Митинг на Триумфальной площади в рамках «Стратегии-31»

Борис Немцов, значение акции «Стратегия-31»

• В высоком качестве (36,51 Мб)
• В низком качестве (17,26 Мб)

Павел Шипилин: Скоро 31 октября. И вы, видимо, опять пойдете на этот митинг. Зачем вам это?

Борис Немцов: Да не мне это нужно.

ПШ: А кому?

БН: Детям моим. Моим товарищам. Соратникам. Всем людям, у которых есть чувство собственного достоинства.

Что такое 31-е? 31-е — это борьба за наше конституционное право. Причем самое такое очевидное и банальное: право на мирное собрание. Право на свободную прессу. Право избирать на честных выборах власть. Право на справедливый суд. Эти права были растоптаны Путиным. Теперь его партнером продолжает растаптываться. Кто-то же за это должен бороться. Это первое.

Второе. Эта акция показывает истинное лицо режима. Когда человек едет на «Ладе Калине» такой весь белый и пушистый, такой весь гламурный скачет на лошади по тунисским степям — это все дешевый пиар. Так же как и тушение пожаров. Это все дешевая уловка для тех, кто ничего не понимает. А истинное его лицо вот это…

ПШ: То есть это как капля воды — эта концентрация.

БН: Это оно и есть. В этом он, кстати, признался в своем самом разоблачительном интервью с Колесниковым. Это действительно очень откровенная и очень разоблачительная вещь: «Отоварить всех дубиной по башке». В этом и ненависть, и боязнь собственного народа. И, кроме того, презрение к закону. Потому что, по закону, бить людей — это преступление.

А третья вещь очень важная — это единственная акция, которая имеет мировой резонанс. Об этом говорят в мире. Это значит, что проблема нарушения наших с вами прав волнует не только москвичей и нижегородцев, но и в мире.

Что еще важно? Это малочисленная акция. Она не будет массовой. Объясню почему. Очень мало людей, которые сознательно готовы идти под дубину. Я их не осуждаю. Понимаете: дети, работа, здоровье, возраст. Не все такие сильные. Не все пассионарии. Не все такие бесстрашные. Все разные. Поэтому это все-таки акция людей убежденных и довольно сильных. Пассионарий.

Поэтому я считаю, что одной «Стратегии-31» мало. Нужны еще и другие акции.

ПШ: Если говорить о пассионарности, Гумилев придумал этот термин, и он имел в виду пассионарность этноса. А вы говорите теперь о пассионариях. То есть отдаете отчет в том, что этнос, наше общество, сообщество людей как раз пассивно, а не пассионарно. То есть вы все-таки индивидуализируете это участие.

БН: Так оно и есть. Ну смотрите, в акциях участвует от тысячи до двух тысяч человек. После того как обещал так называемый лидер всех «отоварить по башке», число участников не уменьшилось. Было около тысячи человек. Это очень мало. И это, конечно, для нас закалка. Понимаете, нас дерут, а мы крепчаем. Но требовать, чтобы это все было в стотысячный митинг превращено, невозможно.

Поэтому моя позиция такая: если мы хотим избавиться от Путина, от того беспредела и воровства, которое он учинил в нашей стране, то нам надо параллельно со «Стратегией-31» заниматься подготовкой массового стотысячного митинга в Москве с требованием «Россия без коррупции и произвола». Или, говоря попросту, «Россия без Путина».

ПШ: То есть вы не скрываете своих планов? Это же почти как революция.

БН: Я абсолютно не скрываю своих планов. Я считаю, что у нас политика делается только на улицах. У нас уничтожен парламент. У нас не избраны ни губернаторы, ни мэры — никто. Нас вытолкали на улицу. Поэтому мы занимаемся политикой на улице. А что нам делать?

ПШ: Вы потом увидите, какие будут комментарии вот к этой беседе: не все будут вас поддерживать.

БН: Давайте вспомним. Вот был Калининград. Был митинг в 12 тысяч человек. Прошел мирно.

ПШ: Да.

БН: Он прошел мирно. Я там был. Милиция смеялась, хлопала в ладоши, когда кричали «Педросы-кровососы». Милиция смеялась. Бооса сняли? Революция случилась?

ПШ: Случилась.

БН: В чем?

ПШ: Сняли бедного губернатора.

БН: Это не революция. Это мы заставили власть прислушаться к людям. Второе: Шевчук на Пушкинской. Пять тысяч человек. Звука нет. Ничего нет. Но тем не менее Медведев принимает решение приостановить вырубку Химкинского леса. Это революция?

ПШ: По крайней мере добились своего.

БН: Это революция?

ПШ: Конечно, нет.

БН: Дальше — в Абакане был митинг против строительства кремниевого завода Дерипаски. Это там, где я был. Семь тысяч человек. Завод этот ядовитый. С использованием трихлорсилана. Это отравляющее вещество. Завод закрыли. Революция? Вы даже не слышали про нее.

Дальше — Нижний Новгород. Город Дзержинск. В городе Дзержинске три тысячи человек вышли и сказали, что мы не дадим отменить всенародные выборы мэра. И едросы были вынуждены согласиться. Там сейчас будут прямые выборы мэра. Это революция?

ПШ: Так это хорошо все, что вы рассказываете! Это замечательно!

БН: Конечно. Я предлагаю ровно так же его убрать. Вот ровно так же прийти на площадь Революции, чтобы уже было совсем понятно, или на Пушкинскую (там, правда, мало места), на Театральную, да хоть на Болотную… Прийти сто тысяч человек, сказать, что он нас уже достал, как Лукашенко белорусский народ. Мы хотим без коррупции, без произвола, без беспредела и без «дубины по башке». Хотим жить как нормальная европейская страна. Пошел вон отсюда. И сто тысяч человек будет стоять. Где здесь революция? Где?

ПШ: Но это не демократия.

БН: Абсолютная демократия.

ПШ: Демократия?

БН: Демократия — это возможность гражданам напрямую влиять на власть.

ПШ: А как же тогда опросы, где Путина поддерживает большинство?

БН: Правильно. Опросы формируются за счет вот этой пропагандистской зомби-машины. Называется Первый, второй каналы плюс НТВ. В авторитарных странах опросы никакого отношения к жизни не имеют. Это, скорее, слепок с телеэкрана.

ПШ: А давайте независимым социологам закажем.

БН: А я считаю, что они то же самое покажут. Я еще раз говорю, что дело не в цифрах. Дело в том, что в стране, где нет конкуренции политической и где нет свободы слова для наиболее значимых СМИ… Мы не берем «Особую букву» — вы не наиболее значимое СМИ…

ПШ: Ну зачем же нас так?

БН: …Нет общественного мнения. Оно полностью зомбировано с помощью телеящика. Если бы у нас были серьезные альтернативные, конкурирующие источники информации, то мы могли бы говорить о рейтинге Путина. А так его рейтинг — это количество минут, которые он провел в эфире. Вот сейчас Путина уберите, а меня поставьте. У меня будет ровно такой же рейтинг. Понимаете? Это вот так все делается.

ПШ: А меня?

БН: И вас тоже. У вас более благодушный вид. Поэтому вы еще быстрее завоюете симпатию наших неискушенных избирателей.

Поэтому все это мне понятно как божий день. Эта манипуляция называется общественным сознанием с помощью зомбоящика. Зомбоящик — это не средство информации. Это пропагандистская машина для промывания мозгов. Поэтому с этим все ясно.

Они явно не за то, чтобы в парламенте обсуждать вопрос импичмента или отставки правительства. Ровно так, как предусмотрено в нормальных демократических странах. Но они уничтожили парламент. «Это не место для дискуссий». Поэтому выяснилось, что место для дискуссий — это улица. Когда они скажут: «Ой, ребята, мы все перепутали. Мы не хотим, чтобы вы на улице нас снимали. Давайте мы сейчас вам зарегистрируем оппозиционную партию. Идите участвовать в выборах. Вот цензуру отменим на телевидении. «Черные списки», где вы фигурируете, мы тоже отменим. Приходите и будете участвовать в политической борьбе». Вот это будет наша победа. Мы скажем: «Да, хорошо. Годится». И не надо митинги собирать.

ПШ: То есть вы все-таки пойдете 31 октября и будет отстаивать свою точку зрения?

БН: А у меня есть выбор какой-то? У меня есть только один вопрос — это не 31 октября, 31 декабря. Потому что, если я не буду сидеть за праздничным столом, то это просто какая-то кошмарная история моей семьи. О 31 декабря я реально буду думать. Я, конечно, уверен, что они меня захотят «принять», чтобы я Новый год встретил где-нибудь в Тверском отделении либо в Таганском, Арбатском. Мы уже все их знаем. Я все это изучил. Не хотелось бы, честно говоря. А насчет 31 октября — это, очевидно, конечно.

ПШ: Желаем вам успехов.