Мировой финансовый кризис

Михаил Хазин, становление капитализма, ч. 1

• В высоком качестве (26,39 Мб)
• В низком качестве (12,66 Мб)

А как мы будем из этого кризиса выходить? Сможем ли мы восстановить ту капиталистическую модель, которая была до того? Сможет ли она функционировать? Для ответа на эти вопросы нам придется вернуться в прошлое — в Средние века.

Что такое было феодальное государство? Это был холмик. На холмике стоял замок, деревянный тын, трехэтажная из камня сложенная башня и там три-четыре постройки. Ну, еще либо внутри, либо снаружи церквушка. И вокруг три деревни. Вот и все государство. В деревнях жили крестьяне, которые ничего не знали, что там происходит. Они только знали, что они должны работать и платить десятину церкви и десятину феодалу. Феодал на свою часть содержал дружину из двадцати человек, с которой он исполнял свой долг перед сюзереном — то есть ездил на войну. И, соответственно, кормил своих крестьян в голодный век.

Все бы ничего, но дальше произошло несчастье.

В каждой деревне был человек, который делал телеги. И он такие телеги делал по четыре штуки в год — то есть одну за три месяца. При этом на протяжении веков была неписаная традиция, что телега стоит столько-то. И что тот, кому делают телегу, должен, во-первых, кормить мастера и семью его те три месяца, что делается телега, а во-вторых, по завершении работы должен заплатить такое-то количество курей, такое-то количество гусей и такое-то количество мяса. Цена была фиксированная, еще раз повторяю, на протяжении веков.

И вот как-то на пасхальной службе в церкви три мастера, которые делали телеги, встретились, и пришла им в голову идея: а не разделить ли им обязанности? Не сделать ли так, чтобы один производил только колеса, второй — только кузова, а третий — только передок, в который запрягают лошадь. Какая разница? А так удобней. А дальше все так же: им платят едой, пока они делают. И, соответственно, когда проходит три месяца, они обмениваются деталями.

Все бы было ничего, но когда год закончился и они встретились на Пасху, обнаружилась страшная вещь. Обнаружилось, что они сделали не двенадцать телег, а тринадцать. Теперь возникла проблема феодала. Что с этими мастерами делать? Разрешить им не делать тринадцатую телегу нельзя, потому что это фактически означает, что они три недели будут бездельничать, что разлагающе влияет на всех окружающих и допускать этого никак нельзя. А если оставить эту телегу, то куда ее девать? Кроме того, не забудьте, что материалы потрачены.

Мы сегодня понимаем, что на самом деле был обнаружен удивительный совершенно эффект, что разделение труда увеличивает производительность. Замечательно. Но куда девать тринадцатую телегу?

И вот тут наш феодал собирает свою дружину и идет войной на соседнего феодала, который сидит на соседнем холме. Но не для того, чтобы поддерживать удаль молодецкую и отобрать у того серебряные подсвечники, которые прапрапрадед нашего феодала привез из крестового похода. А для того, чтобы впарить крестьянам того феодала свою лишнюю телегу. За что-нибудь.

И мы видим, что второй эффект разделения труда — это то, что если у нас увеличивается производительность труда, то нам необходимо увеличивать объем рынков.

При этом наш феодал очень тщательно следит за тем, чтобы, не дай Бог, когда три мастера разделили свои обязанности, пришел из города какой-нибудь урод и привез торговать колесами для телег. Почему? Потому что может оказаться, что тому, кто делает кузова, предложат купить колеса за цену, которая меньше цены полной телеги, которую нужно отдать тому, кто делает колеса, и он возьмет колеса у городского мастера. А тот, который делает колеса в соседней деревне, — что ему делать? Умереть с голода? Потому что он телегу не сделал. У него нет телеги. У него есть только колеса, которые никому не нужны.

Мы видим, что как только у вас начинает расти производительность труда и расширяться рынки, то это расширение разрушает стабильную и устойчивую мини-рыночную систему, которая находится за пределами вот этого территориального куска, где у вас выросла производительность труда. Фактически вы начинаете зависеть от этого внешнего фактора.

Обращаю внимание, такая ситуация произошла в России в 90-е годы. Мы производили товары в рамках устойчивой системы внутренних цен. И когда нам стали завозить это же по цене в два раза дешевле, выяснилось, что мы не в состоянии сохранять внутреннее производство и перешли на покупку импортного. Пока мы продаем нефть, деньги на импорт есть. Как только мы нефть продавать перестаем (это было, например, 1998 году), все — резко падает жизненный уровень населения. А почему у них дешевле, чем у нас? Да все понятно. Потому что мы производили это что-то на рынок в 300 млн человек, а они производят на 2 миллиарда. Эффект масштаба.

Михаил Хазин, становление капитализма, ч. 2

• В высоком качестве (15,52 Мб)
• В низком качестве (7,46 Мб)

Так вот, на протяжении тысячи лет (где-то примерно с IV—VI века нашей эры, когда была разрушена позднеантичная модель, до примерно XVI века) в Европе существовала такая вот устойчивая модель традиционного общества с натуральным хозяйством. Я не буду сейчас рассуждать на тему, связано ли это было с христианскими ценностями, которые появились в IV—VI веке, потому что они требовали применения мер, обеспечивающих стабильность и устойчивость общества. Но в XVI веке эта система стала рушиться по разным причинам.

Скорее всего, одной из главных причин стало то, что в 1402 году Колумб открыл Америку. И оттуда потоком хлынули золото и серебро. В результате стала нарушаться денежная система и система накоплений.

А Северная Европа, которая живет, как мы бы сейчас сказали, в условиях рискованного земледелия, совершенно четко знала, что два года из пяти неурожайные — либо дождь, либо засуха. Поэтому надо иметь сбережения, которые были, естественно, в золоте. И если золото падает в цене, то выясняется, что сбережений не хватает. Встает вопрос: что делать?

Перед Северной Европой встало два вопроса. Первый: что делать здесь и сейчас, на что жить? И вопрос два: как так изменить систему, чтобы обеспечить себе жизнь?

Первый вопрос был решен следующим образом: единственный источник денег, который был, — это десятина, которою крестьяне платили церкви. У феодалов, естественно, ничего нет — они все тратят. А у церкви оставались деньги. И вот Мартин Лютер прибивает свои тезисы к дверям церкви. И начинается реформация. Начинается процесс «раскулачивания» католических монастырей.

Если вы были в Англии, то там есть экскурсия по развалинам католических монастырей. Напоминаю, там монастыри разваливали Генрих VIII и его шесть жен. Аккурат в середине XVI века. Ну, формально была причина, что католическая церковь отказалась развести Генриха с его первой женой. Но под этим всегда было материальное обоснование (такое в истории случалось часто). И вдруг при Генрихе VIII она привела к таким жестким решениям. Так вот, церкви и монастыри были разрушены. Деньги были конфискованы.

Но оставался вопрос: ну хорошо, на сегодня и на завтра денег хватит, а что делать послезавтра? И тогда возникла новая экономическая модель. Которая потом получила название «капитализм».

Суть ее состояла в том, что научно-технический прогресс (тогда еще таких слов, конечно, не было), инновации стали развиваться в долг. За счет этого увеличивалась производительность труда, за счет этого создавался добавочный продукт, который можно было на юге Европы, где избыток продовольствия, менять сначала на деньги, а потом на еду и, соответственно, выживать. То есть, иными словами, возникла новая экономическая модель.

Которая позже, еще раз повторяю, получила название «капитализм».

Продолжение следует.