— Дмитрий, скажите, как вы оцениваете митинговую волну, стартовавшую 5 декабря?
Конечно, меня обрадовало пробуждение большой части населения нашей страны после долгой политической дремоты. До декабря люди не то чтобы спали, но и не бодрствовали. Они нажимали на «Мне нравится» под демотиватором, где высмеиваются Путин или «Единая Россия», ерничали в адрес власти в переписке по «аське» или в социальной сети… Если до перестройки недовольство зрело на кухнях, то сейчас — в Интернете.
Я был уверен, что население, недовольное властью Путина и его окружения, а особенно — политической физиономией партии «Единая Россия», будет сильно возмущаться, когда узнает, что едроссы вновь убедительно победили на выборах. Жаль, что так думали далеко не все активисты радикальных левых групп. Мне они говорили: «Да ничего не будет! Люди, которые испытывали иллюзии, что с помощью выборов можно что-то изменить, когда узнают о подмене итогов голосования, разочаруются и замкнутся в себе». Практика показала, что я был прав. Люди вышли на улицы буквально на следующий день после того, как узнали, что «ЕР» вновь победила с большим отрывом (кое-где — например, в Чечне — она, как мы знаем, показала почти 100-процентный результат).
— Был ли возможен российский сценарий Майдана? Могла ли эта протестная волна привести к смене власти?
Никакого «Майдана» или «Тахрира» в России не могло случиться. Ведь что такое «Майдан — Тахрир»? Это когда массовые и продолжительные уличные выступления приводят к тому, что власть переходит от одной части элиты к другой. Для этого нужны три условия. Во-первых, раскол элиты на две основные части. Во-вторых, массовая народная мобилизация, и главное — режим должен быть дряхлым и не слишком агрессивным, напоминать стареющего льва, которого вот-вот молодые самцы прогонят из прайда. В РФ не было ни одного, ни второго, ни третьего.
Российская элита за путинские годы несколько раз могла убедиться, что любая фронда заканчивается плохо: ты оказываешься либо на чужбине, либо становишься изгоем, как Михаил Касьянов или Борис Немцов, либо на зоне, как Михаил Ходорковский. Думские оппозиционные партии на самом деле были довольны результатами выборов, ведь КПРФ и «Справедливая Россия» укрепили свои позиции в Думе. И было понятно, что их борьба за честные выборы не перерастет в последний и решительный бой. Массовая мобилизация народа тоже не могла возникнуть — как потому, что далеко не все в России разочаровались в Путине, так и потому, что режим Путина не дал сформироваться этой мобилизации — он еще слишком силен, чтобы без всякого стеснения карать недовольных.
Понимая, что протест не выльется в революцию, я с интересом посещал все протестные акции, как разрешенные, так и нет. Как для того, чтобы участвовать в истории, пусть и в роли статиста, так и для того, чтобы познакомиться на митингах и демонстрациях с интересными людьми с близким мне мировоззрением.
И последнее мне удалось. На демонстрациях я познакомился с ребятами из «Вольницы». Они называют себя русскими социалистами, отказываются от всей той субкультурной мишуры, которая так нравится традиционным крайне левым, или новым левым, если угодно. Я уверен, что это движение имеет большие перспективы.
— Можно ли сравнить митинги «За честные выборы» с акциями НБП золотой эпохи?
Сравнение не очень корректно. Национал-большевики шли всегда на обострение конфликта, а декабрьский протест носил в общем и целом мирный характер. Участники митингов «За честные выборы» боялись даже самого слова «революция». По сути, в декабре на улицы вышла Сеть со своим креативом. Все было «прикольненько» и «мняшненько». Надо, наверное, быть очень остроумным человеком, чтобы выйти на демонстрацию с плакатом с надписью «Свобода, равенство, упячка». А революция — это не прикол. Чтобы революция свершилась, массы, а не только активисты, должны быть готовы к самопожертвованию. Простите за пафос.
— Считаете ли вы, что с помощью выборов можно поменять власть в современной России? Какая стратегия вам была ближе: «Голосуй против ПЖиВ» Навального, «Нах-Нах» Немцова или бойкот выборов, предложенный Лимоновым?
Выборы не стоит ни переоценивать, ни недооценивать. Например, на выборах победил «Народный фронт» во Франции в 1936-м. И в Чили в 1970-м. Да, эти победы не привели к освобождению рабочих, но они создали политический миф, а это уже немало. Для того чтобы выборы что-то решали, нужна демократия. С помощью выборов поддерживается иллюзия перемен, скажут революционеры. Верно. Но в той же Франции благодаря тому, что на выборах победили социалисты, был принят закон о 35-часовой рабочей неделе, например, а это улучшило конкретное положение рабочих.
В РФ демократии нет. Система подсчета голосов — жульническая. И тем не менее бойкотировать прошедшие думские выборы было неразумно. «Бойкот» — это слово звучит очень радикально. Но если тебя не поддерживают миллионы, то он превращается в пустой звук. Если вокруг тебя лишь кучка соратников, то призывая бойкотировать выборы, ты лишь помогаешь власти поддерживать в населении аполитичные настроения: «от меня ничего не зависит», «моя хата с краю» и так далее.
Так что тактика Навального была верной: она способствовала пробуждению народа от дремоты. Люди оторвали зад от дивана, пошли и проголосовали против «Единой России», а наутро узнали, что она все равно победила. И люди возмутились. А власть не ожидала, что будет такой большой процент протестного голосования, поэтому вынуждена была пойти на грубые и неприкрытые фальсификации в пользу «ЕР», в результате чего партия власти утратила остатки авторитета. Видимо, дни ее сочтены, скоро появится другая партия власти.
— Как бы вы сравнили протестную ситуацию в Москве и Петербурге? Какие специфические особенности есть, на ваш взгляд, у петербургских и московских оппозиционеров? Может ли чему-то Москва поучиться у Петербурга, и наоборот?
Для меня большой вопрос, почему в Москве выходили десятки тысяч на шествия, а в Петербурге самый массовый митинг собрал всего 10 тыс. человек. И это при том что у нас произошли вопиющие подмены итогов выборов! Может быть, питерские оппозиционные силы были не готовы к пробуждению народа, особенно молодежи.
В Санкт-Петербурге есть только одна сила, способная действовать эффективно на улице, — партия «Другая Россия». Но она была дезориентирована заявлениями своего вождя. Есть еще петербургское «Яблоко», которое было весьма дееспособным, когда его возглавлял Максим Резник. Но приезд в наш город Григория Явлинского привел к тому, что «яблочники» стали больше увлекаться внутрипартийными интригами, нежели организацией уличной борьбы. Системные левые партии, у которых украли голоса, — КПРФ и «Справедливая Россия» — не умеют работать в экстремальном режиме на улице. «СР» вообще не уличная пока партия, это ее лидеры сами признают.
После выборов я приходил на первые акции возле Гостиного Двора. Вместе со всеми бегал от ОМОНа. Но, откровенно говоря, не знал, что предложить людям, несмотря на то что у меня большой опыт уличной борьбы. Так что москвичам нечему учиться у петербуржцев.
— Сейчас среди неравнодушных граждан наблюдается серьезный всплеск недоверия к политикам и политике вообще. Большинство предпочитает так называемый гражданский протест. Что, на ваш взгляд, эффективнее: политическая повестка или сугубо гражданский протест?
Давайте определимся с терминами. Допустим, депутаты от «Единой России» или чиновники Смольного пролоббировали строительство магазина на газоне или дома на месте сквера. Жители окружающих домов недовольны. Они выходят на митинг против застройки. Носит их протест политический характер? Конечно. Они же против решения власти борются. Как экологический протест превращается в политический, показала история с Химкинским лесом.
В РФ, где интересы бизнеса и власти, в частности, в лице партии власти, сильно переплелись, любой протест становится политическим. Например, сторонники здорового образа жизни решили устраивать пробежки. Тот факт, что среди них оказались националисты, позволил власти объявить все движение политическим и провести репрессии против него.
Да, недоверие к политике есть. И это, с одной стороны, признак нашей отсталости (чего греха таить, многие люди верят, что участники митингов получают деньги), а с другой — это показатель неразвитости оппозиции и того, что она не укоренилась в массах.
Но как бы то ни было, наша задача как политических активистов — привносить в гражданское движение политическое осмысление. Объясните мне, как можно, обходя политические вопросы, бороться против реформы образования, которая обернется тем, что дети не получат необходимых знаний бесплатно? Коренной вопрос — это всегда вопрос о власти. Здесь Ленин и Троцкий абсолютно правы.
— Как вы относитесь к Алексею Навальному? Стал ли он лидером несистемной оппозиции?
Его популярность — показатель того, что у населения есть потребность в новом политическом лидере. Но пока он популярен среди офисного планктона, он кумир «сетевых хомячков» — почитателей упячки. Он сделал ряд неверных шагов. Например, совершенно напрасно пошел на митинг националистов «Хватит кормить Кавказ». Поведение кавказских элит, без всякого сомнения, вызывает омерзение. Но это не причина идти на митинг, где собираются люди, которые во всех бедах винят «хачей» и «чичиков». Надеюсь, что в итоге он станет «народником».
В 2007 году Алексей входил в социал-патриотическое движение «Народ», которое само себя называло народно-освободительным. Движение быстро прекратило свое существование, так как носило слишком явный политтехнологический характер (не секрет, что движение «Народ» было воплощением затеи политтехнолога Станислава Белковского). Я уверен, что будущее за той политической силой, которая сумеет соединить патриотические ценности и социалистические. Но мне кажется, Навальный слишком далек от социализма. Он скорее национал-либерал. Не исключено, что через какое-то время его популярность спадет и он вообще выпадет из политической обоймы.
— Что вы думаете про появление Ксении Собчак в рядах оппозиции?
Есть две версии. Я не большой любитель «теорий заговора», но все же вольно или невольно вспоминается тот факт, что Путин как бы друг ее семьи. Она жуткий раздражитель для множества людей, особенно в провинции. И ее появление в рядах оппозиции могло быть инспирировано с целью показать населению, что те, кто против Путина, — это зажравшиеся мажоры, которые бесятся с жиру. Отчасти власти удалось население убедить в этом. Нашим людям, как ни крути, ближе Валерий Трапезников — токарь и зажигательный оратор в белых рукавицах, а не те, кто смотрит на безобразия из окна дорогого автомобиля.
Но в принципе появление Собчак в оппозиции имеет социологическое объяснение. Она представляет тот слой, где немало людей, которые считают, что они не хуже Путина. Только из-за проезда Владимира Владимировича перекрывают пол-Москвы, а они сидят в пробках на своих «Порше».
— Ваше отношение к протестными акциям 6—8 мая? Как вы считаете, это была своего рода прощальная вечеринка или уличный протест может вспыхнуть с новой силой?
Я надеюсь, что это начало нового этапа оппозиционной активности. Время «свободы, равенства, упячки» прошло. Шутки кончились. «Сетевые хомячки» должны будут либо превратиться в какого-то более агрессивного зверя, либо перестать мешаться под ногами. Дальше агрессивность с обеих сторон будет только нарастать.
Если еще недавно большинство недовольных властью людей Путин просто утомлял или раздражал, то теперь они его ненавидят. А сам он, судя по церемонии инаугурации, всерьез считает себя «помазанником божьим». Похоже, он окончательно сбрендил, а значит, любое недовольство он будет жестоко давить. Никакие «согласительные комиссии», о необходимости которых заявляют умеренные левые оппозиционеры, он создавать не будет.
Все эти «яблоки», собчаки выйдут шлаком из протестного движения вместе со своим убогим «упячечным креативом». Вновь наступает время людей действия, и это здорово. Мы живем в такой стране, где нужно отвечать за слова. Если ты назвался противником власти, будь готов, что власть тебя в покое не оставит. Я это знаю на собственном опыте. У нас нельзя быть одновременно противником режима и чувствовать себя комфортно в жизни: зарабатывать много денег, занимать высокие должности. Россия не Франция, где бывший партизан, соратник Че Гевары Режи Дебрэ был советником президента.
Но оппозиционные акции показали, что без авангардной силы протест захлебнется, причем захлебнется собственной кровью. Так что революционерам нужно думать над созданием организации, которая будет предлагать людям план действий. «Винтиться» просто так пора прекращать. Это тактика терпил.
Мне наплевать на либералов. Пусть занимаются чем хотят. Чем быстрее они сойдут с политической сцены, тем лучше. А левой оппозиции сейчас нужно заботиться о будущем: кропотливо работать с людьми, разъясняя им последствия неолиберальной политики властей. Левым надо пересмотреть свое отношение ко многим вещам и идеям. Нужно сделать все, чтобы к следующим выборам в стране появилась единая мощная социалистическая партия с программой, адекватной времени.
Материал подготовили: Дмитрий Кириллов, Александр Газов