Друзья! Вы будете смеяться, но Мирзаев, оказывается, ни в чем не виноват. Вы не поняли, о чем это Кириллов? Значит, на всякий случай будет вам сейчас небольшое путешествие по волнам памяти.
В августе 2011 года чемпион мира по боевому самбо Расул Мирзаев поссорился с 19-летним русским молодым человеком Иваном Агафоновым. Конфликт у мужчин случился, если что, у московского клуба «Гараж». Очень-очень тогда расстроился самбист Мирзаев. Так осерчал, что впечатал свой чемпионский кулак в скулу русского парня. В свою очередь, Иван ударился об асфальт, впал в кому и через несколько дней умер. А темпераментный чемпион мира Мирзаев погрустил год под стражей и 27 ноября 2012 года был освобожден в зале суда. Так вот и справили демократический праздник «убей русского», как выражается в таких случаях та самая, настоящая Валерия Новодворская.
В оценке приговора Расулу Мирзаеву далеко не все столь категоричны, как наш уважаемый трэш-экскурсовод. Обозреватель «Особой буквы» Аглая Большакова с удовольствием поспорила бы на эту тему с Дмитрием Кирилловым. По ее мнению, «биография Расула Мирзаева — это не биография Аслана Черкесова. Фактура по «делу Мирзаева» — это не фактура по «делу Черкесова». Мирзаев дал властям возможность освободить его». (ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ)
Оказывается, горячий самбист убил Ивана по неосторожности. Статья 109 УК РФ, часть первая, если что. Мирзаева приговорили к двум годам лишения свободы. Но один год он уже промаялся на нарах, поэтому его и освободили. Однако изначально драчуну грозила четвертая часть 111-й статьи Уголовного кодекса. То есть умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Максимальный срок по этой статье — 15 лет. Но отечественный суд, как известно, самый гуманный суд в мире.
Возможно, решение суда вполне справедливо. Однако некий ЖЖ-юзер basmanov обнаружил любопытные факты. Например, в Боровске боксер в схожей ситуации убил насмерть человека. Результат — семь лет строгача.
А вот еще случай: в Свердловской области другой боксер ударил охранника ночного клуба. Охранник упал на асфальт и скончался. Дело возбуждено по 111-й статье.
Даже дагестанца, просто не такого известного, кошмарят по опять-таки 111-й. Горячий кавказец двинул мужику в живот ногой. Мужик ударился об асфальт и умер. Впрочем, тут еще не вечер. Защита дагестанца намерена переквалифицировать поступок, чтоб 109-я статья получилась.
А теперь вспомним «узников 6 мая». Например, Марии Бароновой грозит два года лишения свободы. Призывала, дескать, к массовым беспорядкам. Максиму Лузянину, который и вовсе со следствием сотрудничал, суд впаял четыре с половиной года.
Такие дела, а Мирзаев просто неосторожный. И вообще — асфальт, на который Агафонов упал, во всем виноват. Мелко работают люди государевы, без искры в глазах. Надо было асфальту впаять какую-нибудь статью и выписать тысячу ударов кувалдой.
Ничему то есть не научила Манежная площадь «опричников». Русские люди, как показал декабрь 2010 года, умеют возмущаться. Видимо, страшно хочется «опричникам» повторения. Ведь Манежка сама на себя не сходит.
Друзья! Вот как вам такое? Почему Мирзаев всего лишь был неосторожен, а свердловский боксер по фамилии Третьяков лютый убийца? Фемида, товарищи, должна быть слепа. Иначе это не Фемида. Дело ведь даже не в том, справедлив ли приговор Мирзаеву. Если действительно Агафонов умер случайно, то излишне кошмарить виновного не нужно. Дело в том, что остальным, в большинстве своем гражданам с откровенно русскими фамилиями, в праве быть неосторожными отечественное правосудие отказывает. А Мирзаеву можно, Аллах разрешил.
Кстати, напоследок. Мать Ивана Агафонова накануне так называемого судебного заседания до делу горячего самбиста, как сообщает Константин Крылов в своем блоге, попала в реанимацию с подозрением на инфаркт.
Ничего хорошего, в общем. Впрочем, может только у Кириллова такое мрачное настроение? Что же нам скажет популярный публицист Станислав Яковлев?
— Станислав, как вы считаете, почему еще не произошло масштабных акций националистов в связи с решением суда по «делу Мирзаева»?
Тут на самом деле действительно сложный вопрос. Наверное, отсутствие какой-либо активности является сигналом власти, что это для националистов, для московских и других правых организаций не является настолько принципиальным. Но, быть может, оно не принципиально, потому что про этого убитого молодого человека были выяснены некоторые неприятные подробности — начиная с того, что у него корочка была милицейская. И к самой этой ситуации вообще, насколько я знаю, у националистов, у правых отношение не настолько однозначное, как, например, к делу Волкова и Свиридова. Это во-первых.
Во-вторых, нужно все-таки понимать, что когда правительственная пропаганда говорит нам, что приговор действительно законный, вынесен в полном соответствии с законом, — это правда. Потому что по всем обстоятельствам этого дела невозможно дать больше, как-то это дело усилить. Только если не воспринимать его как политическое.
Мы же все прекрасно понимаем, что у нас в стране есть обычные уголовные дела, по которым могут быть справедливые приговоры. Это правда, отрицание этого тоже немного безумно. Но при этом надо понимать, что есть точно так же политические дела, исход которых зависит исключительно от решений, принимаемых в управлении внутренней политики Администрации президента, хоть в самом Кремле. И здесь, если бы у руководства страны была некая политическая воля, некий политический умысел, то Мирзаев таким вот решением не отделался бы.
Вопрос в том, что этой воли или умысла нет. Власть таким образом дает понять, что делать это решение политическим она не намерена.
И в этом смысле реакция националистов некоторым образом подтверждает решение властей. Потому что националисты тоже не считают это дело политическим, нет ведь никакой реакции возмущения.
Признаюсь, что внутренне не ощущаю в «деле Мирзаева» какой-то предельной важности для национального самосознания.
— То есть теперь активности со стороны националистов ждать вообще не стоит?
Ну, раз этого до сих пор не случилось, то да, видимо, не стоит. К «делу Мирзаева» правые относятся прохладно, по крайней мере на порядок более прохладно, чем принято считать. Я их в этом смысле понимаю.
Одно дело — возмущаться и требовать справедливого суда (а справедливый суд так или иначе все же случился). Другое дело — требовать от судьи сделать это дело политическим: мол, это оскорбление русского народа, мы требуем большего срока и так далее.
Очень легко бороться за правду, не важно с кем, за правое дело. Но вот ощущения правого дела нет. По крайней мере у людей более-менее спокойных убеждений его нет. Потому что здесь мы можем требовать только чрезмерного наказания для Мирзаева — не по закону, а по справедливости, как мы ее понимаем.
А закон в «деле Мирзаева» — он все-таки соблюден.
Я думаю, что никакого всплеска активности не будет.
— А вот если будет новая Манежка, «дело Мирзаева» всплывет как-то в новом контексте с трибун или нет? Припомнят ли?
Припомнят, конечно. Я уверен, что припомнят. Потому что когда собралась какая-то толпа и ее нужно заводить… Я уверен, что тогда и «дело Мирзаева» вспомнится. Ну, «дело Квачкова» постоянно на «Русских маршах» вспоминают. И кого только там не вспоминают. Будет, конечно, припомнено.
Но оно не станет каким-то системообразующим. Если соберется Манежка, то не из-за «дела Мирзаева» и не из-за него она куда-то направится.
Материал подготовили: Дмитрий Кириллов, Александр Газов