На протяжении нескольких лет политические проявления национализма заключались в основном в ежегодных традиционных «русских маршах». Каждый раз 4 ноября СМИ сообщали о тысячах человек, принимавших участие в ультраправой демонстрации, посвященной Дню народного единства. От года к году динамика количества участников марша не сильно менялась. Но сам факт того, что 5—6 тыс. человек, значительную часть которых составляла молодежь, готовы в выходной день часами мерзнуть и мокнуть под дождем во имя националистических идей, вызывал у либералов глубокую озабоченность. Сами же националистические лидеры всякий раз горделиво распрямляли плечи: «Вот, мол, какой у нас серьезный политический ресурс, это не горстка демшизы и леваков на Триумфальной!»
И казалось, что действительно в нашей стране, с 90-х годов испытывавшей острую аллергию к либеральной риторике, только национализм и может мобилизовать политически активные массы на борьбу с клептократической системой. Если не считать, конечно, левых, но это уже отдельная тема…
Потом произошли события на Ленинградском шоссе и на Манежной площади, а через несколько дней куча малолетних москвичей под влиянием истерии в социальных сетях повалила к торговому центру «Европейский» на «стрелку с кавказцами». В тот зимний вечер столичному ГУВД стоило колоссальных усилий предотвратить межнациональные столкновения.
И снова перед обществом встал вопрос о политическом будущем русского национализма. Будущее казалось блистательным. Часть столичной молодежи оказалась очень чувствительна к национальной тематике, фотки девочек школьного возраста, озорно «зигующих» на фоне омоновских оцеплений, заполонили Рунет. А раз так, то, значит, вот она, социальная база националистических организаций, только и ждет повода для протеста. И сколько бы венков Путин ни отнес на могилу Егора Свиридова, ему это мало поможет — выросло новое протестное поколение, которое хочет уличной активности.
А еще есть пресловутый «движ», могучий и безликий, — тысячи футбольных болельщиков. В «движе» один за всех и все за одного, там не маргиналы, а парни из крепкого среднего класса — образованные, подкованные, прекрасно понимают, кто такой Владимир Путин. Не доверяют оппозиционным вождям, в том числе и ультраправым, — это да. Но если уж начнется общенациональная протестная «движуха» — непременно присоединятся.
Так думали тогда многие…
Ключевым заблуждением тут является мнение, что протест против «этнопреступности» легко конвертируется в протест против политического режима.
Общенациональная протестная «движуха», которой пассионарии разных мастей ждали лет пятнадцать, грянула внезапно. Сперва несколько тысяч на Чистых прудах, потом несколько десятков тысяч на первой Болотной, потом уже 100 тыс. на проспекте Сахарова и второй Болотной.
Оппозиционеры, счастливо одуревшие от свалившейся на их бедовые головы народной поддержки, начали спешно создавать оргкомитеты и протестные штабы, куда бросились вступать представители всевозможных политических групп и идеологических течений — лишь бы не оказаться в начинающейся революции в положении статистов. Националисты тоже, разумеется, пришли, чтобы громко сказать: «Есть такая партия! (точнее — партии)».
Ультраправым хватило политического чутья не присылать на заседания оргкомитетов одиозного «национал-социалиста» Дмитрия Демушкина, но Александр Белов, Владимир Тор и Константин Крылов в заседаниях участвовали и чувствовали себя «в своем праве» — этим политикам явно казалось, что в затылок им дышат многотысячные Манежка и «русский марш». «Не дадим либералам приватизировать гражданский протест, потому что именно за нами идет наиболее внушительная масса сторонников» — так не говорилось прямо, но так думалось и Белову, и Тору, и много кому еще. А может быть, они такое и говорили — кто сейчас вспомнит, речей было произнесено много...
Остальные оппозиционеры ультраправых терпели, хоть и без всякого удовольствия. Чуть ли не единственным, кто обходился с ними дружественно, был Алексей Навальный — он с почтением относится к национализму. В ходе подготовки митингов было сломано множество копий относительно количества выступающих с трибуны от четырех курий — либералов, левых, националистов и «общественников», — а также относительно порядка выступлений. Кое-как договаривались — националисты как часть протестного движения на Сахарова, например, получили три выступления — Ермолаев, Крылов и Тор. Это не так мало, если учесть, какой процент на деле националисты составили от общей массы протестующих.
Всякий раз, когда толпы москвичей собирались на площадях, становилось видно, что националистов как таковых там не так много — несколько сотен человек. Примерно столько же «правая колонна» собирает на Первомай. Достижения количественного показателя Манежки и «русского марша» добиться не удавалось. К примеру, во время шествия по Якиманке в феврале колонна националистов было лишь чуть больше колонны левых и явно меньше колонны либералов. О сравнении с необъятной колонной условно беспартийных и речи не было.
Конечно, для правых было бы очень круто воткнуть в митинг «белоленточников» пятитысячный «русский марш» и показать, кто хозяин на протестном празднике жизни. Но не получалось. Не было тысяч человек под имперскими флагами. Сотни были, да, кричали лозунги слаженно и громко. Но тысяч не было.
На вопрос «Почему?» ответов может быть множество, самый обобщающий и правильный из которых — борьба за гражданские свободы «не цепляет» большую часть активных сторонников ультраправых.
Кому-то не просто не хочется идти (стоять) рядом с «левачьем» — минус несколько тысяч. У кого-то тренд борьбы «за русскую нацию» и «против этнопреступности» не смыкается в мозгах с борьбой «против Путина» и за «честные выборы» — минус еще несколько тысяч. Для кого-то хождение на «русские марши» — это часть противостояния «сионистскому заговору», а митинги за честные выборы для таких и есть часть «сионистского заговора». А это еще минус несколько тысяч. Вот и остаются сравнительно немногочисленные национал-демократы и пять-семь сотен профессиональных политических солдат движения «Русские», у них слово вождей — закон: куда вожди скажут, туда они и пойдут.
Не выдерживают критики ссылки же ультраправых лидеров на то, что националистов на Болотной — Сахарова на самом деле было много, да только не все они состоят в каких-либо организациях, а потому, видите ли, потерялись на общем фоне «рассерженных горожан». Нет, кто-то может и мог «потеряться», но черно-желто-белые имперские флаги всегда видны издалека, соответствующие лозунги слышны издалека, ничто не мешает пробиться к своим. К тому же, повторимся, на Якиманке 4 февраля националисты шли отдельной колонной, примкнуть к ним ничто и никто не мешали.
Разумеется, чисто «партийные» сегменты либералов и левых тоже не отличались огромной численностью и уступали беспартийным и бесфлаговым массам. Но ведь по поводу либералов и левых в последние годы не было стольких ожиданий, страхов и надежд.
Итог массовых акций протеста декабря — марта можно оценивать по-разному. Несомненно лишь то, что в политику и общественную жизнь вошло огромное количество новых людей, которые продолжают бороться — за честные выборы в Ярославле и Астрахани, за право ходить по Красной площади, на десятках других гражданских фронтов. И вновь националисты нигде на этих фронтах не являются мощной, определяющей силой. Готовятся к Первомаю в московском спальном районе. А потом, 4 ноября, будет «русский марш».
Материал подготовили: Аглая Большакова, Александр Газов