Медведев — «хромая утка». Способы борьбы с несистемной оппозицией. Что делать гражданскому обществу

Вадим ПРОХОРОВ,

адвокат, специалист по выборам, политическим партиям, гражданскому процессу

Оппозиционеров из агентов «мировой закулисы» перевели в мелкие хулиганы

Оппозиционеров из агентов «мировой закулисы» перевели в мелкие хулиганы
Еженедельная передача «RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА». Ведущий — обозреватель радиостанции «Эхо Москвы» Лев Гулько
18 апреля 2012
За последние 10 лет борьба власти с оппозицией в России прошла через несколько этапов. В начале 2000-х с ней сражались путем отсечения финансовых потоков. Именно отсюда по большому счету и выросло знаменитое дело Михаила Ходорковского. Затем стали педалировать вопрос о «мировой закулисе», об американском и израильском влиянии. Но здесь вышла осечка с доказательствами, да и сама аргументация, активно использовавшаяся как минимум с конца 1940-х годов, настолько навязла в зубах, что утратила свою действенность. Сейчас наступила следующая стадия — против оппозиционных деятелей все чаще заводятся дела по легким уголовным статьям вроде нанесения побоев или порчи имущества.

Медведев — «хромая утка»

Медведев — «хромая утка»

Лев Гулько: Здравствуйте. Сегодня у нас в гостях адвокат Вадим Прохоров. Здравствуйте, Вадим.

Вадим Прохоров: Добрый день.

ЛГ: Есть адвокат мафии. А вас как называют? Адвокатом белых ленточек? Адвокатом оппозиции? Или адвокатом нынешней «мафии»?

ВП: Иногда называют «объединенный оппозиционный адвокат».

ЛГ: Ну хорошо. Тему объединенной оппозиции мы сегодня тоже затронем. А первая наша тема — президент как «хромая утка». Что это значит? Это значит, что в конце своего срока президент вдруг проснулся и стал производить какие-то тело- и прочие движения в сторону демократизации. (Вот как красиво сказал!) Или нет?

ВП: Совершенно верно. Вы действительно выделили ключевую особенность: президент проснулся именно в конце срока. Насколько я помню, наш нынешний президент Медведев пришел к власти в 2008 году. И надо сказать, что первые годы никаких особых шагов в сторону демократизации, кроме заклинаний насчет модернизации, интенсификации и так далее, — что вообще-то само по себе верно, — я не видел. Наоборот. Часть составов преступлений по Уголовному кодексу были выведены из-под рассмотрения суда присяжных. Был издан некий указ (причем именно президентом Медведевым) о борьбе с попытками фальсификации истории в ущерб Российской Федерации.

ЛГ: Сейчас комиссия прикрыта.

ВП: Да, прикрыта, но тем не менее. Ведь указ был издан не в президентство Путина, а в президентство Медведева. Именно при нем изменили Конституцию, которую до этого практически не трогали, за исключением названий субъектов Федерации. Все остальное оставалось неизменным. Именно при Медведеве увеличили срок полномочий Государственной думы до пяти лет с четырех, а срок президентских полномочий — до шести лет. Возможно, он менял этот срок под себя, но получили мы господина Путина. Поэтому я бы не сказал, что на протяжении первых двух-трех лет мы видели какую-то демократизацию со стороны господина Медведева. Более того, полтора года назад он заявлял, что к выборам губернаторов, к выборам глав субъектов Федерации вообще возвращаться не стоит. Даже говорить об этом не стоит.

ЛГ: Но все же надеялись.

ВП: И вот под самый конец, когда тот, кто реально принимает решения, ему объяснил, что следующего срока у него не будет, он решил вдогонку все-таки сделать в целом правильные, наверное, шаги. Два-три года назад цены бы им не было. А сейчас, к сожалению, это не более чем попытка догнать уходящий поезд, как-то сыграть на опережение. А может быть, это просто некий кукиш в кармане его последователю и приемнику — господину Путину.

ЛГ: Вы думаете, что между ними есть какие-то личные противоречия?

ВП: Я думаю, что личные противоречия у них есть в любом случае. У них есть, безусловно, и некие эстетические разногласия (так говорил, по-моему, Синявский — у него были эстетические разногласия с советской властью). Я уверен, что между профессорским сыном и шпаной из ленинградской подворотни так или иначе должны были быть некие эстетические разногласия. Но в целом они играли в одну игру. Не надо, конечно, недооценивать и то, что господин Медведев крайне недоволен своим уходом. И он попытался в конце что-то сделать. Думаю, что шаги сами по себе правильные, но сильно запоздавшие. И — самое главное — еще посмотрим, как они будут реализовываться.

ЛГ: А как вы оцениваете внешнюю политику президента?

ВП: Внешняя политика президента началась с грузинской авантюры, которая, с моей точки зрения, была авантюрой как со стороны режима Саакашвили, так и со стороны режима Путина и Медведева.

ЛГ: То есть президент повелся?

ВП: Президент повелся. Но господин Саакашвили ему активно в этом помог — начал бучу, не имея на то, прямо скажем, никаких реальных оснований. Если бы они у него были, это был бы другой вопрос. Но тем не менее Медведева в этом плане тоже развели. И испортить отношения с окружающим миром, безусловно, удалось. Собственно говоря, кто остался в союзниках? Смешно вспоминать о Белоруссии — лидеры Белоруссии и России, как пауки в банке, все время что-то между собой делят. То целуются взасос, то делят.

Здесь сложно говорить. Да, безусловно, центр тяжести во внешней политике был перенесен на очередную реинкарнацию СНГ и Шанхайскую организацию сотрудничества. Это разные в данном случае блоки, но тем не менее. Понятно, чем вызвана попытка реинкарнации СНГ. Когда приезжают так называемые наблюдатели, то есть миссия наблюдателей СНГ, они говорят: ребята, да у вас в России с выборами в целом в порядке. Кто это говорит? Если это говорит белорусская сторона, то по сравнению с Белоруссией у нас, безусловно, гораздо лучше — и тем более по сравнению с некоторыми центральноазиатскими республиками. Поэтому для того, чтобы выглядеть прилично, пытаются возродить мало, с моей точкой зрения, жизнеспособные союзы.

ЛГ: И тем не менее во всех его последних инициативах все-таки больше хорошего, чем плохого, — если все это пройдет, если люди будут освобождены, как говорят некоторые политики.

ВП: В последних инициативах, безусловно, больше хорошего, но будут ли они реализованы — это вопрос. Потому что мало принять закон, важно, чтобы он надлежащим образом исполнялся. Вот если бы эти изменения в законодательстве, касающиеся регистрации партий, возврата выборов губернаторов и так далее, были приняты в первый или во второй год президентства Медведева, то можно было бы говорить о каком-то их внедрении непосредственно в общественную жизнь. Как это будет сейчас применяться, даже если удастся провести эти законы? Скорее всего, их все-таки их поменяют в лучшую сторону. Но как они будут применяться при Путине, можно только гадать. Думаю, не лучшим образом. Поэтому изменения в целом очень неплохие, но они очень сильно запоздали. И, самое главное, не Медведев будет отвечать за их реализацию

ЛГ: Хорошо. Давайте на этом мы закончим первую часть. А во второй части поговорим непосредственно об оппозиции, которую сейчас стремятся перевести в некую другую плоскость. В какую? Вот об этом и поговорим.

Способы борьбы с несистемной оппозицией

Способы борьбы с несистемной оппозицией

ЛГ: В отношении нашей власти к оппозиции наблюдаются новые тенденции. Все это я узнал у нашего гостя Владимира Прохорова. Сейчас оппозицию пытаются представить в качестве мелких уголовников.

ВП: Хулиганов.

ЛГ: Хулиганов. Кому-то лицо разбили...

ВП: Якобы.

ЛГ: Якобы. Кому-то еще что-то разбили. В общем, так или иначе, пытаются завести уголовные дела на определенные ключевые фигуры. Зачем?

ВП: Я напомню, что в борьбе с оппозицией в России было несколько этапов. Я имею в виду реальную оппозицию, которая сосредоточена не только и не столько в легальных партиях и фракциях, составляющих Государственную думу, где оппозиционными в какой-то мере являются лишь коммунисты и эсеры, и уж точно не ЛДПР, сколько в так называемых «внесистемных» организациях. Хотя мне не очень нравится термин «внесистемная оппозиция», но речь действительно идет о людях, которые не вписываются в сурковскую (а ныне, видимо, в володинскую) систему. В начале 2000-х годов с оппозицией боролись путем отсечения каких-то финансовых потоков. Именно отсюда по большому счету и растут ноги у знаменитого дела Ходорковского. Затем стали педалировать вопрос о «мировой закулисе», об американском и израильском влиянии и прочей ахинее. Но, к сожалению, с доказательствами тут вышла осечка.

ЛГ: И народ не дурак.

ВП: И народ не дурак. Перемалывать одно и то же с конца 40-х годов — уже как-то в зубах навязло. Теперь перешли к следующей стадии — к попыткам завести уголовные дела, причем действительно по каким-то легким уголовным статьям. Какие-то побои...

ЛГ: Зачем?

ВП: Способ дискредитации.

ЛГ: А в нашей стране этим можно дискредитировать?

ВП: Хороший вопрос. В стране, где половина населения или их родственники прошли через ГУЛАГ, включая академика Лихачева и прочих ведущих представителей нашей духовной и нравственной элиты, нашей интеллигенции, это действительно сложно. Но люди, которые встроены в эту вертикаль власти и которые, живя в ней, мало что видят вокруг, — они понимают, что даже прием на работу начинается с изучения анкеты особым отделом, как это происходит в госструктурах и где-то еще. И, видимо, они полагают, что включение в биографию такой блямбы, как судимость, пусть даже в виде штрафа, может стать хорошим козырем в борьбе с оппозицией.

Мне это кажется странным, но тенденция налицо. Пытаются возбуждать дела по мелкоуголовным статьям, например по мордобою (на юридическом языке это статья 116) или по каким-то иным статьям: нанесение легких телесных повреждений, порча имущества или что-то еще. Статьи, которые, слава Богу, влекут за собой небольшие санкции, но вроде как могут дискредитировать тех или иных оппозиционных деятелей. Я считаю, что это не удастся. Но, повторю, тенденция налицо.

ЛГ: А мордобой-то был вообще?

ВП: Надо смотреть по каждой конкретной ситуации. Например, когда Немцов пытался вылететь из аэропорта Домодедово по своим делам, какой-то господин из молодогвардейцев, или нашистов, или откуда-то еще упорно к нему приставал и мешал проходить регистрацию. Даже есть доказательство — видеозапись. Надо сказать, что Борис Ефимович достаточно выдержанный в этом плане человек. И очень неагрессивный. Все, что он сделал, — это отобрал мобильник и передал его полиции для установления личности этого господина.

Но люди пытаются что-то возбудить. У них якобы кто-то набил этому господину «фейс» и так далее. Я не исключаю, что кто-то это сделал, но явно не тот, на кого они показывают. На 100 процентов это не Немцов. Но думаю, что этого и не было. Хотя при таком поведении можно нарваться на людей куда более агрессивных, чем тот же Борис Ефимович. Это вполне логично.

В каждой другой ситуации тоже надо разбираться. Но хочу задать вопрос. Вы припомните, чтобы при всей нашей достаточно обильной и активной общественной жизни и при том способе свободного времяпрепровождения, к которому склонны российские граждане, кто-нибудь когда-нибудь пытался возбуждать дела по таким статьям в отношении общественных лиц? Я такого не припомню.

То есть сейчас это явно какой-то тренд — мне кажется, не очень успешный, но, бесспорно, преследующий политические цели. Чтобы хотя бы таким путем ударить по оппозиции, раз уж не удается доказать ее финансирование американцами, израильтянами или кем-то еще.

ЛГ: Но для этого надо устраивать специальные провокации...

ВП: Ровно это и происходит.

ЛГ: ...На которые оппозиция поведется. Как вести себя в этом случае? Если к Немцову подходит человек и явно начинает нарываться...

ВП: Явно начинает нарываться.

ЛГ: Как надо вести? Отойти в сторону? Подставить другую щеку?

ВП: Уж кто-кто, а Борис Ефимович сделал все нормально.

ЛГ: Я условно. Ну, Яшин, Собчак?

ВП: Я полагаю, что все вышеперечисленные лица ведут себя в основном правильно. Но тем не менее даже при отсутствии необходимых медицинских документов эти провокаторы пытаются как-то дела возбуждать и продвигать. Думаю, что большая часть этих дел рассыплется в суде, если вообще дойдет до суда, — некоторые из них имеют мало шансов дойти до суда. И надо четко понимать, что это некий очередной тренд в борьбе власти с оппозицией.

ЛГ: А может быть, оппозиции стоит взять на вооружение тактику, которую использует Владимир Вольфович Жириновский? Народу это нравится. Чуть что не так — и можешь в морду получить. Не заржавеет.

ВП: Народу это нравится. Но, к сожалению, реальная оппозиция не может позволить себе вести себя так, как Жириновский, поскольку он оппозицией не является. Он вторая нога действующей власти, и все это прекрасно понимают. Поэтому в данном конкретном случае вести себя так же мы, к сожалению, позволить себе не можем.

ЛГ: Надо сдерживаться. Хорошо. До какого-то момента это, наверное, «прокатит».

ВП: Хотя никто не отменял применения необходимой самообороны. Соответствующие нормы есть в законе. Но надо посмотреть, как все-таки будут применяться нормы права в этих явно заказных процессах. Дождемся их завершения.

ЛГ: Хорошо. Вторая часть закончена. А в третьей части поговорим о делах наших скорбных. Что делать дальше с оппозиционным движением? Куда оно должно пойти? Как выработать единую концепцию этого оппозиционного движения, которая, как мне кажется, пока отсутствует?

Что делать гражданскому обществу

Что делать гражданскому обществу

ЛГ: Итак, что делать с оппозиционным движением? В какую сторону двигаться? Выборы прошли. Президент у нас будет. Что дальше делать? Какого-то единого мнения, как мне кажется, у оппозиции нет. В какую сторону должен быть направлен вектор? Работать всем вместе снизу? Или работать с международными...

ВП: Мне кажется, это не очень правильная постановка вопроса, что для всей оппозиции нужно выработать какой-то единый вектор. Мне кажется, что вектор или несколько оппозиционных векторов... Оппозиция тоже не едина: есть левая оппозиция, есть праволиберальная оппозиция, есть...

ЛГ: Есть даже националисты.

ВП: Есть националисты. И не надо на это закрывать глаза. Векторы могут различаться, но то, что всех не устраивает нынешнее положение вещей, — это очевидно. Именно поэтому столько людей выходило на Болотную, на проспект Сахарова. И, думаю, будут еще выходить.

ЛГ: Вы полагаете?

ВП: То, что значительное количество, — да. Такого застоя, как три-четыре года назад, думаю, уже не будет. Понятно, что количество может различаться, быть большим или меньшим. Но в том, что в ближайшие несколько лет будет достаточное количество, у меня сомнений нет. Другой вопрос, каким именно оно будет. Останется ли оно на уровне первого митинга на Болотной или митинга на проспекте Сахарова, вырастет или, напротив, снизится, — это уже...

ЛГ: Согласно последним данным ВЦИОМ, 40 процентам населения России вообще нет до этого дела.

ВП: Я думаю, что даже в декабре, январе, феврале, когда наблюдался, как говорят многие, всплеск активности, 40 процентам населения не было до этого дела. Равно как и в начале 90-х и, я не знаю, в 80-е, в 70-е и в любые другие годы. Я думаю, это некая стабильная цифра. Уж точно не меньше 40 процентов не будут участвовать ни в какой политической борьбе, кто бы ни был у власти.

ЛГ: Люди занимаются своим делом.

ВП: Да. Но в том-то все и дело, что народившийся вопреки всему средний класс (другой вопрос, кого к нему относить) и не только средний класс, но и просто граждане не могут нормально жить в нынешних условиях, когда на каждом шагу сталкиваешься с произволом бюрократического аппарата. И многих людей к оппозиции просто подталкивают.

Я просто знаю по биографиям — я со многими работал. И вел дела, вообще не связанные с политикой, например дела в сфере ЖКХ. Под Москвой есть один таунхаусный поселок, жителей которого я защищаю. Люди там вообще не были политизированы, они хотели нормально, спокойно жить. Но компания, которую называют управляющей, поставила дело так, что там начался всплеск социальной активности и люди начали думать о том, кто может их защищать. Их не защищает местная полиция, которая, судя по всему, на содержании у тех, кто терроризирует граждан, их не всегда защищает суд, их точно не защищает прокуратура. Кто кроме них самих? А жить-то им как-то надо. Они не могут пойти...

ЛГ: То есть все это идет снизу. Когда меня касается…

ВП: Да. Характерно, что сейчас тот период, когда все идет снизу. Это не конец 80-х, когда все было инициировано сверху. Снизу было тяжело, уже всех все достало, но особого бурления не было. Здесь действительно идет процесс снизу.

А что делать? Действительно организовываться в различные движения гражданского сопротивления, которые далеко не всегда политизированы, но в конечном счете все равно выходят на политику. Гражданское сопротивление произволу в сфере ЖКХ, например, или произволу в сфере дорожного строительства, когда я не могу подъехать к дому, или произволу поборов с малого бизнеса, и так далее. Это в любом случае будет происходить, хотят того власти или нет.

Что же касается конкретных дел, связанных с выборами… Были выборы думские, были выборы президентские. Вроде бы поговорили, покричали, и что? Я со своей стороны пытаюсь предпринять определенные шаги по координации обжалования тех нарушений, с которыми столкнулся ряд партий — во всяком случае, на думских выборах.

И я очень надеюсь, что как минимум две партии, две так называемые партии с лицензией, имеющие государственную регистрацию (а у одной из них есть даже фракция в Государственной думе — и не самая маленькая), все-таки объединятся с незарегистрированными партиями и, может быть, с рядом каких-то общественных деятелей для фундаментального обжалования результатов думских выборов, которые, как вы понимаете, были и нечестными, и несправедливыми. Это очевидно.

Я, кстати, хочу напомнить, что в 2004 году уже проходило обжалование в Верховном суде выборов 2003 года. И не столько даже по нарушениям в день голосования, сколько по тотальной невозможности доступа к СМИ для всех, кроме одной-единственной партии — партии «Единая Россия». Без борьбы доступа не будет.

В этом году будет решение Страсбурга по этому вопросу — надеюсь, позитивное. И здесь нельзя останавливаться. Надо не ограничиваться критикой, а, отсудившись по каким-то частным случаям (их много), по конкретным участкам, по конкретным нарушениям, выходить на общую жалобу. Мы это собираемся сделать до начала декабря. То есть подать так называемый объединенный иск, точнее, объединенное заявление в Верховный суд.

ЛГ: И чем это закончится?

ВП: Это закончится, я надеюсь, детальным рассмотрением этой проблемы в Верховном суде, что уже имело место в 2004 году. Это немаловажно. Это не просто сотрясание воздуха, а конкретный анализ того, в чем же, собственно, заключаются эти нарушения. Когда зомби-ящик показывает одну и ту же партию, а если показывает другую, например коммунистов, то только с критической точки зрения. Но это уже общеизвестно.

Гораздо большие перекосы были на президентских выборах, но я пока не вижу, кто бы из кандидатов в президенты занялся этим проектом. И я думаю, что это объединенное заявление в Верховный суд по результатам думских выборов (если удастся на него выйти) — оно крайне важно. Оно фундаментально важно для фиксации всего того, о чем говорилось на Болотной площади и на проспекте Сахарова.

ЛГ: Последний вопрос. Зафиксировали все это. Дальше что? Ждать следующих выборов? Эти уже проехали.

ВП: Эти уже проехали, но если будет зафиксирован нелегитимный характер данных выборов… Я еще раз повторяю: давайте дождемся решения Страсбурга по выборам 2003 года. Оно, я думаю, задаст некий вектор. Я думаю, что это фундаментально важно как некий сигнал — в том числе и для той части элит, которая еще не утратила остатки логического мышления и инстинкт самосохранения. Просто для того, чтобы у нас каждый раз не сметало все, как было в 1917 или 1991 году, и мы нормально продвигались к нормальному обществу. Я искренне верю, что судебным путем этого тоже можно добиться.

ЛГ: Спасибо вам большое. Я напомню, что у нас в гостях был адвокат Вадим Прохоров.

 

Материал подготовили: Мария Пономарева, Лев Гулько, Тарас Шевченко, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина