Сравнительный лингвистический анализ речей белорусского и российских лидеров после терактов

Александр Асмолов, Андрей Суздальцев

Русско-белорусский антитеррористический словарь

Русско-белорусский антитеррористический словарь
Александр Лукашенко заявил, что ответственность за теракт в минском метро несет не только правительство, не предотвратившее гибель людей, но и он сам.
12 апреля 2011
Бессменный лидер Белоруссии призвал граждан помочь найти террористов, устроивших взрыв. Уже через час после трагедии Лукашенко вместе с младшим сыном прибыл на станцию метро «Октябрьская», спустился вниз на платформу и возложил живые цветы к месту трагедии. Поведение и слова белорусского президента резко контрастируют с уже ставшими привычными заявлениями руководителей российского государства в подобных ситуациях.

 

Выступление Дмитрия Медведева на расширенном заседании коллегии ФСБ 25 января 2011 года после взрыва в Домодедово: «Вчера мною были даны поручения правительству, следственным органам, Генеральной прокуратуре провести по горячим следам все оперативно-разыскные и следственные действия, выявить участников и организаторов этого чудовищного преступления. Нашему обществу и нашему государству брошен очередной очень жестокий вызов. Думаю, для всех сидящих в этом зале это особенно очевидно. Как очевидно и то, что нужно сделать все для того, чтобы бандиты, совершившие это преступление, были выявлены, изобличены и преданы суду. А гнезда этих бандитов, как бы они ни назывались, должны быть ликвидированы. С теми же, кто будет сопротивляться, как и принято в таких ситуациях, церемониться нечего. Они должны быть уничтожены на месте».

За последние десять лет Россия пережила несколько крупных терактов, унесших жизни сотен людей. После каждой трагедии руководители государства делают заявления, обращаются к нации и правоохранительным органам, возлагают цветы на места гибели граждан и навещают пострадавших в больницах.

К несчастью, периодичность террористических актов в нашей стране такова, что и действия, и слова президентов после них — как нынешнего Дмитрия Медведева, так и предыдущего Владимира Путина — стали привычными и предсказуемыми.

Когда в России происходят террористические акты, сопровождающиеся гибелью россиян, сценарий поведения высших должностных лиц может быть угадан почти со стопроцентной точностью. По официальным телеканалам показывают встречу главы государства с главами силовых ведомств, на которой обязательно звучат речи о поимке и наказании террористов, о «вызове» для всей страны. Через некоторое время президент отправляется на место трагедии, потом — в больницу к выжившим, где также обещает «поймать и наказать» преступников. Затем следуют протокольные поручения к правительству об оказании медицинской и финансовой помощи жертвам и их семьям.

Для Белоруссии теракт такого масштаба — первый. Может быть, поэтому Александр Лукашенко повел себя по-другому, нежели российские лидеры. Специалисты по безопасности были крайне удивлены тем, как быстро Батька прибыл к месту трагедии, да еще и в сопровождении маленького сына. Обычно спецслужбам требуется время для проверки всего метрополитена на предмет повторных взрывов. В прошлом году после терактов на станции «Лубянка» и «Парк культуры» Дмитрий Медведев также возлагал там цветы, однако произошло это через несколько часов после случившегося.

Президент Беларуси провел экстренное совещание с членами правительства, руководством города и силовым блоком. Но кроме обычных в таких случаях заявлений и поручений найти преступников Александр Григорьевич сказал: «Хотел бы обратиться к людям честно и откровенно: без вас нам трудно будет найти этих уродов. Вы должны нам помочь. Крыть нечем. В этом событии виноваты только мы. Мы не обеспечили, как это было всегда, спокойствие, пусть даже в конкретном месте нашей столицы. Вина лежит на нас, и надо предпринять все необходимое, чтобы люди не говорили, что мы зря едим государственный хлеб».

Удивительно даже не местоимение «мы» — любой филолог скажет, что употреблением этой части речи в личной форме говорящий объединяет себя с теми, к кому он обращается. Так делал и Дмитрий Медведев после терактов в московском метро в прошлом году. Тогда российский президент говорил: «Мы действительно за последнее время убедились в том, что эти люди — их и людьми-то нормальными назвать нельзя — это просто звери, и безотносительно к тому, какими мотивами они руководствуются, то, что они делают, является преступлением по любому праву и исходя из любой морали».

Очевидна разница в контексте и смысле высказываний двух глав стран, оказавшихся в похожей ситуации. Александр Лукашенко говорит о своей личной ответственности, о своей вине за невинные жертвы. И «мы» здесь означает — власть. А Дмитрий Медведев акцентирует внимание на обществе: «мы» у него — все жители страны, которые, исходя из контекста и семантики фразы, являются его единомышленниками. Но произносящий подобный текст — такой же свидетель, как и те, к кому он обращается. И не более того.

Дальше президент России обещал: «У меня нет никаких сомнений, что мы их найдем и всех уничтожим. Как мы уничтожили всех, кто организовал взрыв «Невского экспресса». Недавно всех уничтожили, дотла». Эти императивные фразы можно трактовать как обещания начальства разобраться и принять меры, но никак не осознание своей вины за случившееся.

Владимиру Путину, в бытность президентом, также не раз приходилось обращаться к нации по подобным прискорбным поводам. После «Норд-Оста» и Беслана Владимир Владимирович извинялся за то, что не смог сохранить жизни всех заложников, — «мы не смогли спасти всех». На следующий день после трагической развязки событий в североосетинском городе он признал, что государство не смогло обеспечить безопасность.

Казалось бы, все верно. Но выбор слова «государство» отнюдь не случаен. Президент, выражая соболезнования погибшим и пострадавшим, говорил «я» или «мы». Но ответственность — по крайне мере в речи — Путин переложил на абстрактное понятие «государство». Для большинства слушающих такие вещи не слишком заметны, однако, по мнению специалистов, они ощутимо влияют на восприятие речи аудиторией.

Анализ официальных речей — дело неблагодарное. Их пишут профессионалы, точно зная, кто и как отреагирует на те или иные слова. Безусловно, произносящий их правит, корректирует, ставит смысловые ударения и так далее. Но тем не менее в заявлениях российских лидеров после терактов за последние десять лет можно легко увидеть одинаковый протокольный набор тезисов: намечаемые меры по наведению порядка, призывы к населению (к сплочению для борьбы с терроризмом, бдительности, не поддаваться панике), выражения соболезнования, обещания (наказать виновных, оказать помощь пострадавшим), мысль о недопустимости национальной розни, слова о России и ее врагах. Тональность подобных выступлений всегда очень жесткая.

У Александра Лукашенко, судя по всему, не было времени обращаться к профессиональным спичрайтерам. Тон его заявления позволяет говорить о том, что белорусский президент искренне считает виноватым себя, пытается объяснить слушающим, что случившееся — провал его работы. Он говорит: «едим государственный хлеб». Этот словесный оборот показывает, что Батька осознает: «его кормит народ», а это накладывает на него обязательство этот «хлеб» отрабатывать.

Лукашенко в своей речи четко разделяет «вы» и «мы». «Вы» у него — белорусы, люди, имеющие право требовать от правительства отчета за ошибки. «Мы» — правительство и он сам, не предотвративший гибель, а значит, недоработавший.

Александр Асмолов, психолог, академик Российской академии образования

Персональная ответственность избранного главы государства за все, что происходит в его стране, — это гарантия не только оборонной, но и личностной, психологической безопасности каждого гражданина.

И при всем тоталитаризме режима президент Белоруссии все же взял ответственность за взрыв в минском метро на себя. Это психологически оправданный и очень взвешенный ход. Сделав такое заявление, Александр Лукашенко набрал «человеческие» очки.

Что касается наших политиков, то, как говорится, «не судите, да не судимы будете». У них свои мотивы.

В нашей стране есть своеобразная коллективная форма ответственности, а ее оборотная сторона — диффузия ответственности. Когда вина делится на всех и получается, что никто конкретно в каждой отдельной трагедии, каждой отдельной проблеме не виноват. Нет ничего страшнее этого.

Андрей Суздальцев, политолог, доцент факультета мировой политики и мировой экономики Высшей школы экономики

Заявление Лукашенко — капитуляция. После выборов была проведена «зачистка» политического поля. Сажают недовольных. Большое количество политзаключенных. Огромная эмиграция, докатившаяся до Москвы.

Страна находится в тяжелом экономическом положении. Люди стоят в очередях за валютой. Производство останавливается.

В своем новогоднем обращении сам Лукашенко признал, что в стране — раскол общества на две части. Тогда же президент расхваливал спецслужбы за пресечение происков врагов государства. И тут эти спецслужбы пропускают такой террористический акт.

Обратите внимание, ведь Лукашенко сказал: «мы виноваты» и «я предупреждал». Это ключевые слова. «Мы» — это система. И подобными словами лидер страны указывает на то, что виновата система, а не он лично.

Нельзя сказать, что своими заявлениями президент Республики Беларусь «сбил» напряжение в обществе, уменьшил количество недовольных собой, своей политикой. В стране сейчас полная паника. Люди не отпускают детей в школы. Кто-то нашел какой-то сломанный автобус, и тут же пошли слухи, что его тоже взорвали. Люди не могут добраться до работы — метро остановлено. Город парализован. Из магазинов «смели» все.

Белорусы ждут продолжения терактов.

Не исключен и вариант того, что данный теракт и другие трагедии, если вдруг взрывы продолжатся, приведут к событиям, подобным египетским, ливийским и так далее.

 

Материал подготовили: Мария Пономарева, Сергей Шурлов, Александр Газов