В бюджете страны нет средств на выполнение предвыборных обещаний Владимира Путина, среди которых значилось повышение зарплаты преподавателям и научным работникам. Это и есть главная причина запуска мониторинга вузов и последующего за ним решения о реорганизации, слиянии и сокращении учебных заведений.
Если до обнародования итогов мониторинга еще можно было спорить о качестве обучения и необходимом для страны количестве высших учебных заведений, то уже готовый список подлежащих реформам академий, университетов и институтов показал: все делается исключительно ради денег.
Казалось бы, хотите улучшить уровень подготовки специалистов с дипломами и привести в норму пропорцию выпускников и нужных стране специальностей — сокращайте безостановочно появляющиеся юридические факультеты, открытые при непрофильных вузах, многочисленные «менеджменты» и «по связям с общественностью». Все — вот вам реформа образования.
Но нет, убирают в основном агрономические и педагогические вузы, полярную академию, молочный институт, институты прибороустройства. То есть те высшие учебные заведения, без выпускников которых стране придется трудно.
Ну ладно, допустим, агрономы нам не нужны — сельское хозяйство все равно погибнет при нынешнем подходе. Молоко тоже, наверное, лучше покупать в Белоруссии, а приборы — в Китае и Европе. Или зачем нам Государственный специализированный институт искусств, где учат ребят-инвалидов? Пусть люди с ограниченными возможностями дома сидят, заодно и нет необходимости оборудовать здания специальными приспособлениями для таких студентов.
А вот как быть с учителями? Под сокращение попали региональные педагогические институты, обеспечивающие преподавателями свои области. Хотя есть вероятность, что у Министерства образования все продумано: поскольку реформа школьного образования не за горами, а по ней главных предметов будет не так уж и много (физика, химия, география, биология, литература станут по большей части платными, дополнительными и на выбор родителей), то действительно, зачем России столько педагогов. Тем более что в регионах появятся и более квалифицированные специалисты — сокращенные преподаватели с научными степенями пойдут из вузов в школы, деваться-то некуда.
Кстати, о науке. Большинство диссертаций — как докторских, так и кандидатских — защищаются не в Академии наук, а в вузах, вдруг ставших ненужными. Например, «неэффективный» Московский государственный педагогический университет — один из самых уважаемых в стране, с лучшим после МГУ филфаком, где в ученом совете работают авторы почти всех учебников по литературе. Он-то чем не угодил? Может, тем, что его ректор Матросов не собрал полную аудиторию, когда туда приезжал Медведев?
Количество преподавателей с учеными степенями в «черном списке» вузов огромно. В соответствии с обещаниями Владимира Путина, за степень должны доплачивать, и немало. Ясно, что денег в бюджете на это нет. Формально власть крайне обеспокоена ситуацией с зарплатой преподавателям — президент уже делал за это резкие замечания Ливанову. Вот министр и решил проблему…
Если реформу не остановить, высшее образование перейдет на самоокупаемость. Студентам из сокращенных вузов нужно будет где-то доучиваться — пойдут в другие, на платные отделения. Преподавателям надо работать — согласятся читать лекции большему количеству студентов за ту же зарплату. В общем, экономика должна быть экономной — минимизируем бюджет.
Так что спор о критериях, по которым отбирались «нехорошие» вузы, бесполезен. Есть цель, есть задача — есть ее реализация.
Комментирует Александр Пономарев, доцент кафедры Конституционного и муниципального права РУДН
В России нет государственной политики в сфере образования. Единственный раз за 12 лет Владимир Путин сказал, что образование должно быть конкурентоспособным. Все остальное, о чем вещает власть, касается финансов и деталей.
Что такое в принципе эффективность? Это переменная величина. И критерии — тоже величина переменная. Вот и получается, если говорить о реформе вузов: определяли непонятные критерии непонятной величины. Здесь серьезнейшая логическая ошибка. Нельзя говорить о критериях эффективности. Можно говорить об эффективности как о высокой или низкой. Если эффективно, то не могут быть применены какие-то малозначительные критерии для определения степени эффективности. Если эффективность низкая, не могут быть применены высокие критерии. То есть в самом обосновании мониторинга уже словоблудие.
Теперь давайте разберемся. Заменим критерий эффективности на другой. Вуз приносит пользу стране, обществу, людям или играет какую-то конструктивную роль в развитии: в духовном, экономическом, политическом или не играет. Но перед тем как это обсуждать, нужно вспомнить одну вещь, о которой сегодня никто не говорит, — образование само по себе выполняет важнейшую социальную функцию.
Система образования у нас в России на протяжении последних 20 лет выполняет функцию социального отстойника. Потому что меньшая часть получает профессиональные знания. И из этой меньшей части, получившей профессиональное образование, еще меньшая работает по профессии.
Причины две: для мужской части студентов — желание откосить от армии. А большая часть поступает в вузы потому, что никакой иной перспективы в деградирующей экономике нет. Мы говорим, что надежда умирает последней. Поэтому и родители надеются: получит образование — как-то устроится, есть какой-то шанс.
Наша система образования из советской — школа подготовки профессиональных кадров для государства, страны, общества — превратилась в хаотичную, плохо организованную, забюрократизированную систему, которая работает сама на себя. Преподаватели ходят в вузы, потому что им нужно на что-то жить, они зарабатывают. Студенты тоже ходят (не учатся), потому что им некуда деться. То есть система высшего образования функционирует по принципу «вы делаете вид, что учитесь, я делаю вид, что вас учу». И это явление приобрело невероятный масштаб.
Возникает вопрос: нужно ли менять систему высшего образования, если она такая? Да, нужно. Вопрос второй: каким образом? Провести ревизию всех вузов и отобрать достойных, ликвидировать недостойных, убрать их? Это можно, но это нарушение основной, социальной, функции вуза. Допустим, закрывается литературный институт. Те, кто учился в это единственном, специализированном вузе, остаются без всяких перспектив.
Сейчас модно говорить о социальных лифтах. Высшее образование — один из социальных лифтов. И государства само этот лифт устанавливает у десятков тысяч молодых людей. Это преступление, невыполнение основной социальной государственной функции. Как бы я делал на месте правительства — я бы определился, и в этом ничего нового нет, с необходимостью тех или иных профессий. Можно пойти путем, как пошли некоторые страны — Япония или некоторые государства Запада, где стремятся дать высшее образование всем. Но там другая задача — через высшее образование человек растет духовно. Он, может быть, и не устроится работать по профессии. Но нужно развиваться. Поэтому в США, например, человек может стать студентом в 50 лет. Гуманитарная составляющая технических вузов США около 30 процентов. А у нас в технических вузах что из гуманитарных предметов читают? Только философию и иностранные языки. Литературы в технических вузах не было и нет. Культурологии не было и нет, социология только сейчас появляется, но не в тех масштабах, что в Соединенных Штатах. Почему американцы, прагматичные люди, на технических специальностях дают гуманитарных блок? Они формируют сознание, мировоззрение человека, патриотизм гражданина страны через вторую, чувственную половину мозга. Рациональная ведь развивается в ходе изучения технических дисциплин.
Министерство образования чисто формально, по формальным признакам оценивало эффективность вузов — сколько иностранцев, с каким баллом в вуз идут абитуриенты. Это неконституционный подход. У нас в Конституции тоже закреплено равенство. Но если будет закрыто 30–40 процентов вузов, значит, мы делим общество на тех, кому доступно образование в эффективных вузах, и на тех, которые обречены жить без образования. Это нарушение основного конституционного принципа о равенстве прав. Кто мешает провести инспекцию вуза, найти слабые места, усилить все слабое? Никто. Говоря медицинским языком, болезнь нужно лечить, а не отрезать голову, если мозги болят.
Материал подготовили: Мария Пономарева, Александр Газов