Мировой финансовый кризис

Михаил Хазин, путь от просто капитализма к капитализму современному, ч. 1

• В высоком качестве (13,61 Мб)
• В низком качестве (6,52 Мб)

К середине XVIII века капиталистическая модель начала развиваться в рамках структуры, которую условно можно назвать как система технологических зон. То есть появились инновационные центры, где в кредит создавались новые технологии, которые увеличивали уровень разделение труда, производительность труда, но которые при этом требовали расширения рынка.

В стационарной среде вы не можете продать инновацию. Придите сейчас с «хаммером» в какую-нибудь деревню и предложите крестьянину его купить. У него все равно денег нет. Но если вы можете создать новую технологию и за счет нее создать продукт, который есть на селе, но будет стоить дешевле в рамках промышленного производства… Те же колеса или косы. То это другое дело. Вы приезжаете в деревню и продаете крестьянам косы дешевле, чем эти косы делает местный кузнец. Да, кузнец умрет от голода. Или должен будет бросить свое ремесло. Но вы получите дополнительные деньги, которые вы сможете потратить уже на покупки инноваций. То есть, еще раз повторю, вы продаете косы в деревнях. Получаете деньги. Приезжаете в город и покупаете, условно, телевизор.

И так эта модель стала действовать. Суть этой модели — постоянное расширение рынка. Поэтому технологические зоны, которые стали возникать, — это технологический центр и все время расширяющаяся периферия.

Первая технологическая зона, которая оформилась более или менее устойчиво, — это Англия в конце XVIII века. Следующей должна была оформиться Франция. Но Великая французская революция и Наполеоновские войны подорвали ее рост. В результате Франция стала частью английской технологической зоны. Это хорошо оформилось тем, что финансы во Франции начиная с поздненаполеоновских времен контролировались группой Ротшильда.

Следующая оформившаяся технологическая зона — Германия к 1870 году. Следующая технологическая зона — это Соединенные Штаты Америки в конце XIX века. И последняя технологическая зона, которая оформилась в начале XX века, — это Япония.

Если для Англии вначале, по всей видимости, было достаточно 20—30 млн потребителей, то уже к началу XX века их нужно было никак не меньше 50—60. Еще раз повторяю, потребителей, а не людей. В Российской империи, например, население было больше чем 50 млн человек — под сто. Но Россия не смогла сформировать свою технологическую зону, потому что у нас было натуральное хозяйство и крестьяне не были потребителями. Первые попытки сделать крестьян потребителями на селе предпринял Столыпин. Но эта попытка не удалась, в результате чего Столыпин был убит, произошла революция. Успеха достигла вторая попытка, которую сделал Сталин в начале 30-х годов. Он создал колхозы как промежуточное звено, которое смогло стать потребителем тяжелой промышленности на селе. Но это уже мы немножко забежали вперед.

Михаил Хазин, путь от просто капитализма к капитализму современному, ч. 2

• В высоком качестве (21,16 Мб)
• В низком качестве (10,11 Мб)

Так вот, все эти четыре технологические зоны — Германия, Великобритания, США и Япония — обладали собственным инновационным базисом, собственными технологиями и кадрами, собственными независимыми финансовыми системами. Проблема была только в одном: потенциал роста был исчерпан, расти дальше было некуда. Попытки влезть в Россию у Ротшильдов не удались, их выгнали царским указом из Баку. В Африке рынка не было и потребителя не было.

И в результате в конце XIX — начале XX века наступает первый в истории кризис падения эффективности капитала. Когда три основных и первых технологических центра не могли развиваться, потому что они не могли расширять рынки. Инновации в кредит делаются, но не окупаются. Первая мировая война была неизбежна. Она произошла. В результате немецкая технологическая зона хотя и осталась, но потеряла часть своей технологической независимости. Германия лишилась собственной независимой финансовой системы. Она попала в зависимость от системы Запада. Кроме того, произошла революция в России. И в результате путем героических усилий буквально за 15 лет появилась пятая и последняя технологическая зона — это СССР.

Дальше — Вторая мировая война. Вот Германия: вроде бы экономика должна быть на месте, промышленность на месте, но отсутствует национальная система и нет спроса. В стране перманентный кризис. В этом смысле приход к власти Гитлера был неизбежен. Много кто его поддерживал: и националисты реальные, и английская разведка, с которой Гитлер был связан еще по венским временам Первой мировой войной, и Соединенные Штаты Америки. Напомню, что одним из главных спонсоров его партии в 20-х — начале 30-х годов был такой человек Прескотт Буш — отец первого и дед второго американских президентов Бушей.

В результате происходит Вторая мировая война. По итогам которой, собственно говоря, из пяти технологических зон осталось только две с половиной. Потому что Германию и Японию раскурочили и их рынки разделили. А Британия не выдержала тяжести войны и в итоге стала партнером, потом младшим партнером, а потом сателлитом США.

И дальше начался рост. Тот самый рост, который мы называем послевоенным восстановлением. Технологический рост за счет расширения рынков. Появилась возможность расширяться, и в технологическом центре — США — начался бешеный рост. Но мы понимаем, что поскольку расширение должно было быть постоянное, то в какой-то момент этот рост должен был прекратиться.

В СССР он прекратился в самом начале 60-х. По всей видимости, последний год сбалансированного народного хозяйства был 1959-й. Начиная с 1960 года начался кризис.

Этот кризис осознавался руководством СССР. Поэтому вначале была хрущевская реформа, потом косыгинская. Но мы должны понимать, что в рамках внутренних реформ эту проблему решить было нельзя. Потому что фундаментальная концепция требовала расширения объема рынков. А это было невозможно. По этой причине кризис продолжался, углублялся, но шел медленно, потому что у нас было плановое хозяйство.

В Соединенных Штатах Америки кризис начался позже — в 1971 году. Но зато у них быстрее. Мы у них выиграли в середине 70-х не потому, что мы росли быстрее. Все понимают, что это не так. Мы выиграли, потому что мы медленнее падали.

Однако мы не сумели в середине 70-х форсировать выигрыш. И в этот момент произошла удивительная история. Руководство Америки интуитивно почувствовало, что нужно увеличивать спрос. Они понимали, что избыточного спроса снаружи уже не найдут, потому что уже весь мир поделен. И тогда они придумали схему: если не можем увеличить количество потребителей, будем увеличивать нагрузку на каждого потребителя.

Михаил Хазин, переход от просто капитализма к капитализму современному, ч. 3

• В высоком качестве (13,89 Мб)
• В низком качестве (6,71 Мб)

Технократическое политбюро ЦК КПСС свело вопрос о том, валить ли Соединенные Штаты Америки или не валить, где-то годах в 1973—1975 к двум технологическим проблемам. Проблема первая: если мы валим Соединенные Штаты Америки, то примерно треть мира, которую сегодня Соединенные Штаты Америки контролируют, впадает в хаос. Готовы ли мы держать эту треть мира прямыми силами? То есть, грубо говоря, оккупационными военными силами. Даже с учетом возможностей Варшавского договора ответ был такой: нет, не готовы.

Вопрос второй: Китай уже встал на путь технологического развития. Через 25 лет он станет очень сильной державой. Мы готовы один на один воевать с Китаем? Ответ был: нет, не готовы.

Было еще и третье соображение. Оно носило такой философский характер. Дело в том, что теория игр утверждает, что в игре, где есть два игрока, один за какое-то время обязательно выигрывает, а второй, соответственно, проигрывает. Но вот если есть система, в которой три игрока, то она может бесконечно развиваться. Там могут два игрока сразу объединиться против третьего, а потом наоборот. И я не исключаю, что мысль была такая: сейчас Китай подрастет, мы весь мир на три части разделим и будем там постепенно развиваться.

В результате было принято решение не валить, а, наоборот, поддержать США. В условиях жесточайшего финансового кризиса в Соединенных Штатах Америки мы пошли на переговоры по разоружению СНВ-1. Подписали договор, и США смогли резко уменьшить свои бюджетные расходы на оборону. В условиях нефтяного кризиса мы стали продавать на Запад нефть — был построен нефтепровод «Дружба».

И, наконец, третье: мы резко ослабили идеологическое противостояние, пойдя на подписание в 1975 году знаменитого «Хельсинкского соглашения», в которое входила в том числе гуманитарная корзина, где были упомянуты права человека и другие аспекты. Потом, когда в 1976-м в США пришел к власти президент Картер, нам это все сильно вышло боком.

В любом случае, мы дали Соединенным Штатам передышку. И они этой передышкой воспользовались. Дальше формально после начала рейганомики начался рост. Он, конечно, был не монотонный и не такой активный, как при кейнсианской экономике, но тем не менее.

Еще раз повторю, секрет этого успеха в том, что американские экономисты нашли способ гарантировать производителям стабильно высокий спрос на их продукцию. Рассудив, что найти потребителей за пределами США не удастся — напоминаю, к 70-м годам мир уже был разделен на две технологические зоны, — они придумали схему, позволяющую увеличивать потребительскую нагрузку на собственных граждан. Проблема была решена за счет «дешевых кредитов», стоимость которых постоянно снижалась.

Подробнее о системе «дешевых» банковских кредитов можно почитать в материале Михаила Хазина «Макроэкономика для «чайников».