Сергей Алексашенко, Таможенный союз, ч. 1
Вы знаете, мне кажется, что, анализируя Таможенный союз — почему он возник, зачем он возник и чего от него ожидать, — в первую очередь нужно связать два события: семидесятилетие президента Казахстана Нурсултана Назарбаева и подписание всех документов о создании Таможенного союза, которое произошло случайно в Алма-Ате.
Конечно, это подарок Нурсултану Абишевичу от российского руководства. Понятно, что Нурсултан Назарбаев — великий политик на постсоветском пространстве. Он успел себя зарекомендовать и в советские годы. Успел стать значимым игроком в последние месяцы жизни Советского Союза и играл важную роль во всех политических процессах. И удержался у власти, и создал, скажем так, не самую плохую модель государства на постсоветском пространстве. Весьма специфическую, с проблемами, со «своими тараканами», но тем не менее создал работающее и функционирующее государство. Он выступал и выступает таким продолжателем и носителем того прошлого, которое наши политические лидеры — в первую очередь Владимир Владимирович — называют «крупнейшей геополитической катастрофой», то есть развал Советского Союза.
Мне кажется, что у наших руководителей, в первую очередь у Путина, эта такая фантомная боль — развал СССР. И все, что можно сделать, для того чтобы его восстановить, он будет делать. И если для этого нужно назвать ежа ужом, а тигра медведем, то будет делать.
Мне кажется, что создание Таможенного союза — один из этих шагов. Собственно говоря, аналогии можно провести: у нас уже 10–15 лет существует Союзное государство России и Белоруссии. Мы понимаем, в чем смысл этого государства? Нет, не понимаем. Ну, кроме того, что мы можем из одной страны в другую попасть без пограничного контроля. Ну, можно вступить в Шенгенскую зону, быть отдельным государством и тоже ездить, подписывая соглашения о безвизовом контроле. То есть ясно, что Союзное государство этим не исчерпывается.
То же самое с Таможенным союзом. В принципе, создание Таможенного союза в экономической теории и практике — это инструмент развития экономических взаимоотношений, торговли между разными странами, между экономиками. Много ли торговли будет между Россией и Казахстаном? Не очень. Сейчас включатся Таджикистан и Киргизия. Это сильно добавит в нашу экономику?
Если сравнивать Таможенный союз с наиболее яркими примерами — это Европейское сообщество, которое считалось объединением угля и стали, где были мощнейшие экономики Франции, Германии, Италии, которые создали костяк. Или объединение североамериканское, НАФТА: США, Канада и Мексика. В обоих случаях понятна экономическая целесообразность — американская экономика получала доступ к дешевой мексиканской рабочей силе, Европа снимала границы и преодолевала военные разногласия, договаривалась о единой политике по углю и стали, которые были базовым товаром у этих стран, вокруг которого шли многочисленные товарные конфликты и товарные войны.
О чем договариваемся мы с Казахстаном и с Белоруссией, понятно совсем плохо. Потому что о функционировании институтов, по российской традиции, договорились плохо. Потому что в начале этого года институты таможни не работали. То есть тяжело было партиям огромного количество товаров…
Так и сейчас — вступил кодекс, и выяснилось, что мы почему-то не готовы. И существует огромное количество нерешенных вопросов, решение которых отложили на потом, — начиная с пошлин на нефть и газ и кончая списком из 409 позиций, которые есть у Казахстана.
Мне кажется, что Бразилия сопоставима по населению с Россией. Там населения достаточно, чтобы страна была самодостаточной. У них есть торговое объединение Меркосур, но это чисто торговое объединение.
Есть Турция — самодостаточное государство. 75 или 80 миллионов человек населения. Да, они хотят вступить в Европейский союз, но это не мешает сегодня Турции быть конкурентоспособной экономикой и нисколько не мешает ей развиваться.
Есть и Швейцария, которая не входит никуда. Даже в Европейское сообщество. Только в Шенгенскую зону вошла. Ее население вообще меньше десяти миллионов человек, но найдите более процветающее государство, чем Швейцария.
Поэтому все эти разговоры о том, что для нормального развития экономики нужно 300 или 270 миллионов населения, — все это ерунда.
Наверное, политики эти и говорят, что объединение… Часто этот аргумент можно услышать. Мол, просто арифметическое объединение населения России, Казахстана и Белоруссии увеличивает рынок со 140 до 160 или 170 млн человек. Но ведь по большому счету мы производим там все одно и то же. Посмотрите на структуру товарного экспорта из России и Казахстана: нефть, метал и газ. Вот три позиции у нас и три позиции у них. В мир ничего другого не продаем.
Я понимаю, если бы Казахстан на весь мир, например, продавал товары легкой промышленности, а у нас существовали какие-нибудь торговые таможенные барьеры, которые китайское пускали, а казахское не пускали. Тогда можно было бы предположить, что казахские товары, если мы для них снимаем пошлину и они резко прорываются и вытесняют китайские… Конечно, нет там никакой обрабатывающей промышленности. Есть она в определенной мере в Белоруссии, в первую очередь связанная с сельским хозяйством.
Ну, с сельским хозяйством у России существует товарный дефицит по многим базовым позициям — по мясу, по молоку, подсолнечному маслу. И понятно, что так или иначе Россия будет получать у Белоруссии. А у кого? Видимо, у Белоруссии, потому что ближе всего. Можно и свежее молоко покупать. Будет Таможенный союз или не будет Таможенный союз — все равно будем покупать у Белоруссии. Потому что Белоруссии свое молоко деть некуда.
Поэтому мне кажется, что нет такого товара ни у одной страны. Мол, мы хотим к вам продавать, но наш товар вы не пускаете или он неконкурентоспособен. Вот снести пошлину, и он сразу завоюет рынок. Нет таких товаров.
Сергей Алексашенко, Таможенный союз, ч. 2
Мне кажется, для того чтобы экономики развивались и России, и Казахстана, и Белоруссии, в первую очередь нужна конкуренция.
Преодолеть технологическое отставание, преодолеть промышленное отставание можно только через развитие конкуренции. Когда у людей появляются стимулы сделать лучше, сделать качественнее, сделать то, что до тебя это еще никто не делал, понимая, что это не отберут и что ты сможешь это продать и на этом заработать. Другого способа поднять экономику этих стран нет.
К сожалению, российское правительство делает все возможное, чтобы конкуренцию задавить. Казахстан тоже там не сильно способствует развитию конкуренции и не сильно ее поощряет с большим прямым или косвенным участием государства в экономике. Белоруссия — это еще более контролируемая экономика со стороны государства.
Поэтому если эти страны хотят развивать экономику, то нужно развивать конкуренцию. Тогда и мотив для сотрудничества трех экономик точно найдется. Потому что очевидно, что Белоруссия как страна, которая находится ближе к Европе, для российского бизнеса выгодна как плацдарм выхода в Европу. Она может позволить сократить транспортные издержки. Россия и Казахстан могут, наверное, объединить свои усилия в построении нефтехимических, газохимических комплексов и еще чего-то такого. То есть можно придумать.
Но для этого должна быть частная инициатива, должна быть конкуренция. С одной стороны, государственная компания «Газпром», с другой стороны «КазМунайГаз». Два государства. Что там Путин и Назарбаев сели и начали опять договариваться. Лучше каждому свою трубу отставить, и эффективней жизнь будет.
Есть вопрос, а может ли Украина стать членом Таможенного союза? Мне кажется, что вряд ли. Шансы на это не очень велики. И мне кажется, что Украина очень успешно использует политическую конъюнктуру, сложившуюся в России. Нашим лидерам кажется, что Янукович — это такой пророссийский президент, и что нужно с ним скрепить быстро отношения. В то время как он достаточно прагматично берет то, что дает Россия.
Я напомню, что Украина уже является членом ВТО. И, соответственно, вступая в Таможенный союз, она не может изменить своих обязательств по отношению к ВТО. И это сразу меняет многие вопросы. Скажем, для Белоруссии и Казахстана это вопрос таможенных пошлин на подержанные автомобили. Они могут согласиться с Россией, а Украина уже не может. У нее этот вопрос решен в рамках ВТО. И на многое так же — на самолеты, еще на что-то. То есть Украина не может выйти из своих отношений в ВТО.
Мне кажется, что у российского руководства… Я не буду говорить про пророссийскую политику Януковича, насколько он пророссийский. У российского руководства существует абсолютная иллюзия, что на Украине существуют какие-то силы — общественные и политические силы, которые хотят тесного объединения с Россией. Мне кажется, что таких сил нет.
На Украине хотят иметь хорошие отношения с Россией. Не враждебные. И, наверное, в этом состояла основная проблема президента Ющенко, что он отношения с Россией испортил, откровенно довел их своими действиями, заявлениями, шагами до очень тяжелого характера. Но вместе с тем в украинской политике есть общий вектор, с которым согласны все, — движение в Европу. И все политические партии, весь политический спектр на Украине говорит одно: «Да, мы хотим в Европу».
И вопрос к Евросоюзу, когда начнутся переговоры, с какой скоростью они будут идти. Но то, что украинское общество и украинская политическая элита к этому созрели и что они этого хотят, не вызывает сомнений. И нет ни одной политической партии, которая бы говорила: «Нет, давайте не пойдем в Европу. Давайте пойдем в Союзное государство с Россией и Белоруссией». Такой политической силы нет.
Поэтому разговор о том, что Украина может стать каким-то участником постсоветской интеграции — будь то в рамках Таможенного союза или Единого экономического пространства, — мне кажется, от лукавого.
Мне кажется, что осложнение отношений России и Грузии пошло грузинской экономике на пользу. В том плане, что она стала менее зависима от России. Там проведены серьезные системные реформы. В том числе и по борьбе с коррупцией, в том числе и по укреплению судебной системы.
Мне кажется, что сегодня объективно грузинская экономика… Конечно, Грузия — страна, соседствующая с Россией. И понятно, что с соседями лучше иметь хорошие отношения, чем плохие. В том числе и экономические. Конечно, если будет возможность обеспечить открытые границы, не будет препятствий на пути экономического сотрудничества, экономических связей с Россией, то Грузия будет развиваться. И, возможно, даже очень успешно в каких-то направлениях.
Но для Грузии это не является единственным приоритетом. Грузия хочет быть экономикой, открытой для всего мира, которая понимает, что она маленькая, что она ограничена в своих возможностях и своих ресурсах, что ее устойчивость зависит от того, насколько прочными будут связи со множеством. Вот если они делают ставку на одного союзника, на одну экономику, то они становятся очень зависимыми. Если они ставят эту ставку на 10, 15 или 20 стран, то тогда у них экономика будет гораздо устойчивее.
Грузия тоже является членом ВТО. Поэтому существуют те же самые проблемы. Плюс на это сверху лег конфликт с Южной Осетией и Абхазией. Поэтому понятно, что ни о каком быстром продвижении на пути российско-грузинской экономической или политической интеграции речи идти не может.
Не нужно искать пятачок под фонарем и не нужно искать золотую рыбку, не нужно искать философский камень. У России есть огромный набор проблем. В принципе, их можно сузить очень коротко.
К разговору, с чего мы начали, — отсутствие политической и экономической конкуренции. Россия — это страна, где невыгодно вести бизнес. Россия — это страна, где запрещено заниматься политикой. Россия — это страна, где для того, чтобы ты занимался бизнесом, тебе нужно платить взятки или отдавать часть бизнеса чиновникам. И в чем привлекательность этой страны для экономики и для бизнеса — непонятно. Хочет ли Россия прорваться вперед, хочет ли Россия стать ведущей или хотя бы страной, демонстрирующей серьезную динамику инновационных технологий, не знаю. В технологическом прорыве Россия должна менять базовые вещи. Менять качество своих институтов, бороться с коррупцией.
Нет чудес. В экономике чудес не бывает. И экономические проблемы не исчезают. Их надо решать. Если они не решаются, то ситуация, значит, будет ухудшаться.