Особое мнение

Алексей СИМОНОВ,

президент Фонда защиты гласности

ПРАВИЛА ПОЛЬЗОВАНИЯ ГЛАСНОСТЬЮ

ПРАВИЛА ПОЛЬЗОВАНИЯ ГЛАСНОСТЬЮ
В России экстремизм — это несогласие с мнением начальства, выраженное в резкой или ироничной форме.
26 июля 2010
Системного наступления на гласность сегодня нет. Наверху есть ощущение, что средства массовой информации уже выучили правила игры, которые им навязал Кремль, уже примерно знают, что можно, и примерно знают, что нельзя, и чувствуют себя в этой системе координат достаточно уверенно. По сути, так оно и есть. Чувство собственного достоинства, на мой взгляд, еще сохраняют десятка полтора изданий в целом по России и пять-шесть сотен реально пишущих журналистов.

Алексей Симонов: проблемы гласности в России, ч. 1

Алексей Симонов: проблемы гласности в России, ч. 1

Существует всеобщее заблуждение, и мы его тоже не избежали: все пытаются понять, как обстоят дела со свободой слова в России.

Никак. Никакой свободы слова не существует.

Свобода слова — это линия горизонта. Это некая воображаемая линия той свободы, к идеалу которой движется все человечество, включая Россию. Вопрос заключается в том, кто и насколько к ней приблизился. Какова дистанция между тобой и этой линией мечты.

У нас она огромная. У нас даже президент не понимает разницы между свободой слова и гласностью. Совсем недавно, в конце апреля, в интервью норвежской газете он заявил, что не хочет обсуждать проблемы гласности, потому что это такой советский паллиатив и этот термин очень пахнет Советским Союзом. Совершенно не отдавая себе отчета в том, что свобода слова в стране недоступна ему в неменьшей степени, чем мне, вам или кому-нибудь другому. Потому что слова, которые мы произносим, реализуются в реальную жизнь.

Свобода слова в идеале состоит из гласности, слышимости. Быть услышанным — принципиально важно. Представьте себе, насколько много президенты произносят слов, которых никто не слышит. Не слышит даже их ближайшее окружение. Поэтому говорить о свободе слова я не буду.

Я буду говорить о гласности в стране. Она есть. Этот феномен, доставшийся нам на самом деле совсем не из советских времен, уходит корнями в реформы Александра Второго — на мой взгляд, величайшие судебные реформы. И оттуда пошли слова «гласный» и «гласность». И они были подхвачены и использованы Горбачевым. И слово «гласность» стало на сегодняшний день международным, что на самом деле хорошо.

Но хорошо — это не значит, что оно везде одинаково. Оно по-разному хорошо в разных странах.

Алексей Симонов: проблемы гласности в России, ч. 2

Алексей Симонов: проблемы гласности в России, ч. 2

На сегодняшний день системного наступления на гласность нет. То есть есть ощущение наверху, что все уже выучили те правила игры, которые Кремль им навязал, и чувствуют себя в них достаточно уверенно. То есть уже примерно знают, что можно, и примерно знают, что нельзя. И естественно, по естественному человеческому свойству пытаются «нельзя», как говорится, раздвинуть так, чтобы достать до степени «можно».

В эту зону сейчас попала и история с Михаилом Борисовичем Ходорковским. Именно в эту зону. То есть нет внятных сигналов сверху, что этого нельзя. Поэтому пока, если вы обратите внимание, там, где это появилось впервые, это в известной степени робко. Они идут таким путем нащупывания: «А вот это вот можно, а? Можно, смотри-ка! А, пока еще можно. А давай еще». На сегодняшний день мне кажется, что мы переживаем именно такую ситуацию.

А вообще в стране крайне неблагоприятный климат для гласности. Потому что, в сущности, вся провинциальная пресса отдана местной власти. Местная власть при отсутствии выборов, при отсутствии сколько-нибудь серьезной состязательности, при отсутствии реальной партийной состязательности (по большому счету региональная власть заинтересована в хвалебности прессы) задает интонацию, и климат становится невозможным.

На сегодняшний день чувство собственного достоинства сохраняют, по-моему, десятка полтора изданий в России целиком. И пять-шесть сотен реально пишущих журналистов. Это еще пока сохраняется. То есть даже в изданиях, которые уже легли под власть, есть и сохраняются люди, которые время от времени поддерживают в самом издании или на канале чувство собственного достоинства, высказывая мнения, мягко говоря, не совсем связанные с общепринятыми. Вот, в сущности, ситуация, о которой вы меня спросили.

Алексей Симонов: проблемы гласности в России, ч. 3

Алексей Симонов: проблемы гласности в России, ч. 3

Только вчера выступала ивановская газета «Иваново-пресс», на которую, по-моему, подано три или четыре иска по экстремизму за то, что они написали для граждан правила безопасности при общении с милицией, которые начинаются с пункта первого: увидишь милиционера — перейди на другую сторону. Если бы милиция подала иск об оскорблении, то еще было бы понятно, а на них возбудили дело по 282 статье — по экстремизму.

Нынче в стране экстремизмом называется несогласие с мнением начальства, высказанное в резкой или иронической форме. То есть в форме, не совпадающей с канцеляризмом. И все, больше ничего — ты уже экстремист. Я, например, регулярно, как только открываю рот, так становлюсь экстремистом.

Еще пример. В Абакане девочка-корреспондент увидела, как чиновник обижает ветерана войны. И об этом написала. Он вызвал девочку, вызвал редактора газеты, вызвал учредителя этой газеты и всем троим предложил уволиться. Начался крик. Девочку и учредителя оставили, а редактору предложили уйти.

На мое довольно резкое письмо мэр ответил вежливым, я бы сказал, уникальным письмом, написанным от руки. Где он полностью выражает полную солидарность со своим решением. Во-первых, он считает его принятым естественным путем, во-вторых, он объясняет, что редактор был слишком молод и что девочка была совершенно не права, но ее оставили. Короче говоря, он ни на секунду не усомнился в правильности своей точки зрения. Он просто, поскольку я лицо уважаемое, выразил мне свое уважение, чтобы я тоже понимал, как он прав.

Алексей Симонов: проблемы гласности в России, ч. 4

Алексей Симонов: проблемы гласности в России, ч. 4

Я глубоко убежден в том, что народу не нужна гласность. На самом деле больше всего виновата сама журналистика, которая в свое время, совершенно забыв о всяком народе, бросилась сама утверждать свое место в иерархии ценностей новой власти, доказывая, что она и есть четвертая власть. И, соответственно, это гибельно сказалось на ее популярности. Так что на самом деле это не такая простая история.

То, что сегодня это не нужно, — это еще не свидетельство того, что не нужно вообще. Это просто процесс длительного лечения, которое, на мой взгляд, еще даже не началось.