На судах по делам Pussy Riot и Расула Мирзаева журналистам запретили цитировать свидетелей

Комментирует Дмитрий Аграновский,

адвокат

Журналистов приговорили к лишению свободы слова

Журналистов приговорили к лишению свободы слова
Замоскворецкий и Хамовнический суды запретили журналистам публиковать прямые цитаты свидетельских показаний по резонансным процессам Расула Мирзаева и панк-группы Pussy Riot. Мосгорсуд эти инициативы не одобрил, но что толку…
1 августа 2012
Первоначально по делу Pussy Riot запрет был введен на публикацию показаний в любом виде, но после скандала косвенные цитаты разрешили. Правила были смягчены после того, как журналисты потребовали официально объявить о запрете и включить решение в материалы дела. Общественная палата отреагировала немедленно: требование к СМИ не цитировать свидетелей по делу Мирзаева антизаконно (утром об аналогичном решении Хамовнического суда еще не было известно). Вполне возможно, что два запрета вызваны разными причинами. Однако, скорее всего, суды стремятся сделать все возможное, чтобы скрыть от граждан судебную кухню и все те глупости, ошибки и маразм, которые на ней варятся, а заодно и спрятать такие же огрехи следствия и прокуратуры.

 

«Та-ак. Суд запретил цитировать прямую и косвенную речь свидетелей по делу Pussy Riot… Статья 246 УПК. Иначе удалят с процесса и письменно предупредят редакцию… 264 УПК, извините», — написал в Twitter Андрей Козенко. Статья 264 Уголовно-процессуального кодекса РФ гласит: «Явившиеся свидетели до начала их допроса удаляются из зала судебного заседания. Судебный пристав принимает меры к тому, чтобы не допрошенные судом свидетели не общались с допрошенными свидетелями, а также с иными лицами, находящимися в зале судебного заседания».

Мосгорсуд инициативы Хамовнического и Замоскворецкого судов не одобрил, заявив, что журналисты имеют полное право на освещение открытого судебного процесса, включая прямое цитирование и анализ полученной информации, передает Интерфакс. Руководитель пресс-службы МГС Анна Усачева сказала: «Журналисты имеют полное право на освещение открытого судебного процесса. Работа СМИ включает в себя и прямое цитирование, и косвенную речь, и анализ полученной информации». Но уточнила, что в ходе освещения открытого судебного процесса прессе «следует учитывать распоряжения председательствующего по делу судьи, а также руководствоваться как действующим законодательством, так и здравым смыслом».

Конечно, можно заподозрить ведомство Ольги Егоровой в лицемерии и предположить, что об утренних запретах там знали, но дали задний ход после устроенного СМИ шума. Однако доказать это невозможно, так что будем считать, что и в Замоскворецком, и в Хамовническом судах действовали по собственной инициативе.

Вместе с тем параллельность судебных запретов по делам, схожим только повышенным вниманием к ним общества, не может не дать пищу для размышлений. Если в процессе Расула Мирзаева гипотетически еще можно говорить о давлении на свидетелей, то с Pussy Riot все совсем очевидно. 

Два дня разбирательства в истории «панк-молебна» показали крайне низкий уровень квалификации служителя Фемиды и гособвинения. Дело даже не в идиотизме обсуждаемых вопросов, типа, где живет Бог, или считать ли феминизм кощунством, и не в свидетелях, чьи высказывания уже стали крылатыми. Подсудимые выглядят настолько более грамотными юридически, что судья и прокуроры просто не в состоянии адекватно себя вести.

Из области права дело Pussy Riot ушло в теологию, причем, в ее самом примитивном, бытовом варианте. Глупостей сказано столько, что иного выхода, как запретить тиражировать ляпы гособвинителей и судьи, пожалуй, нет. 

А в деле Мирзаева, похоже, старательно прячут все то, что касается нашей медицины. Ведь во время обсуждения в суде фактов непосредственно драки в клубе никакого давления на СМИ не было. Но как только свидетели стали рассказывать подробности пребывания Ивана Агафонова в клинике (в неврологии мест не было, медсестра не помнит, падал ли больной с каталки и тому подобное), процесс попытались закрыть от прессы.

Вообще, три российские ветви власти — судебная, исполнительная и законодательная — плюс правоохранители должны, наконец, понять, что в век Интернета, Twitter, мобильных телефонов и прочих гаджетов бесполезно что-то скрывать. Тебя вместе с твоими преступлениями, ошибками и дурью рано или поздно обязательно поймают.

Комментирует Дмитрий Аграновский, адвокат

Подобное требование суда незаконно. Есть процесс открытый и есть закрытый. Причем случаи, когда он может быть закрытым, четко перечислены в законе. Например, если речь идет о государственной тайне, преступлении против половой неприкосновенности личности. Если какой-то конкретный случай подпадает под данные требования, процесс закрывают. Нет — он должен быть полностью открытым. Просто так в ходе открытого процесса наложить ограничения на СМИ по поводу печатания тех или иных высказываний свидетелей, адвокатов, прокурора суд не имеет права. Это нарушение одного из основополагающих принципов судопроизводства — принципа гласности.

Обжаловать незаконность принятого в данных случаях судом решения или неправомерного закрытия процесса можно в суде вышестоящей инстанции или Европейском суде по правам человека.

В первом случае формально жалоба может быть эффективной. Формально вышестоящий суд беспристрастен. Точно так же у нас формально демократическое государство. Я порой в разговоре с судьей по поводу продления срока содержания под стражей того или иного моего подзащитного даже не спрашиваю, а утверждаю: «Все ведь и так понятно — не отпустите вы его из следственного изолятора». На что неизменно слышу в ответ возмущенное: «Почему вы так говорите? Сейчас все внимательно рассмотрим и примем решение!» Ну и, конечно, не отпускают. Такая определенного рода игра: суд делает вид, что беспристрастен и аккуратно подходит к каждому конкретному случаю.

Что касается ЕСПЧ, то в нашей новейшей истории уже был случай, когда обвинительный приговор в отношении фигуранта дела о взрыве памятника Николаю II был отменен по его решению после того, как в Страсбурге было доказано, что процесс в РФ объявили закрытым неправомерно.

Но российские власти, российские судьи перестали бояться Евросуда в силу того, что обращения в него рассматриваются достаточно долго — неизвестно, когда еще придет отмена приговора, а судьба человека, процесса решается здесь и сейчас. «Закрытие» же используется очень часто в том случае, если доказательная база у обвинения чрезвычайно слабая.

Так что у адвокатов сегодня нет никаких эффективных возможностей быстро исправить несправедливость, ошибку суда.

 

Материал подготовили: Мария Пономарева, Александр Газов