— Помните у Пушкина?
«Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.
Плывет. Куда ж нам плыть?...»
Так куда нам плыть, Владимир Ермиевич?
- Не возьмусь говорить о всей России, но о российском документальном кино сказать могу. Думаю, это будет иметь какое-то отношение и к вопросам «навигации» всей нашей страны.
- Такое ощущение, что российское документальное кино переживает сейчас не самые лучшие времена. Неужто правы те, кто считает, что правда у нас сегодня под запретом?
- Специфику, особенности документального кино легче понять, сравнив его с телевидением. Казалось бы, телевидение широко использует документальное кино. Однако то, что там идет под этой маркой, - только название. Потому что современное российское телевидение познанием не занимается. Его задачей в лучшем случае является мифотворчество, а в худшем – некая медитация, цель которой привести телезрителей в то или иное состояние.
Телевидение давно уже не отражает действительности. Поэтому под видом документального кино на ТВ демонстрируются псевдодокументальные истории, героями которых чаще всего становятся или «звезды», или именитые покойники, чьи истории можно использовать как средство пропаганды.
Телевидению не интересна живая жизнь, потому что она противоречива. Реальность не содержит выводов. Для того, чтобы их сделать, надо уметь анализировать, надо мыслить. А это сегодня никак не поощряется. Современное ТВ использует термин «документальное кино» примерно так, как ловкие мистификаторы приклеивают к товарам, сляпанным в мытищинском сарае, ярлык «сделано в Италии». Ведь доверие к документальному кино заложено в людях на уровне подсознания. Далеко не каждый зритель поймет, что история, рассказанная бархатным дикторским голосом и проиллюстрированная быстро меняющимися картинками, надерганными из старых фильмов, имеет к правде такое же отношение, как современные российские выборы к реальному состязанию партий или кандидатов.
- Но если настоящему документальному кино дорога на телевидение заказана, то в каком пространстве оно существует? И существует ли вообще кино, отражающее реальную жизнь и время, в котором мы живем?
- Недавно я снял фильм о милиционере Михееве. Его пытали его же коллеги, выбивая показания. Он выбросился из окна, сломал позвоночник, к нему два дня не подпускали врачей, - преступник Михеев остался инвалидом. А потом выяснилось, что Михеев ни в чем не виноват. Страшная история. Почти 10 лет он судился с государством.
Пытали еще в эпоху Ельцина, судился в эпоху Путина. Судьи и прокуроры, двадцать три раза закрывали дело, утверждая, что никаких пыток не было.
И только в Страсбургском суде он нашел справедливость. Наше государство обязали выплатить Михееву солидную компенсацию, но никто из тех, кто препятствовал правосудию, так и не был наказан.
Мой фильм о частном факте. Один фильм не может претендовать на достоверное исследование проблемы. Проблемы жестокости со стороны власти. Но таких фактов у нас по всей России - несть числа! Есть ли об этом фильмы? Я ежегодно смотрю более ста документальных картин, для кинофестивалей, - фильмов, поднимающих острые социальные проблемы - единицы.
Документальное кино – уникальный инструмент. Настоящее документальное кино открывает то, что глубоко спрятано не только в герое, но и в зрителе, который, как и автор фильма, становится заинтересованным наблюдателем, приобщается к процессу поиска смысла, ощущает эмоциональную наполненность бытия.
«Жизнь замечательна, когда ее замечаешь» - эту фразу я, кстати, услышал от героя документального фильма, и считаю ее девизом кинодокументалиста. Профессия предоставляет нам потрясающую возможность общаться с людьми, зачастую выдающегося ума, опыта, духа; мы видим мир без посредников и комментаторов, мы прикасаемся к живой реальности, слышим ее пульс. Как вы думаете, имеет такую возможность правитель, окруженный охраной? Или политик, едва успевающий пожимать руки потенциальных избирателей?
Мы не доносим до общества правды, реалий нашего времени.
Логические выводы, конечно же, важны, но они не обладают сильным влиянием на внутренний мир человека. Большинством людей все-таки движут чувства, а не умозрительные заключения. Сфера чувств – тонкая и опасная одновременно.
В течение ряда лет я снимал сериал о людях села Кучугуры Воронежской губернии. Тогда Ельцину сделали операцию шунтирования на сердце. Я спросил человек 15 о том, как они к этому относятся? И только одна женщина, у который тоже было больное сердце, сказала, что она молится за него. Остальные же ответили: «и Бог с ним. Быстрей помрет – лучше будет». Я не стал это монтировать. Мое понимание этики не позволило. Но я очень остро ощутил, как сильно изуродована природа православного человека (все, кто отвечал, на мой вопрос считали себя православными). И это было страшно. Милосердие сегодня в наших деревнях присутствует только «по большим праздникам».
Милосердие уходит, любовь к ближнему уходит, а что остается?
Остается жестокость.
И речь не только о власти. Такие чувства возникают и у простых людей. Процессы эти никаким другим словом кроме как «деградация» не назовешь. В наших деревнях это все видно ярче. Там сильнее ощущаешь, как зреют «гроздья гнева», способные разрушить все.
Так что же? Не замечать этого? Но тогда мы очень многим рискуем. Рискуем упустить момент, когда «гроздья» созреют. И мы его обязательно упустим, если будем игнорировать сферу чувств.
Я понимаю, что документальное кино не может подменить собой социальные институты, но оно может проделать очень важную работу по «переводу» абстрактных понятий на живой, «берущий за душу» язык. Можно научно зафиксировать: «русская деревня исчезает». Ну и что? Объективный процесс. Но можно показать этих «исчезающих» людей, показать их безысходность, их боль, их протест, их трагедию. Показать, во что это выливается, а выливается это, в том числе, и в жестокость, которая поселяется в наших душах.
- Почему сегодня документальное кино не проявляется себя так, как это было в конце 80-х – начале 90-х. Такие фильмы как «Легко ли быть молодым?», «Архангельский мужик», «Так жить нельзя» были общественным событием. Они реально влияли не только на общественные настроения, но и на принятие политических решений. Почему сейчас этого нет?
- Прежде всего, те три фильма, которые вы назвали, получили мощную поддержку общества и власти. Я бы сюда добавил еще фильм «Покаяние», хоть это и не документальный фильм. Они прошли большим экраном. Эти картины выражали определенный консенсус между некоторой частью власти и обществом. Почему таких фильмов сегодня не показывают? По двум причинам: во-первых, потому что не хотят, а во-вторых, потому что их нет.
Года три назад я затеял проект - «Мой герой». Я исходил из того, что сегодня людям не хватает образа положительного героя. Не гламурного из рекламы или глянцевых журналов, а героя-деятеля. Дело в том, что мы все эти годы строили капитализм. При этом в обществе усиленно прививалась ненависть к богатым. Но ведь образ настоящего предпринимателя принципиально иной – это человек, который не боится работы, не лентяй, человек рискующий, ответственный. Что-то таких мы не видим на экранах телевизоров.
Я снимал фильм в городе-анекдоте Урюпинске. Там двое ребят, братья-близнецы, создали с нуля собственный бизнес. Сначала шили дубленки, чем-то торговали, потом прикупили небольшой маслозавод… Но был там и большой завод, который решили захватить московские лихие ребята. Они начали скупать акции. Так эти братья взяли верх над московскими. Как взяли? А просто, собрали народ и сказали: эти московские купят завод, а потом его закроют. Это рейдеры. У нас сейчас нет таких денег, как у них, но если вы нам поверите, то мы отдадим их вам потом. Завод останется, ваши рабочие места останутся. Люди им поверили, местные победили.
Вот эти братья – абсолютно положительные герои, причем с действительно драматической судьбой. Когда их отец погиб в пьяной драке, им было по семь лет. Казалось бы, что их могло ждать? Но мать уберегла, и сами оказались с характером. Ни грамма алкоголя за всю жизнь, прошли Афганистан, сейчас оба депутаты городской думы, причем их выбирали по всем правилам.
И таких героев в проекте «Мой герой» было много. Причем там были не только бизнесмены, но и те, кого можно назвать общественными деятелями: они боролись за справедливость, занимались благотворительностью и т.д. Были там и крестьяне, и священники. У каждого свой путь, своя история, свой взгляд, свой характер, но всех их объединял конструктивный, деятельный подход к жизни. «Мой герой» это около семидесяти небольших документальных картин. Самое интересное, мы показывали их по разным городам и они по рейтингу не уступали популярным программам. Так было и в Нижнем Новгороде, и в Иркутске, и в Челябинске, и в Екатеринбурге…
Один из фильмов этого цикла я показал высокому руководителю федерального телеканала. Он посмотрел, сказал, что работа замечательная, герой удивительный, он бы хотел, чтобы его сын был таким, но показать на своем канале он картину не может – «не наш формат».
Я обращался к руководителям разных общественных организаций: давайте сделаем большой проект - «Путь к успеху», об истории российского бизнеса, давайте сделаем это предметом общественного обсуждения, давайте будем говорить о ценностях, которые должны быть присущи нормальному бизнесу. Поддержки я не нашел. А позже на одном научном симпозиуме я услышал такую мысль: власти выгодно формировать в обществе негативный образ бизнеса. Ибо в противном случае бизнес будет иметь общественную поддержку и представлять для нее, для власти, опасность.
И это подтверждается историей того же Ходорковского и других опальных олигархов.
- Я знаю, что вы лично с Ходорковским не знакомы, никогда с ним не встречались. Однако вы сняли фильм «Реакция»…
- Фильм «Реакция» я снял три с половиной года назад. За это время много чего произошло… Если бы я сейчас снимал фильм о судьбе Ходорковского, то назвал бы его одним коротким словом – РЕЖИМ. То, что происходит в течение пяти лет его заключения, - для меня это особый режим. Когда могут посадить в карцер за лимон в тумбочке, за неправильно сложенные руки, за публикацию в газете. Когда священника, проявившего милосердие, выкидывают из церкви – это ведь не стандартная норма содержания заключенных, не стандартная норма взаимоотношения церкви и государства. Исследуя особый режим содержания Ходорковского, можно понять режим всей нашей страны.
Слово «режим» имеет много значений. Не буду вдаваться в дефиниции, но отмечу, что есть «режим» и есть «особый режим». И часто «особый» есть полная противоположность «просто режиму». Например, согласно режиму, определенному в законодательстве, Ходорковский должен отбывать заключение в пределах Московской области. Нет, его посылают за 6000 км в Краснокаменск… Это нарушение режима или его закономерное проявление?
У нас трактовка законов всегда была привилегией власти и только власти. Сам процесс трактовки – огромная сфера деятельности государственной машины, сфера, живущая по каким-то своим внутренним законам, почти никак не известным обществу. Было бы крайне интересно и важно на примере одной фигуры показать, как это происходит.
Я не знаю, к каким выводам мы бы пришли, если бы, предположим, снимали фильм. Я не уверен, что у нас обязательно появились бы основания для безусловных обвинений в адрес власти. Может быть, власть руководствовалась, или ей казалось, что руководствуется какими-то высшими государственными интересами… Ведь мы же почти ничего не знаем об этом. Прежде чем кого-то осуждать, надо сначала понять хотя бы мотивы? Показать, что вот так мы поступаем с олигархами, неправедно нажившими свое богатство? Или – вот так мы поступаем с теми, кто нас не слушается? А может быть, власть не так монолитна? Может быть, кто-то там считает, что надо дать послабления, а кто-то считает - «черта лысого»?
Но как бы там не было, Ходорковский, его «особый режим» – это исторический феномен. Мы не сможем понять этот феномен, если не разберемся в самих себе, в том, какую жизнь мы хотим построить.
Мне, например, очень интересны мнения людей, которые с ним сидели. Или, например, мнения судей из Краснокаменска, которые раз за разом снимали с него взыскания. Наверняка, была спущена определенная директива, но, оказывается, в рамках существующего режима есть те, кто этому сопротивляются.
Существует, конечно, и другое отношение. «Мало дали!» И все это - характер нашего времени.
Если вас интересует, куда плывет Россия, то рискну, выскажусь на эту тему.
- Было бы интересно.
Пока мы не начнем смотреть внутрь себя, мы не сдвинемся с места. Люди, которые формулируют задачи для страны, не очень хорошо знают реальность. Они имеют дело с отражением этой реальности – в статистических данных, в результатах социсследований. Но это не наполнено эмоциями, чувствами - жизнью. Нам надо понять самих себя, как сочетание, на первый взгляд, не сочетаемого, как мир, в котором множество противоречий и много ценностей…
Когда говорят, что народ наш заслуживает то, что есть, потому что он «сам такой» - это полнейшая нелепость. Да вы найдите идеальный народ! Что, у немцев или американцев меньше недостатков? Да сколько угодно!
Так, давайте искать в первую очередь наши достоинства, давайте будем учиться их искать.
Найдем – выплывем. Не найдем – останутся как у Пушкина, в конце стихотворения: точки, точки, точки.