Экономические итоги 2011 года
Лев Гулько: Здравствуйте, мы начинаем наш «Ресет». Наш сегодняшний гость — экономист, эксперт Института экономической политики Сергей Жаворонков.
Сергей Жаворонков: Добрый день.
ЛГ: Поскольку надо подвести некие итоги года, который закончился, давайте так и сделаем. Как всегда, у нас три части. Так как вы экономист, эксперт, давайте в первой части подведем экономические итоги года. Вторая часть тоже будет посвящена экономике, но с точки зрения акций протеста, которые прошли, и всего, что с этим связано. А в третьей части мы поговорим о прогнозе на будущий год — тоже, естественно, экономическом. Это всех волнует. Итак, какой главный итог года?
СЖ: Главный экономический итог года заключается, на мой взгляд, в двух новостях. Плохой и хорошей, как это часто и бывает. Хорошая новость состоит в том, что благодаря очень удачной макроэкономической конъюнктуре цен на углеводороды, прежде всего цены на нефть, которая большую часть года держалась на уровне выше 120 долларов за баррель, Россия смогла свести годовой бюджет с профицитом, хотя изначально планировался дефицит. И наше правительство смогло добиться, по официальной статистике, четырехпроцентного экономического роста. Это высокий показатель на фоне новостей из стран Европы.
Но мы должны, конечно, учитывать особенности нашей статистики. В частности, то, что в нашу статистику заложена очень большая доля теневой экономики — до 30 процентов по разным разновидностям. И эта хитрость зачастую позволяет показывать экономический рост там, где его нет, или его увеличивать. Во всяком случае, во многих регионах России кажется, что экономического роста нет. Уже Московская область дает это ощущение. Даже когда в Москве растут цены на недвижимость, в Московской области ничего подобного не происходит. И все-таки это хорошая новость — то, что удалось выполнить бюджет, не прибегая к особенно внешним заимствованиям.
Теперь я перехожу к плохой новости. Плохая новость состоит в том, что в России совершенно чудовищный отток капитала по итогам года. Причем отток капитала в условиях положительного торгового и платежного баланса. Он такой же огромный, как это положительное сальдо. Когда в 2005—2007 годах у нас было такое положительное сальдо платежного баланса, в России наблюдался масштабный приток капитала. Примерно на уровне таком же, на каком сейчас происходит отток.
ЛГ: Это был инвестиционный капитал?
СЖ: Да. Во многом это был инвестиционный капитал, который верил в то, что условия в России стабилизировались, что «дело ЮКОСа» было первым и последним, что дальше ситуация будет улучшаться. Плюс это подогревалось интересом к российскому рынку в связи с большим притоком ликвидности за счет торгового баланса. Сейчас мы наблюдаем прямо противоположную картину. Так, отток по итогам первого полугодия 2011 года превысил отток за прошлый год, составив примерно 37 млрд.
По итогам года отток ожидается на уровне, превышающем 85 млрд долларов. Чудовищная цифра. Она показывает, что в России опасно вести бизнес. В России бизнес старается шортить все трансакции и реинвестировать заработанную в России прибыль на территории стран, где больше правового порядка. Эта тенденция прослеживается у нас на протяжении последних двух лет. В прошедшем году она нарастала лавинообразно. А это очень плохая тенденция, она показывает, что даже высокие цены на углеводороды могут не сдерживать многие базовые вещи.
Кроме того, в конце года цены на углеводороды упали. И, по моему прогнозу, в силу стабилизации ситуации в Ливии, которая в состоянии в течение ближайшего года практически полностью восстановить довоенный объем добычи, России придется несколько затянуть пояса. Денег в бюджете будет меньше.
ЛГ: Денег в бюджете будет меньше — это основной итог. Если спроецировать его на народонаселение, это означает, что будет меньше социальных выплат, что произойдет какое-то урезание. Я правильно понимаю?
СЖ: Абсолютно правильно.
ЛГ: Меньше денег у нас с вами.
СЖ: Совершенно верно. Кроме того, у нас с вами, можно так сказать, будет и меньше приработка. Потому что, если в бюджете меньше денег, это означает, что в бюджете меньше инвестиционных денег, которые власть вместе с избранным бизнесом каким-то образом израсходует. Но к этому процессу причастны миллионы граждан, благосостояние которых повышается.
ЛГ: Хорошо. Давайте на этом закончим с экономическими итогами года. Поживем — увидим, как будем выбираться из этой ситуации. Каждый по-своему. А во второй части поговорим об акциях протеста с точки зрения экономики. Потому что акции протеста как-то влияют на экономику и, безусловно, будут влиять на нее и в следующем году.
Как протестная активность влияет на экономическую ситуацию в России
ЛГ: Итак, протестное движение. Революционная ситуация в хорошем смысле этого слова. Революция, только не кровавая. Давайте совершим бескровную. Есть ли революция в экономике? Власть сказала, что она услышала. Если она услышала, если она пойдет на какие-то уступки...
СЖ: Революционные события не обязательно расцениваются экономистами как отрицательные. И экономическими агентами, игроками рынка. Так, самое серьезное отрицательное событие, которое произошло на валютном рынке России за этот год, случилось непосредственно после объявления о том, что Владимир Путин идет на третий срок. Ничего не поменялось в российском платежном балансе за этот день, но рынок отреагировал плохо. В течение месяца курсы немножко стабилизировались, хотя так и не вернулись на уровень до объявления о третьем сроке Путина.
Посмотрим, что происходит на том же валютном рынке сейчас. Мы видим, что курс рубля продолжает расти. Я сегодня заглянул на РБК и увидел, что курс рубля вырос по отношению и к доллару, и к евро. То есть продолжилась та тенденция, которая существовала на протяжении последних полутора недель.
Конечно, это связано с характером той революции, которая, может быть, произойдет в России. Ведь экономические агенты закладываются на самый радикальный сценарий, на сценарий смены режима. И они видят, что протестующие не собираются жечь магазины и грабить их, как это было в Киргизии. Что они не собираются переворачивать машины, устраивать межнациональные погромы, как было в арабских странах.
ЛГ: Национализировать банки.
СЖ: Национализировать банки и так далее. Я обращаю ваше внимание, что среди 10 требований протестующих, которые были сформулированы по итогам двух митингов, нет ни одного экономического требования. На самом деле это удивительно. Фактически нынешние волнения проходят полностью под политическими лозунгами. Кстати, что-то похожее проходило в 80-х годах.
Экономические агенты понимают, что даже в случае прихода к власти восставшего народа не произойдет ничего плохого в сфере экономики. И, кстати, неудивительно, что в требованиях протестующих нет экономической составляющей. Подобные требования не пройдут.
ЛГ: Так люди там экономически состоятельные.
СЖ: Почему же? Мы видим, как в мире требуют национализации — в Америке, в Европе. Требуют прощения долгов всем бедным странам. А в России мы ничего подобного не наблюдаем. То же самое было при поздней перестройке, когда шахтеры, известные своими забастовками, вообще не выдвигали никаких экономических требований. А выдвигали требование об отмене шестой статьи Конституции о руководящей роли КПСС.
Конечно, мы понимаем, что частичное или полное выполнение требований народа окажет влияние на экономику. Потому что главная проблема режима, который сложился в России, и других подобных режимов — фактическое отсутствие частной собственности или замена частной собственности феодальным институтом условной собственности, существовавшим, в частности, в средневековой Турции, когда человек владеет чем-то лишь постольку, поскольку получил на это санкцию правителя.
В России дело обстоит немного сложнее. Условную собственность можно продать, а вырученные деньги реинвестировать в зарубежные страны, что и происходит. Но в целом это главное ограничение. Почему в России за 20 лет не построили ни одного нефтеперерабатывающего завода? Потому что инвестиции в строительство такого завода огромные. По нынешнему курсу они составляют, наверное, не меньше 6—7 млрд долларов. Срок окупаемости этих инвестиций — многие годы. Никто не готов инвестировать такие деньги в ситуации, когда к тебе завтра могут прийти и сказать, что этим заводом нужно поделиться с «Газпромом», с «Роснефтью» или еще с кем-то.
ЛГ: А если ты будешь соблюдать правила игры? Или правила игры все время меняются?
СЖ: Мы помним Браудера, который соблюдал правила игры и регулярно давал интервью, расхваливая Путина. Мы помним иностранных инвесторов «Сахалина-2», которые соблюдали правила игры и ничем не мешали власти. Но к ним пришли и сказали, что они должны поделиться контрольным пакетом. Мы, наконец, помним Чичваркина, который агитировал за избрание Медведева и в 2008 году фактически был его доверенным лицом. Формально там не было доверенных лиц, но были люди, уполномоченные Медведевым за него агитировать. В их числе был Чичваркин.
Соблюдение правил игры не страхует тебя от грабежа со стороны силовых структур, которые не имеют возможности зарабатывать деньги и не распоряжаются большим бюджетом. Зато они могут вымогать деньги у бизнеса, угрожая различными карами — от отъема собственности до лишения свободы, что на самом деле еще страшнее.
ЛГ: Давайте сделаем некий вывод из нашей второй части. Политические требования влекут за собой некие изменения в экономике, даже если не было собственно экономических требований. Так?
СЖ: Я думаю, что если следствием сегодняшних выступлений станет либерализация российской политики или полный, как выражаются некоторые, демонтаж режима по типу того, что наблюдали в Грузии, на Украине и в Сербии, с захватом административных зданий и бегством правителей, то это окажет скорее положительное влияние на экономику. Хотя, надо сказать, не исключен и другой сценарий — сценарий силового подавления народа. То, что произошло в Белоруссии. И последствия этого мы хорошо видим на примере той же Белоруссии.
ЛГ: На этом мы заканчиваем вторую часть. А в третьей части, по многочисленным просьбам трудящихся, поговорим о прогнозах на будущий год. Меня просили спросить вас о кризисе, который грядет или не грядет, и о том, кого он затронет. Это третья часть.
Придет ли в Россию мировой экономический кризис
ЛГ: Итак, прогноз на следующий год. Давайте начнем с пресловутого экономического кризиса. Потому что с разных сторон звучат разные оценки.
СЖ: Что такое современный мировой финансовый кризис? Это следствие многих десятилетий финансовой безответственности правительств развитых стран, которые, наслаждаясь тем, что в их странах существуют институты частной собственности правового государства, полагали, что могут совершенно безответственно относиться к собственным финансам и финансы со всего мира все равно будут к ним притекать. Частично это все равно происходит.
То есть мы знаем, что существуют тяжелые бюджетные проблемы в экономике США и большинства европейских стран. Но как только возникает слух о каких-то очередных злоключениях, скажем, евро, люди начинают покупать доллары или то, что фактически является мировыми резервными валютами. Я имею в виду не экзотику типа швейцарского франка или новозеландского доллара. Я имею в виду…
ЛГ: Иену.
СЖ: Иена, кстати, тоже перегружена долгами — и даже больше, чем евро. Долг Японии — 200 процентов ВВП. Правда, преимущество этого долга заключается, что он во многом сосредоточен в руках не коммерческих банков, а японских пенсионных фондов. А вкладчики этих фондов склонны к консервативному поведению. Они не склонны резко изымать эти деньги. Речь идет о той же нефти, о недвижимости, о золоте.
Мы видим, что последние несколько лет цены на золото демонстрируют совершенно удивительную динамику. Они ее не демонстрировали, наверное, полтора десятилетия. Нечто подобное было только в 70-е годы после отмены золотого стандарта.
Собственно, для России в мировом кризисе тоже есть две новости: хорошая и плохая. Плохая новость состоит в том, что кризис означает спад потребления, в том числе спад потребления энергоресурсов. Потому что сокращается производство. Люди начинают экономить, меньше покупают автомобили...
ЛГ: И так далее.
СЖ: А основной рынок, который потребляет нашу нефть и наш газ, — как раз страны ЕС, которые столкнулись сейчас с большими проблемами в связи с бюджетным дефицитом и неспособностью правительств вернуть его в разумные рамки.
ЛГ: Это плохая новость?
СЖ: Да, это плохая новость. В этих условиях из-за падения спроса цена на нефть может упасть, как она упала, к примеру, в 2008 году. Тогда, как мы помним, в течение полугода цена на нефть сократилась в два с половиной раза.
Хорошая новость состоит в том, что Россия пока сохраняет определенную бюджетную подушку в виде остатков Стабилизационного фонда. А как показал опыт предыдущего кризиса, порча правительствами практически всех стран своих валют, то есть, грубо говоря, денежная эмиссия в условиях неспособности сбалансировать бюджет, повышает стоимость резервных валют, которыми, в частности, являются нефтяные контракты.
Поэтому я ожидаю, что, если российские власти, нынешние или будущие, не будут совершать грубых ошибок, они точно так же смогут проскочить через полугодичную восьмимесячную дырку падения доходов, связанных со снижением цен на углеводороды, прежде всего на нефть, и восстановить бюджетный порядок.
Кроме того, наш бюджет обладает рядом достоинств, которыми не обладают бюджеты большинства стран того же ЕС. К примеру, в этом бюджете заложена огромная коррупционная составляющая. Расходы бюджета на проекты, целесообразность которых, мягко говоря, сомнительна, сопоставимы с годовыми расходами на здравоохранение, образование и так далее. То есть за счет сокращения финансирования одного лишь чиновничьего клана можно мобилизовать деньги, которые покроют значительную часть издержек. Ничего подобного в странах ЕС не существует.
ЛГ: Хорошо. Давайте на этой положительной ноте мы закончим наш «Ресет». Не все так плохо, и даже коррупция приносит нам пользу. Я напомню, что у нас в гостях был старший эксперт Института экономической политики Сергей Жаворонков. Я поздравляю вас с Новым годом. Думаю, все должно быть хорошо. Спасибо вам большое.
СЖ: Спасибо вам.
Материал подготовили: Мария Пономарева, Лев Гулько, Илья Бойков, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов