Отчет Путина перед Госдумой
Лев Гулько: Здравствуйте. У нас сегодня в гостях первый заместитель руководителя фракции ЛДПР в Государственной думе Владимир Станиславович Рохмистров. Много вопросов. Ну, не много, а, как всегда, три, которые мы будем обсуждать. Но они все такие, что касаются, честно говоря, всех.
Начнем мы вот с чего. Вспомним выступление премьер-министра Владимира Путина, которое было 20 апреля. Он выступил с отчетом перед депутатами Государственной думы. Кстати, Максим Рохмистров — один из тех людей, который задал Владимиру Владимировичу Путину вопрос. Я бы вас вот о чем сначала спросил. Существует мнение, что это было скорее больше предвыборное выступление, чем отчет. Это одна группа экспертов говорит. Другая группа экспертов задается вопросом: нужны ли такие выступления, нарушающие регламент? Так нужны такие отчеты депутатам или нет?
Максим Рохмистров: Реально нужны. Единственное, для нормальной работы все-таки надо, чтобы отчету правительства был посвящен целый день, все пленарное заседание. Потому что это важнейшая вещь. Это год работы правительства. И, с учетом политического устройства нашей страны, чтобы можно было хотя бы вопросы задать. Столько, сколько мы хотим. Ведь вопросов было гораздо больше, чем три от фракции. Понятно, что у «Единой России» вообще ни одного вопроса не было. Это их лидер. Что они у него спросить могут? Поэтому, естественно, такие отчеты нужны. Что порадовало: отчет (вернее, доклад — начну с доклада) был, наверное, наиболее полным с момента введения такой процедуры, как отчет правительства. И в этом плане, собственно говоря, никто из оппозиции не роптал на то, что он длился два часа.
ЛГ: Ну а Владимир Вольфович? Он сказал, что нам испортили…
МР: Он сказал только то, что надо было сделать перерыв. Потому что действительно у нас все подстраивается под то, как удобно кому-то. У нас есть определенный регламент. У нас есть перерывы, которые сделаны для того, чтобы депутат, простите, сходил в туалет. Потому что когда сидишь четыре часа… Нормальному человеку достаточно тяжело выдержать четыре часа. Не все могут. У нас особый возрастной состав. У нас так принято.
Вообще, премьер-министр воспринимал все нормально. Непонятная реакция на выступления оппозиции была со стороны лидера «Единой России» в Государственной думе Бориса Грызлова. В своем выступлении он просто оскорбил все оппозиционные партии. Мягко говоря, это вызвало некоторое непонимание. В принципе его партия достаточно жестко ведет себя с оппозицией в Государственной думе, ограничивая какие-то основы демократии. Но мы очень редко опускаемся до оскорбления именно политических партий. Могут прозвучать резкие высказывания в адрес каких-то отдельно взятых личностей. Можно интерпретировать это как оскорбление, можно лишить слова или еще что-то. Но до оскорбления политической структуры дело не доходило.
А реакция премьера была достаточно адекватной. Он разряжал обстановку. Мало того, он действительно сказал, что ему интересно. Он достаточно быстро реагирует, в отличие партии большинства, на замечания или предложения оппозиции и, кстати говоря, признает это. Это не как наша партия большинства. Оппозиция внесла закон, его быстренько отклонили, а через три-четыре месяца переписали слово в слово и выдали за свой. Мы не ревнуем. Самое главное, чтобы результат был положительным. А он не скрывает и вполне спокойно говорит о том, что предложение шло от оппозиции. Что по роумингу был вопрос, он вспомнил сам. Мы уже сами, собственно говоря, забыли, что это наш депутат поднял вопрос о том, что сотовые компании немножко обнаглели с внутренним роумингом, даже не немножко, а сильно обнаглели. Он это воспринял, предпринял какие-то действия, чтобы это нормализовать. Другое дело, что не очень получилось, но у нас же ручное управление. Так ведь?
ЛГ: Да. Теперь о том самом вопросе, который вы задали. Если не сложно, напомните его.
МР: При наличии в нашем законодательстве соответствующей статьи очень сложно задавать прямые вопросы, связанные с национальной политикой, национальной рознью. Если ты из оппозиции, то тебя обязательно обвинят. Поэтому мой вопрос звучал достаточно корректно. Но суть его, кстати говоря, Владимир Владимирович поймал просто на лету. Я спросил, каким образом бунты и революции, которые происходят на Ближнем Востоке и в Северной Африке, скажутся на России и какие меры в связи с этим предпринимает правительство.
Можно было уйти от вопроса, сказав, что мы потеряем ряд выгодных для России контрактов или что ФМС готова к потоку беженцев. А можно было понять вопрос так (это, собственно, и было в нем заложено): не отразятся ли подобные вещи на нас, учитывая в ту сложную обстановку в стране, которая сегодня есть. Он так и понял. И ответил достаточно лаконично — и действительно на основную часть вопроса. Он сказал, что гарантия от всех этих бунтов и цветных, розовых, как угодно назовите, революций — стабильная социально-экономическая ситуация в стране. Действительно, так оно и есть. Другое дело, как этого добиться.
ЛГ: Как добиться такой ситуации?
МР: Как добиться того, чтобы не только в пределах Москвы и Санкт-Петербурга, но и на всей территории нашей Родины человек более или менее чувствовал себя человеком.
ЛГ: Кстати, о стабильной ситуации. Максим Станиславович, вы, наверное, много ездите по стране. Да?
МР: Приходится и достаточно часто.
ЛГ: В средствах массовой информации, в газетах эксперты приводят некие расхождения в цифрах. В докладе Владимира Владимировича приводятся одни, а на самом деле… Что происходит на самом деле? Что вы видели своими глазами? Если сравнивать с докладом премьер-министра, где вроде все потихонечку выстраивается.
МР: Я вам расскажу один случай. Премьер или президент (я, честно говоря, не помню) был на одном предприятии и сказал: вы достаточно неплохо живете, у вас средняя зарплата 30 тыс. рублей. А встречался он с рабочими, у которых зарплата 5—6 тыс. рублей. Конечно, никто помидорами кидаться не стал. Но в ходе обсуждения, которое потом состоялось, это, разумеется, вылезло. Средняя температура по больнице — это не тот показатель, по которому можно судить о состоянии больных. Понимаете?
ЛГ: Конечно.
МР: Когда начали разбираться, оказалось, что у рабочих зарплата 5—6 тыс. рублей, а у топ-менеджмента, как сейчас модно говорить, у директоров, замов — 300, 500 тысяч, два миллиона, три миллиона.
ЛГ: Ну да. Разделить на общее количество…
МР: Да. Если разделить на общее количество, то вроде получается неплохо. А реально около 90 процентов работников завода получают на грани прожиточного минимума. То же самое и с этой ситуацией. Потому что премьеру и президенту докладывают среднюю температуру по стране. Возьмем больницу. В ней лежат 30 человек. Пять человек при смерти, с температурой 42, у кого-то температура пониженная, 35, у кого-то нормальная, у кого-то 37. Средняя температура — 37,2. Вроде нормально. Да?
ЛГ: В больнице…
МР: 20 процентов уже умирают, остальные голодают. И только процентов 20 чувствуют себя нормально. Та же ситуация в экономике. И они в этом не виноваты. Они виноваты только в одном — в том, что за 12 лет пребывания у власти они (я имею в виду ветвь власти) до сих пор не поняли, что средний показатель развития экономики не есть показатель развития экономики страны.
В начале и середине 90-х годов страна стояла перед дилеммой. Надо было переходить к рыночным отношениям. Приняли план Чубайса, в соответствии с которым надо было срочно создать класс собственников. Как это сделать? Взять 20, 30, 40 близких человек и раздать им экономику страны. Так и появились частные собственники, то бишь олигархи, как их потом начали называть. Но вроде частная собственность.
Что дальше? Надо и налоги собирать, и в то же время как-то перестраивать всю экономику. Значит, необходимо создать преференции для тех направлений, которые должны достаточно быстро развиваться. А что быстро развивается? Финансовая сфера, потому что деньги туда, деньги сюда, деньги на деньги. Кругом одни деньги и ноль риска. Большие доходы. И торговля. Торговля — это что? Это оборот денег по малому кругу. Деньги — товар — деньги. Купил, продал, получил прибыль. И все себя хорошо чувствуют. Вот торговля и банковская сфера и получили у нас особые преференции.
Это положение сохраняется по сей день. Но если в начале 90-х это было терпимо, потому что была база предприятий еще из советского запаса, она имела какой-то невыработанный ресурс и работала. Но спустя 20 лет ресурс этой базы выработан. Сегодня мы занимаем чуть ли не последнее место по энергоэффективности и производительности труда. Мы 20 лет сидим все там же.
ЛГ: И это все признают. В том числе и премьер-министр.
МР: Да. Но налоговая нагрузка направлена на кого? На производителя. Понимаете? В этом и проблема. Деньги собрать с торгового предприятия? А он сегодня перерегистрировался, купил контору за 20 копеек, перекинул туда свои арендованные помещения — и все. Он опять в шоколаде. Он похоронил ту контору.
ЛГ: Выход какой?
МР: Выход — срочное изменение концепции налогообложения, срочное изменение. Потому что сегодня у нас увеличили налоговую нагрузку, а говорят о модернизации. Какая может быть модернизация, если у нас в экономике отсутствуют среднесрочные и долгосрочные кредиты?! А это концепция нашей кредитной финансовой политики — отсутствие долгих денег. Быстрые деньги, быстрый оборот, быстрая прибыль, быстрая доходность и вроде как наполнение бюджета. Эфемерность экономического роста.
ЛГ: Вы думаете, что премьер не в курсе? Думаю, в курсе.
МР: Вопрос в том, что так называемая институциональная теория, если мы к ней обратимся... Я, собственно, не очень знаю, что за люди смотрят вашу программу...
ЛГ: Будем на них надеяться.
МР: Это несколько нобелевских премий. О чем идет речь? О системе неэффективных институтов, которые способны сами себя поддерживать. Грубо говоря, обезьяна не будет пилить сук, на котором сидит. Возьмем, к примеру, систему налогообложения. В нашей стране (я не говорю обо всем мире) есть такой неэффективный налог — НДС, налог на добавленную стоимость. Кто платит этот налог? Налог платит производитель. А все остальные его засчитывают. В итоге он превратился вообще в очень странную вещь. Его можно насчитать сколько угодно. Взыскать его. И даже потом, через несколько лет, когда предприятие доказало в судебном порядке, что ему неправомерно насчитали, ему не вернут эти деньги, а зачтут в счет будущих платежей по налогам. То есть этот налог можно собрать в любой момент и в каком угодно количестве.
Но есть и другая сторона, которая, видимо, и поддерживает эту ситуацию. Во-первых, деньги можно вернуть тому, кто вообще ничего не делает. Нарисовал бумажку и получил из бюджета два или три миллиарда рублей. Получил, обналичил — и все. Чувствует себя хорошо. Во-вторых, в этой схеме задействованы все — от налогового инспектора до Вильяма нашего Шекспира. И кто же захочет создавать себе такую неприятность и самого себя лишать дохода? Вот, собственно, пример института, который у нас не эффективен. То же самое с полицией. Кто мешает взять в качестве критерия эффективность? Грубо говоря, за день можно 300 или 400 тысяч протестировать и выявить, кто из них эффективный, а кто нет. Не берут.
ЛГ: Если подвести некий итог нашей первой части, везде — в экономике, где хотите — нужно политическое решение. Да?
МР: Не просто политическое решение. Система ручного управления хороша, когда надо приять одно решение. А когда ты в системе ручного управления начинаешь решать все вопросы в стране, начиная с того, что там какое-то ТСЖ делает или кто у кого что украл и кому кредит не дают, это не работает. Потому что два человека, управляя ручным образом, с кораблем по имени Россия не справятся.
ЛГ: Я об этом и говорю.
МР: Система. Нужно создать систему.
ЛГ: Вот. Политическое решение о создании системы.
МР: А она возможна только в одном случае. Политическая система эффективна тогда, когда есть решение о принятии оппозиции.
ЛГ: Конкуренции.
МР: Конкуренции. Совершенно верно.
ЛГ: Понятно. Давайте мы на этом первую часть закончим. А во второй части вернемся к вашему вопросу к Владимиру Владимировичу. Речь пойдет о тех самых цветных революциях, но уже в преломлении к некоторым событиям, которые происходили у нас.
Россияне не считают выступление на «Манежке» проявлением национализма
ЛГ: Начнем опять же с вопроса, который Максим Рохмистров, первый замруководителя фракции ЛДПР в Госдуме, задал премьер-министру. Речь идет о цветных революциях и о последствиях этих цветных революций. Но что нам, собственно, Ближний Восток? Хотя там в принципе все похоже. Вот данные недавнего опроса, в котором участвовали 1600 горожан от 15 до 30 лет. Исследования проводили специалисты Агентства социальных технологий «Политех» при содействии Института этнологии и антропологии Российской академии наук по заказу Общественной палаты. Я вам сейчас зачту.
78 процентов опрошенных заявили, что считают недавние беспорядки на Манежной площади не националистическим выступлением, а акцией протеста против коррупции и этнической преступности. Здесь много еще всяких цифр. Общий вывод: большинство горожан вообще не верят чиновникам и сочувствуют тем, кто устраивал акцию на «Манежке». И больше симпатизируют, скажем, уже запрещенному сейчас ДПНИ, чем движению «Наши» или движению «Молодая гвардия». Вот такая зреющая протестная сила. Причем она не всегда поддается какому-то управлению. Так что у нас есть свои кадры для всяких разных революций.
МР: В моем вопросе звучало еще кое-что, чтобы направить премьера в нужное русло. Там была ссылка не только на Ближний Восток, на арабские страны, на мусульманские страны, где силен религиозный фактор. Все-таки ислам — это довольно молодая религия. Любая религия, когда молодая, она агрессивна. Но я сказал и другое. Я перевел стрелки на Старый Свет, то есть на Европу. В Европе сейчас везде побеждают ультраправые, как их там называют, партии. Но фактически все это те партии, которые были участниками конгресса ЛДПР, то есть дружественные ЛДПР партии. Все говорили, что с уходом Ле Пена партия «Национальный фронт» обречена на провал. Но пришла дочка Ле Пена, которая поддержала позицию своего отца. И сегодня они уже являются очень серьезной политической силой.
ЛГ: Она умная женщина.
МР: Возьмите Финляндию. Все знают анекдоты про финнов и дальние выборы. А кто там победил? Как раз ультраправая партия. И вопрос здесь в том, что заигрывание с национальными меньшинствами — не признание их и не отношения на равных, а именно заигрывание — приведет к тому, что либо будут серьезные беспорядки, либо, извините, победят правые, ультраправые силы националистического толка.
ЛГ: Причем неуправляемые. Вы говорите то, что недавно сказал Саркози. Он сказал (перефразирую), что мы стали уделять больше внимания тем людям, которые приезжают, чем тем, которые здесь живут. Вот такой смысл его речи.
МР: Да. А посмотрите на бюджет нашей страны. То же, что было в СССР, — заигрывание с национальными республиками, не равные отношения, а заигрывание. Именно заигрывание привело к распаду СССР. Сегодняшнее заигрывание с нашими национальными меньшинствами… Кстати, по нормам ООН Россия является мононациональным государством. Потому что, если представители одной национальности составляют более 70—75 процентов населения, государство считается мононациональным.
ЛГ: Да.
МР: У нас 80 процентов русских. Причем многие национальные регионы… Возьмем, к примеру, Коми — там два процента самих коми. Но тем не менее это национальная республика. Помимо всего прочего, сегодня принимаются какие-то законы, которые фактически будут заставлять людей изучать местный национальный язык. Вы, извините, слышали, чтобы в Удмуртии где-нибудь говорили на удмуртском языке, кроме как в селах? Даже в Ижевске 70 процентов населения не знают удмуртского языка. А сейчас заставят учить. Потом будет кадровая политика. Не знаешь удмуртского — не можешь занимать руководящий пост. А бюджетная политика? Возьмем дороги. Иваново — 500 млн рублей дотации из федерального бюджета на дороги. Рязанская область — по-моему, 400 с чем-то миллионов дотации на дороги. Ездить там невозможно. Я ездил и знаю. Там как после бомбежки. Чеченская Республика…
ЛГ: ...Которая недавно попросила у Москвы, по-моему, полмиллиарда, если не ошибаюсь.
МР: Дороги там строятся? Нет. Вспомните все скандалы. Так получилось, что все мои друзья занимались этими вопросами. Выделяли деньги на строительство жилья. Ничего не строится. Все уходит, причем уходит в Москву. Вы выйдите сегодня на улицу, посмотрите кадастры недвижимости! У нас представители определенных республик вдруг становятся очень богатыми. Там производства нет, безработица. Ничего нет. Но очень богатые люди приезжают оттуда в Москву и другие регионы и все скупают. Вот вопрос.
Нельзя заигрывать! И распределение дотационной части бюджета должно идти совсем по другому принципу — по количеству населения, еще по чему-то. Но вот так покупать благосклонное отношение?! Посмотрите на выборы. Меня это всегда удивляло. Во время выборов в эту Государственную думу мы сидели в Центральной избирательной комиссии, и в районе полпятого утра (кстати, это везде было озвучено) Башкирия вдруг выдает: за «Единую Россию» — 103 процента. Потом быстренько исправились. Это проскочило на экраны. Понимаете? Вот так они отбивают те деньги, которые получают. Этого не должно быть.
ЛГ: А что должно быть? Как должно быть?
МР: Должно быть нормально. Если в Ивановской области проживает миллион человек и у них такая-то территория и такая-то протяженность дорог, у них должен быть определенный коэффициент. Износ такой-то. Вот тогда они получают деньги. И обязательно контроль. Причем контроль должна осуществлять оппозиция, а не тот, кто, извините меня, сам эти деньги тратит.
ЛГ: Вы фантаст.
МР: Я не фантаст. Я понимаю, что мы к этому придем. И, кстати говоря, все страны с развитой демократией через такой период тоже проходили. Вынужден согласиться с классиками марксизма и ленинизма: все крупные состояния нажиты нечестным путем.
ЛГ: Этого не скрывают.
МР: Такой этап был везде. Но Россия вообще страна особенная. Мы единственная нация, которая трижды наступает на одни и те же грабли и при этом смеется. К сожалению, это так. Поэтому хотелось бы, чтобы, в третий раз наступая на те же грабли, мы хотя бы задумались. Вот сейчас приближаются выборы. Третий срок. Хочу напомнить нашим гражданам слова Черчилля (все-таки великий был человек), который говорил, что каждый народ имеет то правительство, которое он заслуживает. Поэтому народ у нас спрашивают. Раньше спрашивали один раз в четыре года, теперь — раз в пять лет. Вот спросят — и как вы ответите, так и ответите. Если все устраивает, то сидите дома. За вас проголосуют. Кстати говоря, фальсификации возможны именно тогда, когда нет явки.
ЛГ: Это правда. На этом мы заканчиваем вторую часть. Сейчас будет третья, в которой мы тоже будем разжигать некую, я бы сказал классовую, рознь, поскольку там будет много цифр — больших и красивых. Но это в третьей части.
Обнародование чиновниками своих доходов
ЛГ: Итак, начнем разжигать классовую рознь. Первый зампред комитета Госдумы по законодательству Владимир Груздев решил стать первым парламентарием, который обнародует свои доходы. Он рассказал об этом «Ведомостям». Довольно приличные доходы. В 2010 году его семья заработала 2 млрд 270 тыс. рублей. Это сам депутат и его супруга. Депутат рассказал, какие у него основные источники дохода. Реакция общества на такие вещи, как пишут эксперты, противоречива. Когда пришедший в политику из бизнеса декларирует низкий заработок, общество не верит, а когда честно показывает высокий — негодует. Часть завидует (я думаю, большая часть). В России нет пока такого понятия, как история успеха, как говорят некоторые эксперты.
Но общество можно понять, отмечает директор московского отделения антикоррупционного центра Transparency International Лена Панфилова. Ладно еще депутат Груздев. Источник его богатства известен. Настоящее негодование вызывает богатство роскошно живущих чиновников, депутатов. Они ничего ни в каких декларациях не показывают, но это все видно. Вообще показ этого всего лишний раз — разве это не разжигание? Чего вы показываете? Зачем? И так страна живет…
МР: Это попытка как-то остановить совсем зарвавшихся коррупционеров. Но здесь насчет депутатов я бы не особенно распространялся. Потому что депутат сам по себе ничем не распоряжается и никому ничего сделать не может. Наша задача — законы писать.
ЛГ: Кроме лоббирования.
МР: Да, лоббирование. Но для того чтобы лоббировать, надо иметь возможность влиять на правящую партию в лице ее президиума, который принимает решения. Влиять на каждого депутата бесполезно. Потому что правящая партия перед заседанием получает бумажку, как кнопку нажимать. Я реально выступаю с рядом законопроектов. И потом, мы же все общаемся. Я общаюсь с депутатами от правящей партии. Получается, что все они за мою законодательную инициативу. Но у них лежит бумажка. Если проголосуешь за, будешь наказан. Как президиум решил, так кнопки и нажимай. То есть здесь влиять бесполезно.
Поэтому депутаты — это некая особая часть. Можно говорить, что кто-то прикрывается депутатской неприкосновенностью. Хотя, как показывают последние события, если перебежал дорожку правящей партии, то за 15 секунд — не важно, есть состав преступления, нет состава преступления, — быстро все примут, возбудят дело. Если надо, то и в розыск подадут. Может быть, даже посадят. Когда надо, все это решается в пять секунд.
ЛГ: Да.
МР: Пытаются потихонечку что-то сделать с теми чиновниками, которые непонятно что и откуда берут. Хотя бы сделать так, чтобы им неудобно было брать. Хотя бы по-разному смотреть на эти вещи.
ЛГ: Смотрите, вот все эти истории с прокурорами в Подмосковье, с игорными столами, казино. Казалось бы, все — показали по второму каналу. Потом это как-то тихонечко замяли. В конце концов всех уволили. Народ же спрашивает: а где же посадки? То же самое было в Москве.
МР: Да. Мы полтора года орали. Нам присуждали миллионные штрафы. Мы говорим о коррупции в Москве, а ее якобы нет. Только ленивый чиновник не подал иск на ЛДПР и Жириновского. И везде в судах выигрывали. Президент принял решение. Сняли. Но никого не посадили. Что там с Рябининым?
ЛГ: Почему нет посадок? Где посадки?
МР: В этом как раз и состоит особенность однопартийной системы, что как бы могут слишком много рассказать. Это везде так. Я собираюсь вынести на обсуждение парламентский запрос в прокуратуру, который составлен на основании поручения президента и репортажа средств массовой информации, то есть Первого канала, о том, что в Рязанской области кто-то крышует те же самые игорные заведения. И когда прокурор по решению суда идет закрывать заведение, его увольняют из прокуратуры.
Мне понравилось заседание комитета, где обсуждался мой парламентский запрос. Он состоит из трех частей. Первое: нас беспокоит ситуация с игорным бизнесом, который запрещен по закону. Второе: нас беспокоит ситуация именно в Рязанской области, где только в одном районе города Рязани в открытую функционируют 23 игорных заведения. В одном районе! А за весь год работы прокуратура закрыла шесть по всей области. И на основании того, что президент, будучи в Рязани, велел разобраться с теми, кто крышует игорный бизнес, мы делаем запрос. И просим разобраться с ситуацией, когда прокурора, который по решению суда пришел закрывать игорное заведение, уволили с работы за то, что он препятствует деятельности хозяйствующего субъекта. Знаете, кто на вопросы отвечал?
ЛГ: Кто?
МР: Комитет вдруг пригласил зампрокурора Рязанской области. То есть я прошу на него отправить запрос, а комитет говорит: у нас оснований верить вам, депутату, нет. Мы верим прокурору Рязанской области, который говорит, что это поклеп. И этого запроса не будет. Хотя это противоречит здравому смыслу, закону. Нельзя, чтобы ответ на жалобу давал тот человек, на которого жалуются.
ЛГ: Поэтому отстаньте от депутатов, я так понимаю?
МР: Вопрос не в этом. Вопрос в другом. Есть разные депутаты. Есть, например, успешные бизнесмены.
ЛГ: Вполне.
МР: Я многих знаю. Я Груздева знаю. Это человек, который с палатки начал работать.
ЛГ: Я вам скажу, что, по моему личному мнению, в Думе вообще должны сидеть богатые люди. По-хорошему богатые. Их сложно подкупить. Им сложно дать взятку.
МР: Богатые бывают разные. Бывают богатые специалисты. Хороший специалист сильно бедным не бывает, потому что в принципе он всегда может заработать. Но если мы возьмем по составу, то состав тоже разный. Груздев — он работает. Но ко многим депутатам, даже и не богатым, у меня есть вопросы. Потому что они на заседания не ходят, не выступают. Они не работают. Я не согласен с Груздевым в части его законотворчества, но он работает. Мало того, я знаю, что свой бизнес он начинал снизу. Та же «Евросеть»… Так сложилось, что когда в нашей стране появилась мобильная связь, я ходил в к ним в офис. Две комнаты в полуразвалившемся доме арендовали основатели «Евросети». И у них работали две девочки. И вот за эти 15 лет они создали крупнейший бизнес, который в конце концов у них отобрали.
Поэтому есть разные бизнесмены. Есть такие, которые занимали разные должности. Груздев, кстати, когда начинал свой бизнес, никаких должностей не занимал. А когда богатейшими людьми вдруг становятся такие люди, как замминистра по продаже федерального имущества... Возьмем того же Бородина из «Банка Москвы». Мы сложили всю его зарплату. У него всегда были должности с официальной зарплатой, причем такие, где совмещение запрещено. Вот мы и сложили всю его зарплату за весь период. Он одного процента своего имущества на эту зарплату купить не мог.
ЛГ: Что предлагает господин Груздев? Государственный служащий должен обосновывать источник средств для дорогих приобретений. Ведь так?
МР: Не совсем так. Мне очень нравится, что у нас предлагают определенные товарищи. Допустим, больного может вылечить одна таблетка, а они говорят: давайте мы ему четвертинку дадим и посмотрим, а вдруг выздоровеет. Не выздоровеет. Надо дать целую. Чтобы закон о контроле над расходами начал действовать, нужна точка отсчета. Потому что сегодня, даже если мы введем этот закон, что будут писать? Средства у меня накопленные с 2003 года. На рынке тапочками торговал. Заработал деньги. Они в матрасе лежали. И вообще, мне бабушка оставила наследство в 1998 году. Всю жизнь копила, бриллианты покупала. Потом умерла. И я получил деньги. Все. Его нельзя привлечь. Для того чтобы закон работал, и мы каждый год это предлагаем...
ЛГ: Повторите, и мы на этом закончим.
ЛГ: ...Введение экономической амнистии. Мы говорим: вот, ребята, вам дается месяц. Пожалуйста, задекларируйте все средства и активы, которые у вас есть. Если это недвижимое имущество, поставьте его на кадастровый учет. Если это денежные средства, внесите их на счет в банке с заморозкой на три месяца. Просто заморозка, чтобы мы могли зафиксировать эти деньги. После этого — пожалуйста. Любая покупка — декларируйте. Это действует во всех развитых странах. Во Франции приходит к чиновнику товарищ из налоговой инспекции с декларацией и говорит: по вашей декларации вы не могли себе купить этот телевизор. Берет его под мышку и уносит. Если ты хочешь получить его обратно, иди и обосновывай в налоговой инспекции, на какие бабки ты купил этот телевизор.
ЛГ: Все достаточно просто.
МР: Все просто, но не хотят. Потому что если вы проедите по Новой Риге до 30 километра и свернете в лес (правда, там шлагбаумы стоят), то увидите домики наших чиновников. Я туда однажды попал. Прошло полгода, но я до сих пор нахожусь в шоке. Зимний дворец в Санкт-Петербурге — это просто сараюшка из садового товарищества. Я в лесу увидел такие подъезды, куда не то что конный экипаж может въехать, но и эти 12-метровые лимузины, да еще и развернуться около подъезда.
ЛГ: Я так понимаю, что все сейчас ринутся смотреть. Напомню, у нас в гостях был Максим Станиславович Рохмистров, первый заместитель руководителя фракции ЛДПР в Государственной думе. Спасибо вам. Приходите к нам еще, будем разговаривать дальше.
Материал подготовили: Мария Пономарева, Лев Гулько, Алексей Козин, Дарья Шевченко, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов