — единственная тема, которая может объединить все общество. И власть, надеюсь, это понимает.