Существует два типа террористических актов. Первые направлены против правоохранительных органов и спецслужб — то есть фактически против действующей в том или ином регионе власти. Причастные к взрывам милиции, ФСБ и других силовиков очень легко отслеживаются. Ответственность за них берут в основном одни и те же структуры вооруженного подполья, которые хорошо известны представителям федерального и местного руководства. Подобного рода теракты мы постоянно видим в Дагестане и Ингушетии.
Жертвами терактов второго типа становится случайное мирное население, как это было в московском метро и в Ставрополе. Здесь ситуация с поиском виновных гораздо сложнее, поскольку организаторы таких акций давно уже не имеют отношения к вооруженному подполью. Скорее всего, если там и участвуют люди, этнически связанные с Кавказом, то как отщепенцы и агентура различных структур — в том числе и силовых.
Говоря о теракте в Ставрополе, необходимо учитывать его контекст. Поэтому версий о его целях достаточно много. Во-первых, он может быть направлен против Александра Хлопонина, чтобы вывести Ставропольский край из-под его контроля и дискредитировать его как политика в глазах федеральной власти. Во-вторых, теракт может дать старт кампании по изгнанию диаспоры кавказцев из региона. В третьих, его целью, возможно, является попытка акцентировать неспособность президента предпринимать какие-то последовательные, системные действия по нормализации обстановки на Северном Кавказе.
В зависимости от того, какое пропагандистское использование будет дано этому теракту, кто воспользуется его последствиями в тех или иных политических целях, будет понятно, кто был в нем заинтересован.
Но общее поле для всех этих интерпретаций заключается в том, что такого рода террористическая деятельность давно ушла из-под контроля оппозиционных организаций вооруженного сопротивления. Сопротивление больше не контролирует эту ситуацию — оно может только в отдельных случаях либо отказываться, либо соглашаться с тем, что акции записываются на их счет. Но остановить их подполье не может. Что неминуемо отчуждает его от общественного мнения, политических целей и так далее.
Кроме того, с какой стороны ни посмотри на этот теракт, он в любом случае является ударом против нового субъекта федеральной структуры и его руководства. Изначально Александр Хлопонин многим на Северном Кавказе мешал, и прежде всего Рамзану Кадырову, который сразу же выразил недовольство его назначением. Естественно, что появление в регионе столь масштабной фигуры, наделенной конкретными и очень широкими полномочиями, пересекающимися с президентскими полномочиями данных автономных республик, не могло не помешать Кадырову. С его амбициями, с его претензиями на то, чтобы руководить всем Северным Кавказом, — тем более.
Поэтому конфликт интересов здесь совершенно очевиден. Еще раз повторяю: я допускаю, что целью взрыва является начало кампании по изгнанию из Ставрополья кавказских диаспор. Но и она, в принципе, все равно сводится к антихлопонинской.
Не столь даже важно, какие конкретные шаги полпреда спровоцировали его недоброжелателей на террористический акт. Тут главное не те действия, которые находятся на виду и, скажем, обсуждаются в прессе, а скрытая, аппаратная, подковерная борьба, которая ведется в сфере взаимных попыток ограничить полномочия друг друга.
Ограничение полномочий — это главным образом пресечение доступа к бюджетным средствам или свободы их распоряжением. Это пресечение возможностей бесконтрольных действий на вверенной конкуренту территории и так далее.
Поэтому в данном случае закулисная борьба гораздо важнее каких-то публичных акций. Публичные акции в нашей стране уже давно потеряли свое реальное политическое значение и в основной массе носят характер предлога для пиара.
Вместе с тем в этом аппаратном противостоянии я отдаю предпочтение Александру Хлопонину. Уверен, что в ближайшее время его перспективы сохранить пост полпреда Северо-Кавказского округа вряд ли могут быть отрицательными. Потому что в целом понижается тот потенциал политической власти и контроля, которым владеют и Кадыров, и его покровитель — премьер-министр правительства. В этом смысле положение президента Чечни гораздо более шаткое.