Как нас изменил распад СССР
Данное наше исследование начато в конце 1988 года. Его инициатором и автором был Юрий Левада. Исследование двадцатилетнее: мы повторяли его каждые пять лет — в 1998, 1994, 1997, 2003, 2008 годах. За этот период сменилось целое поколение. И это самое главное, что вызывает наш интерес.
Каждый тоталитарный режим начинал с того, что выдвигал свой проект «нового человека», который должен был стать строителем и основой будущего общества. Так было и в итальянском фашизме, и в германском нацизме, и в кубинском социализме, и в советском коммунизме.
Вначале всегда провозглашался лозунг — «Новый человек!». Который затем благодаря системе тоталитарных институтов, монополии государства на власть, пропаганду, организацию экономики так или иначе принимался населением. В этой изначальной атомизированной массе народа государственный репрессивный режим создавал «нового человека».
В ходе исследования нам было интересно посмотреть, что становится с этим уже сформированным «новым человеком» в момент краха системы. Что с распадом СССР осталось от идеологии проекта и от итогов его реализации?
У Юрия Левады была гипотеза, подкрепившаяся первыми же исследованиями, что советский режим рухнул в момент, когда ушло поколение «советского человека». Поколение, рожденное в период с 1920 по 1928 гг. и уже вошедшее в систему сформировавшихся институтов советского строя.
Возник вопрос: возможно ли воспроизведение «советского человека» в новых постсоветских условиях? Первые два социологических замера подтвердили ощущение, что эта натура уходит. Представления, характерные для советского времени, сохранялись только у пожилых групп населения, жителей периферии страны, в консервативных средах. Новое поколение мыслило по-новому.
Но уже третье наше исследование засвидетельствовало возвращение образа «советского человека». Чем дальше, тем больше нас поражала удивительная устойчивость советских норм и представлений, которые являются блокирующим фактором всех возможных изменений.
«Советский человек» продолжает воспроизводиться, потому что сохранились те институциональные структуры, которые задают тип межчеловеческих отношений. Мы видим, что с советских времен практически не изменились области, которые имеют отношение к символической оси нашего общества — то есть к системе власти и тем институтам, на которые власть опирается. Это прежде всего силовые структуры, суд и система образования.
Любопытно, что передача ценностных образцов «советского человека» происходила не напрямую — от «отца к сыну», а через поколение — от «детей к внукам». «Поколение перестройки» воспринимается молодежью как «поколение неудачников». Брежневское время стало восприниматься как время стабильности, успехов, относительного достатка. Как «золотой век», когда держава была мощной, а все соседи нас боялись и уважали.
Советский человек не верит в будущее
Что лежит в основе типа «советского человека»? Какой образ мы зафиксировали на изломе советской системы?
Мы имеем дело с человеком, который приспособился к репрессивному режиму, научился с ним уживаться. И это создало определенный набор характеристик, представлений, наборов символов и поведенческих стереотипов.
Основу образца составляют представления об исключительности или особости «нашего» человека. «Советский человек» давно не верит в будущее — у него нет представлений о нем. Горизонт его временных ожиданий и представлений очень ограничен. Но он знает, что отличается от всех «других». «У нас особый путь, и мы не сопоставимы со всеми остальными народами».
Вторая характеристика: принадлежность «советского человека» к государству. Он не представляет себе жизни вне государственной системы. Это государственно-патерналистское сознание. Создается зависимость социального инфантилизма — ожидание отеческой заботы от начальства и принятие полного контроля над собой. Другими словами, принятие произвола властей как должного, которое становится уже конститутивной характеристикой человека и входит в набор описаний, представлений о себе и прочего.
Отсюда уравнительные антиэлитарные установки, не терпящие никакого своеобразия и многообразия.
Четвертый момент — соединение превосходства с ущемленностью. Сознание особости вкупе с ориентацией на власть в условиях хронической неудовлетворенности государственной политикой дает постоянный комплекс неполноценности «советского человека».
«Советский человек» — массовитый и усредненный. Действует ориентация — «раздать всем», которая оказывается очень важным моментом его самоидентификации. Отсюда подозрение ко всему новому, своеобразному, отличному от среднего.
Это человек — приспособленный, адаптирующийся к существующему порядку и произволу властей. Но его приспособление главным образом осуществляется через снижение запросов. Выбирается стратегия упрощения жизни. Именно поэтому рост социального напряжения не приводит к росту социального протеста.
«Советский человек» хронически недоволен тем, что у него есть. Поэтому он завистливый.
И последнее: «советский человек» лукавый. Он научился уживаться с постоянно обманывающей его властью, поэтому двоемыслие — способность одновременно удерживать самые разные представления — становится залогом его приспособляемости. «Советский человек» демонстрирует лояльность государству и окружению, но по-настоящему его волнует только то, что происходит с семьей и им самим. Отсюда его неуверенность и недоверчивость — кроме близких, человеку не на кого положиться.
Поэтому «советский человек» отвечает только за то, на что может повлиять. В политических и общественных сферах он не чувствует себя ответственным.
Страной должны командовать русские
Согласно нашим замерам, в народе ощущается недоверие ко всем общественно-политическим институтам. Кроме трех: президент, церковь, армия. Какое-то время сохранялось доверие к СМИ, но затем оно сменилось оценкой «на троечку с минусом».
Собственно, высокий рейтинг второго президента является отражением недоверия ко всем остальным институтам. Институты не задают универсальные правила, представления, модели регуляции.
Вместо этого воспроизводится убеждение в иерархической природе человека. Это выражается в пословице «ты начальник — я дурак». То есть компетентность, дееспособность, правомочность человека определяется не его способностями, а тем местом, которое он занимает. По отношению к начальству или к богатым выдвигаются другие моральные, нормативные требования, нежели к простым людям. Обобщенные стандарты, которые бы равнозначно относились к человеку вне зависимости от его статуса, не работают. А значит, и не работают институты, которые мы ассоциируем с демократическим, правовым обществом.
Власть приобретает характер попечителей: перед ней все обязаны — она же не обязана никому.
В результате исследования мы зафиксировали сохранение и восстановление этноиерархических представлений. Представление о русских как о государствообразующем народе. Мол, русские в силу того, что они русские, обладают большими правами на ряд символических статусов и должностей. «Правителем должен быть только русский, власть должна принадлежать русским, силовые ведомства должны возглавлять только русские» — и так далее.
По этой причине в современной России быстро распространилась ксенофобия. Сегодня ее уровень уже вдвое выше, чем в Европе.
Гости редакционной кухни интернет-газеты «Особая буква» обсудили доклад Льва Гудкова
Евгений Гонтмахер, Галина Солдатова (психологический факультет МГУ, профессор), Юрий Казаков (эксперт Фонда защиты гласности)
Лев Гудков, директор исследовательской компании «Левада-Центр»
Национальное сознание заработало в России очень поздно. А именно: когда появилась всеобщая и массовая армия, когда появилась массовая школа и когда появился некий общий рынок, мобильность населения. Разумеется, патерналистское отношение к власти сформировалось гораздо раньше, еще до Октябрьской революции. Но, например, в крестьянской среде такие настроения были очень слабыми. Невозможно представить, чтобы жителями Пошехонья массово разделялась идеология какого-нибудь «Союза русского народа». Советская власть построила систему массовой обработки умов, в первую очередь благодаря школе и массовым коммуникациям. Тут можно вспомнить Нюренбергский процесс. Когда одного из подсудимых спросили, а как же это он мог подчинить своим идеям такую культурную страну, как Германия, он ответил: «Обеспечил каждую кухню радиоприемником».
Набор информационных источников очень важен, особенно для молодежи. Не сам канал, которым пользуются, потому что можно представить один канал, а можно — одиннадцать, добавив к этому еще и книги, журналы, Интернет. А именно — разнообразие, позволяющее критически воспринимать официальные клише.
Молодежь из депрессивных регионов в селах и малых городах, где нет никаких надежд и возможностей, нет никаких ресурсов, которая просто не читает ничего — варится в гремучей смеси из комплексов ущемленности, обиды и бесперспективности. В результате их желание самоутвердиться выливается в самый примитивный вариант расистского национализма.
Когда мы опрашивали успешных молодых людей, с доходами, условно, от 2000 евро в месяц на человека, то именно эта социальная группа демонстрировала самый высокий коэффициент тревожности. Они обеспокоены административным произволом, ростом коррупции, отсутствием гарантий и защиты со стороны государства. И по меньшей мере половина из них признавалась, что хочет отправить своих детей за границу. По крайне мере на обучение.
Элиты понимают необходимость модернизации и продолжения реформ, но вместе с тем вынуждены приспосабливаться. Им проще купить услугу чиновника за взятку, чем бороться с системой. Цинизм как защитная реакция на насилие и бесправие распространяется повсеместно.
Борис Ханов и Борис Големинов
Борис Ханов, кинопрокатчик, продюсер
Я недавно прочитал одну весьма интересную книгу, которую написал Андрон Кончаловский. Кончаловский гениально отвечает на вечный вопрос: «Почему человеку так приятно, когда горит дом его соседа?» Община — это когда все общее. И вдруг у соседа появляется хороший дом, то есть сосед пытается вырваться из общины. Господь наказывает его пожаром. Потому и капитализм у нас такой странный, полусоветский.
А теперь о цинизме. На последнем московском кинофестивале была показана замечательная картина «Палата №6» Карена Шахназарова. Это фильм о человеке, который от цинизма переходит к безумию, просто адапитруется таким образом к миру. Циникам нужно понимать, что финал их пути может быть и таким.
Борис Големинов, нотариус г. Москвы
Где-то было написано, что жизнью человека управляют секс, собственность и религия. Для русского человека это особенно важно, потому что на протяжении тысячелетней истории он был в Церкви. Российское общество можно разделить на две условные группы. Это психически больные и бандиты. С бандитами все ясно — это коррупция, вымогательство и так далее. Что же касается больных, то цинизм — это тоже психическая болезнь, лечиться от которой приходят в Церковь. Приходят самые разные люди. Необходима какая-то идея, чтобы вылечиться. Хотя эту идею нельзя навязывать насильно. И секс, и собственность тоже должны быть.
Константин Мерзликин (Российский народно-демократический союз, секретарь президиума), Евгений Гонтмахер, Елена Лукьянова, Александр Асмолов
Александр Асмолов, директор Института проблем образования, профессор МГУ
Говорить следует, скорее, об антимодернизации. На наших глазах происходит уникальная консолидация депрессивного сознания основной массы людей с жестким клерикальным курсом. Появление этого ресурса необходимо осмыслить. Патриарх Кирилл официально, на страницах газет, определил трех врагов России. Первый враг — это коммунизм. Второй враг — фашизм. И третий враг — либерализм. В связи с этим вспоминаются сатирические стихи, посвященные выборам: «Володя, друг, повремени. Тебя заменит Хомейни». Элиты, очевидно, считают, что если кризис грянет в полную силу, то никто, кроме авторитетных религиозных лидеров, не сможет удержать молодежь. Интересно, насколько эта надежда оправдается.
Елена Лукьянова, юридический факультет МГУ, профессор
Есть чудовищный пример, который приводит «Новая газета». 14 процентов слушателей школ МВД на первом курсе утверждают, что доказательства можно получать при помощи пыток. На четвертом курсе, после первой практики, уже 80 процентов считают, что лучшим инструментом получения доказательств является насилие. Это не «Бандитский Петербург», это условия существования нашей номенклатуры и правозащитной системы.
Евгений Гонтмахер, член правления Института современного развития
Когда власть дает молодежи образцы цинизма, это заразительно. Мне иногда даже кажется, что власть, не будучи по своей природе окончательно циничной, пытается угадать настроения и подстроиться под цинизм народной массы. Народ любит, когда «мочат в сортире», когда кто-то «соплями захлебывается». Это видно даже в Медведеве, который считает, что так его «лучше поймут». И ведь действительно, он выступает перед молодежью, для молодежи такие слова нормальны, и она его понимает.
Евгений Гонтмахер, Константин Мерзликин