Челябинский болид вызвал в РФ бурю восторга, ведь больше в космической сфере нам восторгаться нечем

Аглая БОЛЬШАКОВА,

обозреватель «Особой буквы»

Если мы не идем в космос, то космос идет к нам

Если мы не идем в космос, то космос идет к нам
У России с космосом так же, как у Испании с океаном: мы дряхлеем, ностальгируя о былом величии. На этом фоне Челябинский метеорит обречен был на превращение в предмет для национальной гордости: к нам же упал, не к «америкосам».
18 февраля 2013
По прошествии трех суток, когда первые шампанские страсти улеглись, а американские ученые подсчитали нам мощность взрыва над Челябинском, у многих мороз прошел по коже. Стало ясно, на краю какой катастрофы были и город, и весь Урал. И все равно Челябинский болид — это неимоверно круто. Космос словно бы напомнил нам: «Эй, русские, вы живете не только для того, чтобы ковыряться в пыли этой планеты! Смотрите хотя бы иногда в небо, мечтайте обо мне, дерзайте покорить меня! У вас же это почти получилось, вы были самыми лучшими, самыми крутыми!»

«Мы русские! Какой восторг!» — эта суворовская фраза появилась в ленте «Твиттера» утром в пятницу среди кучи роликов с небесными вспышками и матом-перематом, среди шуток, карикатур и прочего веселья, связанного с Челябинским метеоритом. И эта фраза как нельзя лучше отражала эмоциональное состояние многих россиян, в том числе и челябинцев. «Необъяснимый энергетический позитив», — было сказано об испытываемых местными эмоциях одним моим знакомым. «Весело и страшно», — говорили о таком настроении уличные радикалы времен моей юности. С ударением на слове «весело», само собой.

На многие тысячи квадратных километров на планете Земля раскинулись пустыня Сахара, Гималаи, сельва, африканские саванны и прочие суровые безлюдья. Океан доминирует над сушей, две трети поверхности Земли занимает или что-то вроде этого. Так ведь нет: не где-то, а в России, и не просто в России, а над многонаселенным городом треснуло и загорелось небо. Еще за несколько часов до метеорита Демьян Кудрявцев в «Твиттере» интересовался, где пьют и слушают музыку в Челябинске. Вот же этот Челябинск, в наших телефонных книжках, в нескольких нажатиях телефонных кнопок от нас. И туда, в Челябинск, пришел раскаленный космос. Это не полуостров Юкатан: вот же город — рядом, и вот великое событие — тоже рядом.

Падение метеорита на Урале стало новостью номер один в мире. Мы собрали все самое интересное из западных СМИ. (ДАЛЕЕ)

И дух захватывает от видеозаписей, на которых студенты челябинского универа в ужасе и восторге кричат: «Вот это приключение, вот это материал засняли!»

Мы уже в космосе не первые — будем честны сами с собой, — и американский, а не наш марсоход ковыряется своими щупальцами-манипуляторами в почве Красной планеты, и американский космический аппарат покидает сейчас Солнечную систему, и западные, а не российские телескопы всматриваются в глубины Вселенной, фотографируют далекие галактики. У нас же одна авария на космических стартах за другой и какая-то непонятная возня с Казахстаном из-за Байконура. Россию можно сравнить с Испанией, которая когда-то в XVI веке была морской державой номер один, но потом постепенно пришла в упадок, сдала позиции Англии, Франции, Голландии. У нас с космосом так же, как у Испании с океаном: мы дряхлеем, ностальгируя о былом величии. На этом фоне челябинский болид обречен был на превращение в предмет для национальной гордости: к нам же упал, не к «америкосам».

Челябинские события оторвали Россию от серой изматывающей рутины с ее скучной экономикой, мрачной политикой, пустой культурной жизнью. Космос словно бы напомнил нам: «Эй, русские, вы живете не только для того, чтобы ковыряться в пыли этой планеты! Смотрите хотя бы иногда в небо, мечтайте обо мне, дерзайте покорить меня! У вас же это почти получилось, вы были самыми лучшими, самыми крутыми!»

Были, да. Сейчас тема космоса почти отсутствует в российской политической повестке. Ну, иногда профильный премьер Рогозин после очередного провала с очередным запуском, надувая щеки, грозит чуть ли не расстрелами. Ну, несистемная оппозиция скептически хмыкает: какая космическая программа может быть у страны «распилов» и «откатов»? Ну, КПРФ угрюмо бурчит про погубленное советское наследие, и космос в этой риторике занимает место между «бедствующей деревней» и «разгулом разврата в СМИ». Но нет темы космической экспансии как одного из столпов национальной идеи — почему-то политикам кажется, что электорат не поймет и не оценит это направление.

На самом же деле народ и понял бы, и оценил, и воспринял с воодушевлением. Для той же оппозиции полное космическое фиаско России при нынешней власти могло бы стать серьезным политическим козырем — убедительным, неопровержимым. В 50-е годы наша страна запустила первый искусственный спутник, в 60-е начали пилотируемые полетные программы, в 70—80-е оседлали космическими станциями земную орбиту, начали запускать автоматические корабли к другим планетам, в начале 90-х появился «Буран»… Ладно, дальше идет восемь ельцинских лет, черное пятно в истории. Но за 13 лет Владимира Путина было сделано что? Ничего! Можно спорить о том, каково положение дел в армии, каковы наши позиции на постсоветском пространстве, каковы дела с медициной, демографией, — тут есть поле для дискуссий. В космической отрасли поля для дискуссии нет — в ней пустота, провал.

Россияне хотят от своей страны больших свершений. Мы с интересом и ревностью следим за чужими успехами, да. За адронным коллайдером, за ажиотажем вокруг бозона Хиггса, за тем, как западники, вооруженные супертелескопами, создают трехмерную карту нашей галактики.

Вот для нас, неграмотных, НАСА рассчитало подлинную массу челябинского болида и мощь его взрыва. Мы хотим быть крутыми, хотим, чтобы у нас была такая же эффективная умная штука, как НАСА, мы хотим свой телескоп «Хаббл», мы не хотим постоянно позориться с падающими спутниками. Наоборот, мечтаем гордиться своим, русским марсоходом, а не одними лишь выбитыми в Челябинске стеклами.

И да, круто было бы в будущем все же расстреливать астероиды ракетами, а не ждать, пока они рухнут возле огромного промышленного города.

 

Материал подготовили: Аглая Большакова, Александр Газов