Северную Корею многие обыватели воспринимают как некий реликт, сохранившийся со времен холодной войны, один из последних осколков мирового социалистического лагеря. Мол, вот есть Куба и КНДР — последние бастионы, гости из прошлого, отказывающиеся реформироваться и держать нос по ветру. Вот если бы Восточная Германия со своей Берлинской стеной, «Штази» и военными парадами в прусском стиле сохранилась каким-то немыслимым чудом до наших дней, то это было бы то же самое, якобы такой же курьез.
Подобный взгляд, конечно же, неверен. Да, КНДР обязана своим возникновением в 40-х годах геополитической логике начинающейся холодной войны. Но уже в эпоху соцлагеря Северная Корея начала в идеологическом плане отдаляться от своих «марксистских партнеров». Если Китай Мао Цзэдуна или Албания Энвера Ходжи оппонировали Советскому Союзу как стране ревизионизма, отступнику от подлинных революционных идеалов, то КНДР ни с кем ни о чем не спорила, а медленно, но верно выстраивала идеологию специфического азиатского национал-социализма, в которой марксизма-ленинизма становилось все меньше и в конце концов не осталось вовсе.
Для XXI века КНДР — действительно уникальная страна. Но ее уникальность не сродни уникальности Кубы. Куба — открыта, понятна, мы ее понимаем даже лучше, чем вестернизированную Японию. Иран, силящийся поднять свой ядерный проект, тоже жутковат слегка, со своими виселицами и фанатиками из Корпуса стражей исламской революции, но тоже понятен европейскому разуму. Логика угроз, исходящих от Ирана, понятна.
Северная Корея не такая. Мы вглядываемся в фотографии и редкие видеоролики «оттуда», словно в телескоп, изучая чужую планету. Если бы пришельцы с Сириуса высадились на Земле и основали плацдарм-колонию, было бы примерно похоже. Говорят, даже южнокорейцы, когда их возят на автобусе в «государство рабочих и крестьян», смотрят на северокорейских соплеменников с оторопью: не могут поверить, что составляют с жителями КНДР единую нацию. Стариков, имевших в начале 50-х родственников по ту сторону 38-й параллели и еще помнящих их, все меньше, а между новыми поколениями Севера и Юга — непреодолимая ментальная пропасть.
Даже текстовые новости и аналитика из КНДР выглядят запредельно. То «неподтвержденные слухи о массовом голоде», то «генерала казнили через расстрел из миномета». Даже короткие биографические справки о пхеньянских вождях трудно составить: по одним данным, родился в таком-то году, по другим — в таком-то.
Между тем с загадочностью Северной Кореи легче смириться, если знать, что эта страна не такая уж уникальная штука. Просто Пхеньян строил и строит свой режим, отталкиваясь не от классических тоталитарных наработок XX века, а копируя типичнейшие для Азии закрытые, традиционалистские и теократические сообщества.
Тоталитарные «примочки», заимствованные из соцлагеря, дают лишь внешнюю, парадную эстетику. Но внутренняя сущность Северной Кореи ближе к средневековой Японии, в которой убивали пристававших к берегу пришельцев, к Древнему Китаю, где даже высшим сановникам запрещено было поднимать глаза на императора, к Тибету, веками жившему максимально закрыто от внешнего мира. Неудивительно, что мы не понимаем Северную Корею: как рациональные даже в тоталитаризме европейцы могут понять подчеркнуто иррациональную теократию?
Если смотреть на ядерную программу КНДР, смирившись с пониманием северокорейского общества как теократии, то можно понять и то, зачем это общество взрывает один за другим ядерные заряды. Закрытое общество хочет оставаться закрытым, хочет, чтобы «варвары» не посягали на его богов. И ядерное оружие — самый надежный гарант неограниченно долгого существования такой общественной модели.
В мире ведь мало кто сомневается, что в случае какого-то военного сценария Пхеньян это оружие применит. Можно даже не запускать ракеты с ядерными зарядами ни на Сеул, ни на Токио, ни на США. Можно просто взорвать бомбы на своей же территории, на пути у наступающих вражеских колонн. Убить одним махом миллионы своих и стони тысяч чужих. Рука не дрогнет.
Ни США, ни Южная Корея в таких условиях ни на какую военную авантюру по иракскому сценарию не решатся. И КНДР нужно время от времени взрывать заряды, чтобы напоминать о своем неприкосновенном статусе.
Комментирует Максим Братерский, исполнительный директор школы российских исследований Высшей школы экономики, специалист по внешней политике России в Азиатско-Тихоокеанском регионе
Несмотря на приезды в Россию северокорейских лидеров, нельзя сказать, что Москва поддерживает режим, существующий в КНДР. Времена «дружбы навек» между нашими станами закончились уже лет 50 назад.
Основная опора северокорейцев — это Китай, который и снабжает своего соседа продовольствием, держит над ним дипломатический зонтик в ООН и других местах, считая для себя нужным оказывать такую поддержку в противовес США и Японии. Благодарность КНДР чувствует, но это не означает, что северокорейский режим является некой марионеткой КНР: мол, что китайцы скажут, то и сделают. Помощь принимают, а рекомендации не всегда. Такое поведение Пекину, похоже, начинает надоедать.
Испытания КНДР проводят по нескольким причинам. Это и некий способ шантажа окружающего мира ради получения от него продовольствия для своих голодающих граждан, иначе последние просто массово начнут вымирать.
Ну и, конечно, нельзя забывать о том, что ядерное оружие и его систематическая демонстрация в действии — некая гарантия сохранности режима. Очевидно: ни о какой потенциальной мирной передачи власти, выборах, мирном воссоединении с Южной Кореей речи здесь не идет, так как северокорейскую верхушку в этом случае начнут резать и развешивать по столбам, что в КНДР очень хорошо понимают. И бомба — гарантия их неприкосновенности.
Испытания проводятся уже не в первый раз, весь мир их осудить, но все, что можно было ввести, все санкции в отношении Пхеньяна уже введены. Ничего нового здесь не придумаешь. Откроется новый раунд переговоров, северокорейцы начнут вновь всех ловко водить за нос и тянуть время, выбивать какие-то подачки.
Материал подготовили: Роман Попков, Александр Газов