Смертная казнь

Нужно напомнить, что в Чечне — последнем субъекте Федерации, где суды присяжных не работали, — они начнут действовать с 1 января будущего года. В связи с этим Верховный суд России в конце октября направил в Конституционный суд запрос, суть которого коротко можно выразить так: применять ли после 1 января смертную казнь, когда условие для моратория на нее перестанет действовать? Ведь именно Конституционный суд десять лет назад в своем решении указал, что смертная казнь может назначаться судом только при предоставлении обвиняемому права воспользоваться судом присяжных. Кроме того, в 20-й статье Конституции сказано, что смертная казнь может применяться «впредь до ее отмены», то есть вроде как выражено намерение «исключительную меру» в будущем отменить. 

Время поджимало, и Конституционный суд даже решил рассмотреть это обращение во внеочередном порядке. Результат уже известен, и мотивы для своего решения судьи КС привели такие: «В течение десяти лет в Российской Федерации действует комплексный мораторий на смертную казнь. За это время сформировались устойчивые гарантии права не быть подвергнутым смертной казни и сложился легитимный конституционно-правовой режим, в рамках которого — с учетом международно-правовой тенденции и обязательств, взятых на себя Россией, — происходит необратимый процесс, направленный на отмену смертной казни как исключительной меры наказания, носящей временный характер и рассчитанной лишь на некоторый переходный период. Поэтому введение 1 января 2010 года суда присяжных на всей территории Российской Федерации не создает возможность назначения смертной казни».

Но есть серьезная правовая коллизия — как ни верти, но согласно Конституции смертная казнь в России есть. Более того, суд присяжных заработает скоро везде, и наверняка найдутся преступники, совершившие особо тяжкие злодеяния, которые никогда перед таким судом предстать не захотели бы. Например, серийному убийце детей именно суд присяжных, скорее всего, вынесет смертный приговор — иначе как эти присяжные потом будут ходить по улицам без того, чтобы испытать на себе гнев сограждан? Более того, в решении Конституционного суда от 2 февраля 1999 было сказано, что вопрос об отмене смертной казни решится «в разумные сроки». К тому времени Россия уже подписала в 1997 году 6-й протокол к Европейской конвенции по правам человека, говорящий прямо: «Смертная казнь отменяется. Никто не может быть приговорен к смертной казни или казнен». Но этот самый 6-й протокол Госдума не может ратифицировать уже десять лет, а мы знаем, что если бы с 1999 по 2008 год в Кремле лишь бровью повели, то протокол был бы ратифицирован. 

Десять лет — разве это разумные сроки? Значит, не очень-то и хотели, за что, собственно, и получали выволочки от Совета Европы. Ведь вступая в эту организацию, мы присоединились к Европейской конвенции по правам человека и обещали отменить смертную казнь. Но мнения разделились не только в российском обществе, но и среди служивых людей и даже политиков. Восстановить смертную казнь требовали прокуроры, депутаты Госдумы, и даже спикер Борис Грызлов считает, что время для ратификации 6-го протокола еще не пришло.

Все это говорит только об одном: в нашей стране все еще существует влиятельное политическое большинство, препятствующее окончательному запрету смертной казни. Ведь не Европейскую конвенцию и протоколы к ней подписывал Борис Ельцин. Но его преемник явно не столь же демократичен. Нам просто повезло, что Венская конвенция о праве международных договоров еще действует — в ней говорится, что ратификация не является обязательным условием, чтобы договор начал работать. 

Собственно, именно Венская конвенция, а также положение российской Конституции о том, что международные соглашения выше национального права, являются единственными юридическими препятствиями для смертной казни. Была бы воля нашего премьера — мы бы, чего доброго, вообще бы сейчас из Совета Европы вышли. Просто такой шаг стал бы слишком затратным в имиджевом, да и в финансовом плане. Видимо, поэтому Конституционный суд выдумал словосочетание «устойчивые гарантии» вместо ясных юридических терминов. 

По той же причине не указал депутатам Госдумы на то, на что, по мнению многих наблюдателей, должен был указать, руководствуясь хотя бы чувством собственного достоинства: господа депутаты, могли сказать судьи, долго еще будет тянуться волынка с ратификацией 6-го протокола? Вы уж, пожалуйста, определитесь: либо нам Европейская конвенция не нужна и мы этот Совет Европы видали в гробу, либо — ратифицируйте. Однако суд решил не ставить перед Думой такую опасную дилемму

Кроме того, вместе с радостью при мысли о том, что в стране «басманного правосудия» хотя бы казнить не будут, не проходит ощущение, что продление моратория — это лишь инструмент в дипломатической игре с Европой. Мало кто удивится, если при наступлении очередного похолодания Кремль одобрительно кивнет Госдуме, и та 6-й протокол все же ратифицирует. Так уже было с другим протоколом к Европейской конвенции, 14-м, касающемся Европейского суда по правам человека. Примерно за неделю до начала осенней сессии ПАСЕ, на которой нас должны были наказать за войну с Грузией, Госдума намекнула: мы почти готовы 14-й протокол ратифицировать. И сработало — Россию ни слова не лишили, хотя собирались, ни полномочия делегации в ПАСЕ не приостановили. 

Также получилось и с продлением моратория на смертную казнь. Совет Европы мгновенно отреагировал — это решение там назвали «важным шагом к запрету смертной казни».
Откровенно говоря, отмена смертной казни — вовсе не главный критерий демократичности власти. В США и Японии, например, смертная казнь действует, но с демократией там обстоит, прямо скажем, куда лучше, чем у нас. И если на одну чашу весов положить мораторий на казнь, а на другую — создание в стране климата, когда убийства правозащитников и журналистов сходят с рук их исполнителям и заказчикам, когда милиция применяет пытки, доводящие людей до самоубийства, когда образ стреляющего «борца за справедливость» (как правило, сотрудника милиции или ФСБ) не сходит с экранов подчиненного государству телевидения, то станет ясно: такой мораторий важен, но он — скорее исключение из правила. Что-то вроде розочки из хорошего крема на плохом торте.