Матвей Цзен о мигрантах, политике и о том, каково быть русским националистом с китайской фамилией

Матвей ЦЗЕН,

адвокат, политик, правозащитник

«У русской галактики нет границ с пограничными столбами»

«У русской галактики нет границ с пограничными столбами»
У русских есть два пути самоутверждения: либо начать вести себя как национальное меньшинство, по принципу «С волками жить — по-волчьи выть», либо перестроить государство так, чтобы обеспечивалось не декларативное равенство этносов, а реальное.
4 сентября 2013
Политическая адвокатура — относительно новое для современной России явление, поскольку раньше адвокаты старались держаться в стороне от общественного мейнстрима. Но времена меняются. Матвей Цзен — яркий представитель российской политической адвокатуры. И не только потому, что он участвует в качестве защитника в уголовно-политических делах, но и потому, что и сам является активным участником политического процесса. Еще недавно Цзен был муниципальным депутатом московского района Покровское-Стрешнево, а сегодня его можно увидеть на акциях русских националистов, на заседаниях Национал-демократической партии и в числе специалистов правозащитного центра «РОД».

— Как живется русскому националисту с фамилией Цзен?

Нормально живется (смеется). Ну, у меня дед китаец, по отцовской линии, вот, собственно, отсюда и фамилия. Остальные предки русские, насколько я о них знаю. Поэтому у меня получается на три четверти русское этническое происхождение, и на одну четверть я китаец. А культурно я полностью русский — вот, собственно и все. Родился и вырос здесь.

И, потом, просто у меня такая внешность, я не испытываю с этим никаких проблем. Наоборот, отчасти мне это даже помогло — моя внешность позволяет мне, если надо, выдать себя за человека другого, «восточного» менталитета. В некоторых ситуациях я себя выдавал за другого человека и видел, что ситуация меняется, меняется отношение, собеседник раскрывается.

— Например?

Ну, например, в общении с мигрантами из Средней Азии я слышал вещи, которые они русскому по внешности никогда бы не сказали. Ни о какой интеграции и ассимиляции речи не идет. Они все воспринимают совершенно по-другому. И они-то как раз очень четко понимают, где русские, где нерусские, где свои и где чужие, — у них совершенно однозначные взгляды на всю эту ситуацию, никто не собирается здесь интегрироваться, образовывать какую-то российскую нацию и так далее.

Ничего сделать с этим нельзя, потому что маркер человека — это его внешность, его язык. Нет сотрудников Центра «Э» (Главное управление по противодействию экстремизму МВД РФ (ЦПЭ) — Ред.), которые могли бы работать с азиатами, с кавказцами, — там все славяне в ЦПЭ, и их эффективность в этой среде равна нулю. В других силовых подразделениях ситуация примерно такая же, ненамного лучше. Особенно это касается выходцев из Азии, с кавказцами в органах чуть получше, в том смысле, что их там становится все больше...

— Как становятся националистами? Много Ивановых, Петровых, которых не интересуют вопросы идентичности и так далее. А ты как к этому пришел?

Я считаю, что мое смешанное этническое происхождение поспособствовало тому, что я задумался вообще над этими вопросами еще в подростковом возрасте. Но у меня никогда не было реального выбора начать себя считать китайцем — для меня это примерно то же самое, что начать считать себя эльфом. Я не испытываю какой-то тяги к китайской культуре, к китайскому языку, к китайцам. Ну китайская кухня мне нравится, наверное… У меня никогда не было сомнений в том, что у людей есть национальность, какая-то этничность (я не люблю слово национальность, оно советское, оно немножко путает).

У любого человека есть объективное этническое происхождение. Оно может быть смешанное и заметное, как в моем случае, может быть не смешанное и не заметное, как у большинства людей. Но еще есть и его, человека, самоидентификация и то, как его воспринимают окружающие люди. В норме эти вещи совпадают, но их все равно надо отличать, потому, что зачастую, к сожалению, многие русские, являясь этническими русскими по происхождению, не имеют русской самоидентификации, или она у них не актуализирована. И в этом проблема...

— Ты говоришь, что есть объективное этническое происхождение, и есть самоощущение, самоидентификация. Тогда все-таки выведи формулу: кто такой русский?

В общем виде русский — это этнически русский или имеющий значительный этнический русский компонент человек, имеющий русскую самоидентификацию и принимаемый другими именно как русский.

— Что значит «значительный этнический компонент»?

Ну, это значит, что если — как у меня, например, — есть какой-нибудь дед китаец или еще кто, это не является препятствием для того, чтобы человек был русским. Если мы берем этническое происхождение, то когда большая часть предков русские, тогда и сам человек по большей части русский. Мне кажется, это понятно, нет?

— Не очень. Можно быть больше русским, можно быть меньше русским?

С этнической точки зрения — да.

— А где тогда та грань: вот здесь он еще русский, а здесь уже не русский?

Граница наполовину. Если человек этнически является смешанным пополам, тогда первоочередное значение имеет его самоидентификация. На самом деле и этнос, и нация, и народ — это все понятия, которые оперируют не единицами людей, они оперируют миллионами, а в случае с русским народом — десятками миллионов. То есть это как галактика, в которой очень много звезд, миллионы и сотни миллионов, миллиарды — и соответственно галактика, она объективно существует. И вся совокупность звезд в целом составляет эту галактику.

Вопрос о том, где расположена та или иная звезда — в центре галактики или на ее периферии, — не принципиален для определения принадлежности звезды именно к этой звездной системе, как и нет у галактики жесткой пунктирной границы, и надобности в такой границе с пограничными столбами нет. Так и с каждым человеком: кто-то ближе к этническому ядру русского народа, кто-то дальше, но все вместе мы образуем русскую галактику.

— Ты был муниципальным депутатом. Сейчас ты адвокат, член партии НДП, политик, правозащитник по линии «РОД»… У тебя очень много сущностей. Who is Mr.Tszen?

Это просто разные аспекты моей личности. С профессиональной точки зрения я в широком смысле слова юрист, в более узком сегменте юристов — я адвокат, человек, который имеет адвокатский статус, сдавал экзамены и с 2002 года имею адвокатский кабинет. Соответственно, адвокатура является моим основным заработком, как говорится — «независимый советник по юридическим вопросам». Ко мне обращаются с юридическими вопросами — я за деньги оказываю юридическую помощь.

С точки зрения политических убеждений я — русский националист в широком смысле этого слова и национальный демократ в более узком смысле понятия «националист».

С точки зрения общественной деятельности — деятельности, которая не является строго профессиональной и не является, строго говоря, политической, — я являюсь правозащитником и являлся в 2008—2012 годах депутатом района Покровское-Стрешнево, потому что по большому счету муниципальный депутат — это тот же общественный деятель. Вот, собственно, и все.

Мешает ли это друг другу? Нет, не мешает, а, наоборот, помогает. Понятно, что мои профессиональные навыки как юриста — они, конечно, позволяют мне быть более эффективным правозащитником. Фактически правозащита для меня означает то же самое, что я обычно и делаю, — оказываю ту же юридическую помощь, только уже бесплатно, вот и все.

— Много говорят о двойных стандартах российского правоприменения. Ты как адвокат, наблюдающий это самое правоприменение на практике, можешь подтвердить или опровергнуть тезис, что, допустим, скинхеды и кавказская молодежь за одни и те же проступки наказываются по-разному: первые получают по всей строгости закона, а вторые отделываются легким испугом?

Я не думаю, что судьи и следователи относятся с какой-то предвзятостью к русским или с благосклонностью к кавказцам. Скинхеды действительно получат больше, но не потому, что они русские, а потому, что они скинхеды — то есть потому, что они сделали это из политических взглядов, которые на языке нашего законодательства трактуются как экстремизм. На самом деле экстремизм — это один из вариантов политических взглядов. Поэтому они получат больше.

А кавказцы получат меньше, но не потому, что они кавказцы сами по себе, а потому, что с высокой вероятностью за них вступится их национальная диаспора, у них будут хорошие адвокаты, у них будет всесторонняя поддержка с воли, в том числе это поддержка либо коррупционная, либо административная — через высокопоставленных земляков. У русских такой безусловной взаимовыручки нет.

— Но это все равно получается, потому что они кавказцы...

Но механизм получения конечного результата другой! За каждым таким приговором стоит определенный механизм, проводится определенная кулуарная работа.

— Значит, русским надо стать меньшинством, чтобы начать вести себя сплоченно, как ведут себя диаспоры?

Ну, понятно, что если начнется геноцид русского народа, то последний миллион русских будет сопротивляться крайне отчаянно и умело. Но это не то, чего мы хотим.

Выхода два: либо начать вести себя как меньшинство, будучи реально большинством, либо перестроить государство таким образом, чтобы обеспечивалось не декларативное равенство, а реальное — вне зависимости от этничности. Первый вариант — это, как говорится, «С волками жить — по-волчьи выть», второй вариант — это развитие государства на европейский лад.

— Получается, что пока развитие идет по пути «диаспоризации» русского населения, конкурентоспособны в современной агрессивной социальной среде лишь сплоченные анклавы: байкеры, футбольные фанаты, казаки, некоторые профессии, вроде шахтерского братства, и тому подобное.

Еще та же правая субкультура, она тоже...

— Ну, правая субкультура, как мне представляется, она очень рыхлая, даже по сравнению с теми же околофутбольными структурами...

Ее рыхлят, поэтому и рыхлая, не надо забывать об этом. Я уверен: если бы против байкеров работал центр по борьбе с байкеризмом, то и они были бы «рыхлыми».

Материал по теме: в ближайшее время могут быть внесены изменения в Закон об адвокатской деятельности и кодекс адвокатской этики. Само собой, предлагается «подзакрутить дисциплинарные гайки». Юридическое сообщество воспринимает такие «реформы», мягко говоря, скептически. (ДАЛЕЕ)

— В последнее время обсуждаются возможности изменения закона об адвокатуре. Вплоть до предложения запретить адвокатам участвовать в какой-либо общественно-политической деятельности. Как ты относишься к таким инновациям?

Прежде всего, я хочу сказать, что с политическими адвокатами — с теми, кто работает с политическими заключенными, — с ними ведется определенная борьба. Недавно, например, были серьезные неприятности у адвоката Игоря Поповского. Поэтому я психологически готов к тому, что такого же рода неприятности могут возникнуть и у меня в любой момент. И по сравнению с фальсифицированным уголовным делом какие-либо законодательные изменения относительно адвокатского статуса кажутся не такими уж страшными. Это я к тому, что адвокаты — они люди пуганые.

Но если возвращаться к вышеназванным инициативам, то я не вижу никаких оснований запрещать адвокатам заниматься общественной, политической деятельностью, потому что многие из известных политиков были адвокатами и юристами в широком смысле слова. Право и политика — вещи взаимосвязанные. Адвокат не обладает властными полномочиями. Логичнее, чтобы судья и прокурор не занимались политической деятельностью, или полицейский, или чиновник, кроме выборных должностей. Но адвокат — почему нет?

— Как ты пришел в политику? Многие политики — юристы (или хотя бы сыновья юристов), но не многие юристы — политики...

Поворотный момент был, когда я узнал о деле Иванниковой, это было лето 2005 года. Я узнал о нем буквально за полчаса до начала митинга в ее поддержку, прочитал и понял, что я должен что-то сделать. Я сел на троллейбус и доехал до Пушкинской площади, где попал на митинг, увидел там Белова, Крылова, и понеслось. То был переломный момент в моей жизни.

— Твои взгляды как то менялись с тех пор?

Сначала, не скрою, в первый срок президентства Владимира Путина я его поддерживал, так как считал, что он наводит порядок в стране.

— Ну, после Ельцина многие так считали...

Критически к Путину я стал относиться в течение его второго срока, когда увидел, что тот позитив, который он привнес, заканчивается, а развития, прогресса нет. И многие проблемы — в частности, иммиграции, межнациональных конфликтов, социального расслоения — они просто игнорируются.

Сначала казалось, что это какая-то ошибка власти, которую можно исправить. Казалось, если актуализировать проблематику и власть ее увидит, то она исправит положение дел. Но потом пришло осознание того, что это не ошибка и не упущение по недосмотру, а целенаправленная политика, выбранный курс.

Ну и окончательно я разочаровался в Путине после операции «преемник». Мне казалось логичным, что будут выдвинуты два кандидата от партий власти — Иванов и Медведев. Медведев как более либеральный, Иванов как более консервативный, и общество могло бы выбрать между ними двумя. Это дало бы толчок к двухпартийной системе, может быть, даже по американскому образцу. Управляемая демократия, но не в смысле марионеточная, а в смысле стабильная, когда люди могут реально сами избирать, но из ограниченного круга вариантов. А когда Путин от этого всего отказался и пошел по пути рокировки, то я как избиратель был окончательно в такой политике Кремля разочарован.

 

Материал подготовили: Алексей Барановский, Александр Газов