Евгений ГОНТМАХЕР,

руководитель Центра социальной политики Института экономики РАН

ПОСЛЕ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ МЫ НАХОДИМСЯ НА ОЧЕРЕДНОМ ИСТОРИЧЕСКОМ РАСПУТЬЕ

ПОСЛЕ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ МЫ НАХОДИМСЯ НА ОЧЕРЕДНОМ ИСТОРИЧЕСКОМ РАСПУТЬЕ
Вряд ли производство автомобилей или компьютеров благодаря изоляции у нас увеличится. Благодаря изоляции может увеличиться только производство сапог и валенок.
18 сентября 2008

Как это ни парадоксально, но события на Кавказе не скажутся как-то, особенно на тех тенденциях в настроениях людей, что мы сейчас имеем. Какими они были до, такими они и остаются. По крайней мере, на данный момент. Тенденции в достаточной степени негативные, но еще большего ухудшения не произошло.
    Пока рано говорить, какое именно воздействие ситуация на Кавказе окажет на конкретные экономические и социальные процессы. Пока это слишком недалеко. Пока, например, не приняты никакие решения по изменению бюджета. Наверное, как-то будет увеличен военный бюджет, но пока таких решений нет. Возможно увеличение военных расходов за счет профицита бюджета, т.е. не за счет социальных программ, а за счет имеющихся в бюджете «лишних» денег. В последние несколько лет эта сумма составляет 1,5-2 триллиона рублей, которые просто откладываются в стабилизационный фонд. Из них можно спокойно взять, скажем, триллион на нужды обороны… Могут быть какие-то последствия из-за инфляции, но, тем не менее, это возможно.
    Нет пока каких-то реальных последствий. А что есть? Есть риторика. На темы: пусть изоляция! Мы все равно продержимся! Некоторые даже утверждают, что изоляция — это хорошо, что собственная экономика будет быстрее развиваться, что мы мобилизуемся и т.д. Ну, наверное, производство валенок и резиновых сапог у нас возрастет. Может быть, даже многократно. Но я не думаю, что, например, производство автомобилей или компьютеров благодаря изоляции у нас увеличится. Или, скажем, самолетов и ракет. В настоящее время это далеко не так. Это ведь не 60-70-е годы. Другая страна, другой мир, другой научно-технический уровень…
    А что наши тенденции? Они пока не изменились, и они довольно угрожающие. Аккуратней можно так сказать: наши тенденции не угрожают стабильности в буквальном смысле так, как мы это обычно понимаем. Вот при монетизации люди вышли на улицу, это была угроза стабильности, но нынешнее ухудшение социального положения большинства населения не приведет к каким-то массовым волнениям. Не думаю, что это случится. Наши люди в настоящее время демонстрируют удивительное терпение. Тем более, что появилось мощное оправдание — война. Или, по крайней мере, военная угроза, враждебное окружение… И потому надо мобилизоваться, чем-то пожертвовать. Не будем есть масло, перейдем на маргарин; говядину заменим курятиной… Какие-то вот такие установки. Ограничимся, но зато страна будет жива, государство будет процветать, а когда-нибудь наши внуки снова будут есть масло. Абсолютно понятная логика, мы это все проходили в советское время.
    Почему я говорю, что социальное положение ухудшается? «Процесс пошел» где-то 1,5-2 года назад. Первый признак — инфляция. По-русски это называется «рост потребительских цен». Индекс роста в прошлом году даже по официальным данным составлял 11,9 процента, в позапрошлом — 9 процентов. Но нынешний год, я думаю, нас очень сильно разочарует — экономисты говорят о 14 процентах. Но дело даже не в этом.
    Есть разные инфляции. Есть «потребительская инфляция», когда мы берем для подсчета достаточно узкую «корзину». Можно теоретически считать инфляцию даже по хлебу. Выросла цена на него в полтора раза — следовательно, инфляция 50 процентов. Конечно, так не считают, но для половины нашего населения (пенсионеры, бюджетники, аграрный сектор, легкая промышленность и т.п.) потребительская корзина весьма простая. Половину по стоимости составляют продукты питания — это молоко, кефир, дешевый сыр, колбаса и фарш (не мясо), дешевая курятина (американская), дешевые сезонные овощи и фрукты (особенно, овощи — капуста, морковь, свекла); рыба практически исключена (кроме селедки, но и на нее цены растут); крупы, мука и, конечно, картошка и хлеб. Эта половина корзины по данным первого полугодия 2008 года подорожала на 20 процентов, а есть еще второе полугодие. Если на него экстраполировать первое полугодие, то это будет уже очень серьезно. Даже если в итоге будет «только» 30 процентов.
    Вторая половина корзины делится на две части (две четверти): одна четверть — плата за жилье и жилищно-коммунальные услуги. Рост этой части в этом году — не менее 25 процентов. (В Москве, например, объявлено, что в следующем году рост будет на 30 процентов.) Люди уже с трудом могут оплачивать даже небольшие квартиры. Последняя четверть — общественный транспорт, лекарства и различные бытовые услуги (стрижка, починка и т.п.) Могут сказать, что пенсионеры имеют право на бесплатный проезд. Да, как правило, имеют. А те, кто работает? Те, кто получает 10-12 тысяч рублей? У них же нет никаких льгот. А лекарства? А ребенка в школу собрать?
    Индексации, проведенные пенсионерам и бюджетникам, смогли компенсировать рост цен только по большой, официальной корзине, а по узкой, реальной, о которой я говорил, никакой компенсации нет. Люди просто потеряли в доходах, и это касается половины населения.
    Что мы имеем в другой половине? Из них 10 процентов (т.е. одна десятая часть всего населения) — богатые люди. Их инфляция не волнует, их доходы растут, зачастую обгоняя инфляцию. Остается 40 процентов. Эта часть тоже не потеряла, но ничего особо не приобрела с точки зрения денег. Но и они почувствовали изменение ситуации. Если они раньше могли купить сыр, который им нравится, то теперь выбирают подешевле. Да, они люди устроенные, но раньше они считали, что у них есть перспективы, связанные, например, с институтом ипотечного кредитования. Они могли взять кредит и знали, что в ближайшие 15-20 лет у них все будет о`кей. У них вплоть до настоящего времени было ощущение стабильности, но теперь оно потеряно. Да, у этой половины населения (10+40) доходы увеличились. Это факт. Благодаря им у нас в стране в последнее время наблюдается потребительский бум. Но какова его природа? Уверенность в будущем пропала, и люди стали тратить сбережения. Те сбережения, которые раньше откладывались на покупку большой квартиры, строительство собственного дома и других дорогостоящих вещей. В банках хранить деньги стало невыгодно. Доходность ниже инфляции (если обещают выше, то это мошенники). Люди стали тратить деньги хоть на что-то. Откуда бум на автомобили? На сложную бытовую технику? Все оттуда же — из желания, чтобы деньги не пропали. Но этому же скоро придет конец. Сбережения иссякнут. Они же не пополняются. Текущие доходы у большинства людей либо уменьшаются, либо не растут. Вот и закончится потребительский бум. Будут ходить в магазины только за самым необходимым. Думаю, что в торговле возможен очень большой кризис.
    Но для правильного понимания ситуации важны не только чисто экономические выкладки. Важны настроения людей. Вот та первая половина людей (пенсионеры, бюджетники, аграрники и др.) уже давно живет в настроении сумрака. В этой жизни они уже ничего хорошего не ждут. Может быть, только дети-внуки… Такое у них предчувствие. Следующие 40 процентов (обеспеченные) тоже потеряли представление о лучшем будущем. Или, как минимум, засомневались. Большие кредиты стали недоступны. Условия для ведения бизнеса ухудшились: коррупция, поборы, административное давление. Что касается нашей экономической элиты (10 процентов), то Левада-центр провел исследование, и выяснилось, что и у них настроения не слишком оптимистичные. Они, скорее, «чемоданные». Большая часть этих людей считает, что из этой страны надо уезжать. Они тоже понимают, что, если так все будет идти, то им, несмотря на их доходы, связи, защищенность, будет очень сложно. А тем, кто останется, не позавидуешь. Сравните жизнь богатых у нас и в странах Запада. Там нет заборов, а наши богатые живут, по сути дела, в резервациях. У нас примерно так, как в ЮАР. Там богатые белые за заборами с колючей проволокой, а вокруг море бедных чернокожих с неугасимым пламенем социального реванша за апартеид. В Зимбабве эти заборы, в конце концов, сломали. Там «час расплаты» наступил.
Не знаю, дойдет ли до этого у нас, но ясно, что жить за 5-метровым забором и все время ходить с толпой охранников весьма некомфортно. Лучше свободно гулять по улицам Вены, Парижа, Лондона и никого не бояться. Там хороший бизнес действительно гарантия хорошей жизни на десятилетия вперед. Там стабильность настоящая. Там есть уверенность, там можно строить свою жизнь от начала и до конца. И это касается всех, не только богатых. Окончил школу, получил профессию, устроился на работу и ты точно знаешь, какая у тебя ситуация будет в 60 и более лет.
    У нас, в России, такой уверенности нет даже близко. В СССР была, а в России нет. Потеряна. Вот в этом наша основная проблема. Все общество — сверху донизу — не знает, что будет завтра. Причем, ожидания наши, как приветствие в одном мультфильме: «А что у нас плохого?» Вот на таком вопросе строятся наши отношения к людям, к стране, к власти. Может быть, я субъективен, но люди вокруг меня именно так настроены.
    Меня волнуют не какие-то цифровые параметры нашего положения, а то, что за цифрами стоит. У меня ощущение, что мы движемся к какой-то точке… Не хочу говорить «кризис», «катастрофа». Скорее, это какая-то «точка бифуркации», точка перелома. Должна произойти какая-то метаморфоза. Наш тренд (неуверенность, пессимизм) должен к чему-то привести. Он не может длиться вечно. Возможно, он как-то сам себя переломает, без нашего участия, но ясно, что мы должны перейти на какую-то новую стадию развития, в какое-то новое качество. В какое? Не знаю. Никто не знает. Но думать об этом мы обязаны.     |я|