Наталья Терехова:
Вчера был фактически устранен принцип состязательности суда. Равенства сторон в процессе больше не существует — суд лишил нас права участвовать в исследовании доказательств. Сторона обвинения не приемлет никакой критики. Прокуроры поняли, что защита готова участвовать в процессе как равная сторона. И они, таким образом, стремятся избежать каких-либо аргументов защиты.
Мы считаем это чрезвычайным происшествием. Дело Ходорковского — только начало. Продолжения нам стоит ждать в обычных уголовных делах, которые рассматриваются во всех судах. Суд стремится к тому, чтобы было только обвинительное заключение, затем стадия прений и обвинительный приговор. К этому уже много лет идет вся российская судебная система, причем семимильными шагами. Мы полагаем, что дело Ходорковского и Лебедева в данном случае будет показательным и задаст стандарты для рассмотрения других дел.
Вадим Клювгант:
После восьми дней читки обвинения прокуроры приступили к его «доказыванию». Как они это делают? Обвинители берут том уголовного дела и начинают из него что-то читать: какие-то документы, которых мы в оригинале не видели, какие-то факты, заключения и так далее. При этом не вполне понятно, зачем они это делают, к чему эти материалы относятся, откуда они взялись? Ни на один из этих вопросов прокуроры не отвечают, требуя, чтобы защита просто сидела, молчала и слушала.
Однако нельзя сказать, что происходящее нас как-то сильно удивило. Мы ожидали и были готовы к чему-то такому.
Но вот отношение суда к позиции и действиям обвинения нас действительно шокировало. Мы глубоко разочарованы тем, что суд не только не воспрепятствовал, а пошел на поводу у прокуроров, тем самым фактически санкционировав, освятив своим именем все это безобразие.
Наверное, раз пять защита предлагала абсолютно законный и разумный, с нашей точки зрения, порядок, который бы обеспечил нормальное и правильное исследование доказательств, позволил бы всем участникам процесса сразу понять суть каждого документа, его связь с обвинением. Причем он был бы беспристрастным по отношению к обеим сторонам — что к обвинению, что к защите. Но суд отверг этот порядок. И сделал это, уже по установившейся традиции, абсолютно немотивированно.
Теперь по любому документу, оглашаемому стороной обвинения, мы можем высказаться только когда они закончат всю читку. А в деле, я напоминаю, 188 томов. Представьте себе как все это будет выглядеть на практике. Где-нибудь в декабре (дата, как вы понимаете, условна) мы скажем судье: «Ваша честь, помните, 27 апреля прокурор Ибрагимова вам прочитала вот такой-то документ?» Что нам ответит на это суд, понятно.
В итоге процесс превратится в бессмысленное хождение по кругу: сейчас прокуроры один раз прочитают свои материалы, затем по прошествии какого-то времени, мы будем вынуждены опять к ним обращаться.
Таким образом, качественный перелом вчерашнего дня состоит в том, что нас лишили возможности высказываться по этому делу. По сути, нам открытым текстом сказали: «Не хотим вас слушать — сидите и молчите, скажете когда-нибудь потом».
Понимаете, когда суд не соглашается с кем-нибудь из участников процесса — это его право. Но при этом он обязан выслушать мнения сторон и в своем решении оценить каждый довод, который ему был приведен. Теперь этого нет.
Здесь стоит заметить, что речь не идет о несовершенстве российского законодательства, якобы позволившее суду так поступить с нами. Наш Уголовно-процессуальный кодекс, на основании которого осуществляется судопроизводство, имеет, конечно, отдельные огрехи, но в целом он отвечает мировым стандартам. Это признано всем мировым экспертным сообществом. Но то, что делается в нашем процессе, — грубое и откровенное попрание российского закона и Конституции.
Почему прокуратура так боится всего, что бы мы ни говорили? Обвинители видят, что общество и журналисты давно уже поняли всю безобразную сущность этого дела. Поняли всю беззаконность и абсурдность процесса. Поняли весь фальшивый характер претензий к руководителям ЮКОСа. И чем дальше, тем больше общество выказывает поддержку Ходорковскому и Лебедеву. Прокуроры этого очень боятся. Понятно, что в таких темных делах нужна не гласность и открытость, а тишина. Именно поэтому защите всячески пытаются заткнуть рот.
В этой связи даже появилось новое несформулированное обвинение: обвинение в связях с общественностью. Его развивает и поддерживает прокурор Ибрагимова. На каждом судебном заседании с высоким пафосом она обвиняет нас в том, что мы работаем с обществом и с журналистами, пытаясь донести до них свою позицию.
Всеми своими стараниями Ибрагимова привносит в процесс скандальность, склочность и те стандарты, которые не имеют ничего общего с профессиональной этикой. Очевидно, для того, чтобы завуалировать таким вот способом неустранимые изъяны обвинения.
Прокурорам очень не нравится, что все это происходит на виду у общества. Сейчас обвинению нужно любой ценой, по любому поводу, под любым предлогом лишить защиту и подсудимых права голоса, выхолостить открытость, публичность и состязательность процесса во всех его аспектах.
И еще хочу обратить ваше внимание на одно знаковое совпадение. Обострение в наших отношениях с судом и обвинением началось сразу после того, как Дмитрий Медведев дал интервью «Новой газете». Отвечая на вопрос, что он думает о процессе Ходорковского и Лебедева, президент сказал: ни для какого государственного служащего решение суда по этому делу не может быть предсказуемым. Вот как только эти слова прозвучали, ситуация в деле Ходорковского и Лебедева изменилась в худшую сторону. И вчера оно достигло своей кульминации.
Мы не согласны на роль статистов в этой плохой пьесе. Защита, безусловно, будет продолжать бороться за свободу Ходорковского и Лебедева.