Громкое дело: Хромая лошадь

Игорь ТРУНОВ,

адвокат

ГОСУДАРСТВО НЕ ХОЧЕТ ОТВЕЧАТЬ ЗА СВОИХ ЧИНОВНИКОВ

ГОСУДАРСТВО НЕ ХОЧЕТ ОТВЕЧАТЬ ЗА СВОИХ ЧИНОВНИКОВ
После трагедии в пермском ночном клубе «Хромая лошадь» осталось 14 круглых сирот и 44 — с одним родителем.
12 февраля 2010
Обвиняемые срочно распродают свое имущество в Испании и в других странах. Это означает, что к моменту суда у них ничего не останется и возместить ущерб пострадавшим будет просто нечем. В этом случае остается второй путь — истребовать деньги у государства. Но этот путь не усыпан розами: государство платить не желает.

Истинные виновники трагедии останутся безнаказанными

Истинные виновники трагедии останутся безнаказанными

Самое печальное, что наша прокуратура и сегодняшнее расследование оставляют желать лучшего. И есть большая вероятность, что мы реальной картины так и не узнаем.

Что происходило? Основная проблема и основная беда сегодняшнего дня — некачественное следствие. Следствие, которое занимается не расследованием в полном объеме, а пытается спрятать концы. И анализ трагедий последних лет подтверждает ситуацию с некачественным расследованием.

Мы очень боимся, что истинная причина и истинные виновные так и не будут установлены. Если мы возьмем ситуацию с пожарами, то аналогию можно найти в Москве. Загорелся клуб в театре «Ленком», сгорели 11 человек. Там было аналогичное огненное шоу. Было следствие, был суд. Пожарного инспектора оправдали, владельца не привлекали. Потерпевшие возмещения не получили. Спустили дело на тормозах. И таких случаев достаточно много.

Возьмем «Трансваальпарк»: погибли 28 человек, 195 получили травмы и ранения. Следствие было проведено умышленно некачественно. К ответственности не привлекали никого. Суда не было. Спустили на тормозах. Мы долго бились за возмещение вреда. Какие-то небольшие средства возмещения получили, но это настолько небольшая сумма, что сейчас дело лежит в Страсбургском суде.

Поэтому есть большая доля вероятности, что мы не узнаем, что было на самом деле.

Сейчас наиболее печальная ситуация в том плане, что мы не имеем пока доступа к материалам дела. Не имеем возможности самостоятельного расследования. И какая-то более или менее четкая картина появится тогда, когда мы получим материалы дела, проанализируем и сопоставим показания потерпевших — то, что все-таки получили мы (кое-какие доказательства), с тем, что собрало следствие. Вот тогда будет более или менее ясная картина. Но, как правило, она очень печальная.

Пример — дело Евсюкова. Когда мы изучили материалы дела, мы ахнули. Ахнули от того, что там пропали центральные доказательства. И если бы не эта видеозапись, если бы не технический прогресс, то ушел бы Евсюков от ответственности, а на его месте сидел бы сейчас абсолютно другой человек. И признавал бы свою вину. Потому что наверняка применили пытки и побои, которые сегодня практикуются как средство получения доказательств. Его бы заставили сделать это. Поэтому технический прогресс дает определенные шансы на гласность и какое-то видение.

Люди погибли не от пожара

Люди погибли не от пожара

И вот сегодня то, что мы собрали, дает картину произошедшего. Она немножко отличается от общепринятой картины.

Все считают, что был пожар и люди сгорели. Пожарная безопасность, нормы пожарной безопасности… Все уходит в трагедию с центральным словом «пожар». То есть огонь — ожоги, ожоговые центры.

А когда мы стали разбираться, то оказалось, что это не связано с пожаром. Люди погибли не от пожара. Никто не сгорел там. Причиной смерти было отравление. Отравление ядовитыми угарными веществами, которые выделяет пластмасса. Причем начинает эта пластмасса выделять угарные вещества при температуре 80 градусов. То есть еще пожара нет, температура не достигает еще горения, но уже начинается ядовитое выделение. И смесь ядовитых газов, этот коктейль, его достаточно было полвздоха, даже неполные легкие набрать — половину легких. Попадает в рот. И дальше, даже если вы вылечитесь, полное излечение невозможно. То есть это остается в крови навсегда.

Это яд по составу из нескольких угарных веществ, одно из которых применялось во время Второй мировой войны как нервно-паралитический газ. И здесь комплексная, системная вина нашей государственной строительной отрасли, Думы и нашей политической системы, как ни странно. Сгорела вроде маленькая «Хромая лошадь», а виновна вся политическая система.

В чем ту дело? Нет закона о безопасности строительства, нет технических регламентов. И на сегодняшний день наши химики в погоне за прибылью, в угоду корысти выпускают настолько опасные строительные материалы, что небольшого вдоха хватает для того, чтобы умереть на месте. Система безопасности строительных материалов и контроль над безопасностью строительных материалов отсутствуют сегодня полностью. Даже нормативного регламентирования нет. Закон о техническом регламентировании отменил все, что было принято в Советском Союзе как не действующее, и нового ничего не принял.

И вот в этот правовой промежуток, пробел устремились в том числе западные страны. Поскольку это никак не регламентировано, и то, что дешевле, и то, что пользуется спросом, и то, что у нас покупают, — они нам поставляют.

И в данной ситуации, конечно, это беда и это бомба, которая находится в здании каждого. Бомба, которая в окне каждого. Я для себя очень много нового узнал, когда начал встречаться с химиками, специалистами в области пластмассы. Они сделали экспертные заключения того, что произошло.

Я для себя узнал странную вещь, которая сейчас озадачила всю мою семью. Мы поставили себе пластиковые окна недавно. Хорошие, дорогие пластиковые окна. И оказалось, что ПВХ ядовит для здоровья не только при горении, но и при эксплуатации в повседневной жизни. То есть он выделяет небольшие количества ядовитых веществ. Через 3—5 лет это сказывается серьезно на печени. В основном детей, но и взрослых тоже.

Поэтому основная масса цивилизованных государств отказались от использования ПВХ.

Строители экономят на безопасности

Строители экономят на безопасности

Мы для себя узнали много нового, что применимо в повседневной жизни. В Европе давным-давно отказались от пластика и пластмассы, которые у нас повсеместно. Жесткий, крайне жесткий запрет на использование пластиковых окон, пластиковых дверей введен в школах, в детских садах, в лечебных заведениях и так далее.

Для меня это, конечно, было откровением, что пластик настолько токсичен и настолько ядовит. И у меня дома стоят пластиковые окна, и сейчас болит голова о том, чтобы их менять. Это дорогое удовольствие. Но их нужно менять, потому что дети маленькие.

Эти материалы есть и неядовитые. Просто они стоят дороже. Это касается оплетки проводов, это касается пенопласта. Пенопласт очень хорошо горит, он, как бензин, вспыхивает. Для того чтобы он не горел, туда добавляют специальные вещества, которые нейтрализуют горение. Вопрос: насколько дешевые эти вещества? И ответ: насколько ядовит этот материал. Поэтому у нас используются самые дешевые. При горении выделяется хлор. Хлор в смеси с воздухом убивает с двух вздохов.

Поэтому соотношение цены и безопасности в России, конечно, в основной своей массе идет в сторону минимизации безопасности, экономии на безопасности. И это случилось в «Хромой лошади». И это повсеместно используется. Все новые строения, все новые ремонты — они опасны для жизни.

Такой страшный вывод из этого пожара в «Хромой лошади». И нужно проводить не повсеместные проверки пожарных выходов и пожарной безопасности, а повсеместные проверки на использование ядовитой пластмассы. То есть, может быть, вы успеете выйти, может быть, вы не обгорите, и вообще ничего не пострадает, но достаточно один вдох сделать этого воздуха, и все. И никогда вы не вылечитесь, и никогда вы не станете здоровым человеком. Вот такой предварительный анализ.

Конечно, это наслаивается на пожарную безопасность, коррупцию и вот этот меркантилизм. А это все срослось в одно. Потому что чиновники, как правило, влезли уже везде. И это не звучит как коррупция уже. Потому что опосредованно. Эти коммерческие предприятия, где нарушаются правила и нормы и где вся надзорная система весьма относительна… Чиновники не берут взятки. Давным-давно не берут чиновники взятки. Это их собственность, она им прибыль приносит. Поэтому — какая коррупция?! Через родственников, через близких, через подставных лиц, через знакомых они владеют этим.

Поэтому, конечно, и не удается ввести систему контроля и надзора. Поэтому и не получается ничего из расследования этих уголовных дел. Потому что в доле они все там. И правоохранительная система тоже участвует в этом. И те следователи, те прокуроры, которые контролируют и надзирают. Их родственники тоже хотят иметь небольшой ресторанчик и получать оттуда прибыль. Им плевать на все эти нормы, когда стоит вопрос о рентабельности и эффективности и возможности заработать больше денег. Поэтому устаревший и доставшийся нам от Советского Союза механизм контроля — он полностью неэффективен и не работает.

Ответственность за трагедию должно нести государство

Ответственность за трагедию должно нести государство

В той трагедии, которая произошла в «Хромой лошади», конечно, применимы нормы, регламентирующие ответственность за вред, причиненный государственным чиновником, должностным лицом. Потому что помещение принадлежало Министерству обороны. Те надзорные функции, которые выполняли пожарный надзор, БТИ и прочие государственные структуры, не выполнялись надлежащим образом. Поэтому владелец и еще целая куча государственных организаций виновны в том, что произошло. И, конечно, в соответствии с законом, за вред, причиненный должностным лицом, ответственность несет казна в лице Министерства финансов. Это наиболее яркая ситуация в плане ответственности государства.

Второй вопрос: государство в порядке регресса имеет право предъявить свои претензии к виновным. Виновные — владельцы. У владельцев есть достаточно серьезные материальные активы. И часть этих активов мы нашли за рубежом — в Испании и еще в одном государстве. Мы направили запрос в генеральную прокуратуру, потому что порядок межгосударственных отношений не позволяет потерпевшим или адвокатам выйти с просьбой наложить арест на обеспечение иска. А у нас есть информация, что они срочно распродаются — недвижимость и большое количество машин, которые выставлены на продажу. То есть торговля машинами, бизнес.

Мы направили просьбу, чтобы прокуратура обратилась в МВД Испании с просьбой наложить арест в обеспечение исков, в обеспечение возмещения вреда.

К огромному сожалению, пока что нет никакой информации. И у меня есть ощущение, что прокуратура спит и ничего делать не будет. Поэтому вот этот путь, путь предъявления требований к предпринимателям, владельцам в части возмещения вреда, — бесперспективен. Потому что к моменту суда у них уже ничего не будет. Они это переведут и продадут. И встанет вопрос: что можно с них получить в результате судебного исполнения решения и исполнительных исков в местах лишения свободы?

На сегодняшний день уголовно-исполнительное законодательство регламентирует это не в пользу потерпевшего. Никто и ничего там не зарабатывает. С учетом погибших, с учетом количества пострадавших… Одних круглых сирот только 14 человек. Сирот, у которых погиб один родитель, — 44.

Поэтому понятно, что те несколько человек, привлеченных к ответственности, не смогут закрыть этот вопрос. В особенности если уйдет то имущество, которое сегодня мы пытаемся арестовать.

Поэтому, вероятнее всего, это будет путь предъявления требований к государству. Но он не так усыпан розами. Государство не хочет отвечать за своих чиновников и не хочет исполнять нормы Конституции, нормы гражданского законодательства.

И у нас открывается путь в Европейский суд по правам человека. Такова реальная картина.

Все дороги ведут в Страсбургский суд

Все дороги ведут в Страсбургский суд

Я считаю, что в части требования гражданина к государству или к крупной международной корпорации должен быть суд присяжных в гражданском судопроизводстве. Потому что выиграть у крупной корпорации или у государства, где судит судья-чиновник, — вещь нереальная. Потому что судья — он тоже чиновник, государственный служащий. Чтобы он укусил руку дающую, руку, его назначающую, — вероятность небольшая.

Мы имеем подобного рода судопроизводство в цивилизованных странах, в том числе в Америке. И в перспективе, конечно, остро стоит вопрос: если мы хотели бы независимое судопроизводство по такого рода делам, нам необходим суд присяжных. И тогда какая-то вероятность, серьезная вероятность появляется у потерпевших в требованиях против государства.

А так реальная картина — это, конечно, то, что мы здесь подаем и идем дальше в Европейский суд по правам человека. Благо, что вступил в силу 14-й протокол к Европейской конвенции. Это процессуальный протокол, который ускоряет судопроизводство и позволяет, в том числе, определенные формы воздействия на государство в части неисполнения судебных решений.

Российская Федерация сегодня только платит деньги и больше ничего не делает. Поэтому 14-й протокол позволяет влиять в части остального. Потому что это прецедентное решение. Европейский суд задумывался не как суд, который каждое дело рассматривает. Европейский суд — это прецедентный суд. Он рассматривает одно дело, и такого рода дела больше не должны появляться. Вот смысл Европейского суда. То есть однажды одно дело решили, и все. А не так, что это решили, заплатили, и заплати снова и снова. Смысл другой.

Если Российская Федерация позволяет себе нарушать те вопросы, где уже вынесено решение, тогда принимаются определенные меры. Поэтому так долго блокировали 14-й протокол. Потому что через рычаг Европейского суда можно нормализовать нашу систему. А это, конечно, существенно повлияет на коррупционную составляющую, на наших чиновников. И они так долго блокировали. Но сделать ничего не смогли, потому что Европа объединилась так плотно, что мы остались одними изгоями, одной страной, которая не ратифицировала 14-й протокол. И этот 14-й протокол, где есть все, кроме России, назывался «14-бис» — то есть без Российской Федерации.

Сейчас этот вопрос решен. И мы получили хороший инструмент воздействия.

Что происходит с потерпевшими

Что происходит с потерпевшими

Что сегодня происходит с потерпевшими? Еще более 50 человек находится в больницах. Они здоровыми никогда не станут. Это яд, он не проходит. Это не ожоги, от которых можно вылечиться. Погибло 155 человек. Их родственники звонят мне каждый день. Сегодня мне с утра отец погибшего прислал судебную доверенность из Воркуты. Погиб молодой человек, который только закончил военное училище, только получил лейтенантские погоны… И мне пришла эта судебная доверенность. И у вас в студии меня застала еще одна семья, у которой тоже произошла трагедия. Каждый день мне звонят. Каждый день мне приходят те или иные процессуальные документы, которые наделяют меня правами представлять интересы потерпевших.

Я пока ничего не делаю. Потому что я сейчас плотно сижу в процессе по Евсюкову. Это очень сложный процесс. На меня там обрушились все беды, которые только возможны. И поэтому борьба идет со всеми: и с прокуратурой, и с судом, и с милицией, которая до сих пор преследует потерпевших. Вчера было заявление по этому поводу от потерпевших. Давление со стороны милиции и угрозы. Они, конечно, идут и в адрес адвокатов. Там очень жесткое противостояние.

Мы чувствуем, что процесс уходит в сторону, что Евсюков не получит надлежащего наказания. Каждый день мы видим, что вероятность адекватного наказания становится все более призрачной.

Суть не в этом. Суть в том, что я не могу взять сразу два дела. Потому что оба дела одинаковы по сложности, по длительности и по занятости. То есть я там сижу каждый день.

Сейчас я просто собираю доверенности. Просто беседую с потерпевшими и не акцентирую внимание на «Хромой лошади». Как только закончится процесс Евсюкова, сразу встанет вопрос, что мы запустимся по «Хромой лошади».