Обсуждать полиэтничность и мультикультурность в рамках наших старых стереотипов и взглядов бессмысленно. Мир меняется очень быстро. И появляются новые факторы, которые заставляют нас обсуждать это с другой точки зрения.
Один из таких факторов — эволюция национальных государств, которые сильно меняются и перестают быть тем, чем они были на протяжении столетий. Размывается понятие суверенитета, исчезает национальная экономика. А если исчезает национальная экономика, то государство теряет возможность перераспределять богатства внутри страны, чем спасалось на протяжении столетий: поддерживая бедных, отнимая у богатых, манипулируя налогами, армией, полицией и так далее. Все это утрачивается.
Ликвидация национальной системы СМИ лишает государство возможности формировать национальные интересы, национальные идеи и тем самым обеспечивать лояльность общества, в том числе армии и полиции. У него больше нет монополии на идеологию. Глобальные СМИ, глобальные тренды массовой информации, Интернет и спутниковое телевидение ликвидируют национальные рынки СМИ.
Это очень серьезные изменения. Потому что именно этим государство веками формировало сознание людей. Отсюда — гражданская позиция, отсюда — лояльность государству и сам принцип гражданства.
Понятие гражданства теряется, потому что у тебя есть возможность выбирать идеологию, мнение, систему ценностей и так далее.
Финансовая система тоже уходит из рук государства. Сейчас можно перевести деньги через какой-нибудь банк в Японию, в Америку, и никто тебя не сможет остановить. Тогда в чем смысл государственной финансовой системы? Если ты просыпаешься утром и первым делом интересуешься ценой на нефть, курсом доллара, евро и так далее, то ты живешь не в суверенной стране. А так везде. Американцы просыпаются и смотрят, какая цена на нефть и золото. Россияне смотрят на курс доллара и евро. Это уже не суверенитет, а нечто другое. Потому что национальное правительство не контролирует вещи, от которых зависит твоя жизнь.
К примеру, США — страна, глубже всех включенная в международное разделение труда и глобальную экономику. Она суверенна меньше, чем все остальные, потому что президент Соединенных Штатов, принимая решения, касающиеся американской политики, должен учитывать громадное количество факторов, которые вообще не имеют никакого отношения к американской политике. С этой точки зрения самыми суверенными, условно говоря, являются Северная Корея или Куба.
При этом мы веками жили в ситуации, когда главным содержанием мировой политики были отношения между суверенными государствами. А внутри своей территории государство было монополистом на идеологию, на экономику, на политику, на финансы. На все. Эта система начинает ломаться. И что с этим делать, мы не знаем.
Далее — глобализация. Вовсю идет глобализация — экономическая, политическая, социальная, человеческая, — которая приводит к тому, что вы все в большей степени становитесь гражданином мира и все в меньшей — гражданином своего государства. Понятие гражданства начинает теряться. Не очень понятно, к чему вы должны проявлять, так сказать, гражданство. К целому государству, к власти? Но они вам ничего особо не дают. Только берут налоги, да и то не со всех, потому что большинство наших олигархов, формально оставаясь гражданами России, платят налоги в других странах.
Суть иммиграции потерялась, потому что ее как таковой больше нет. Можно ездить, жить в любой стране мира. Вместо великого, как раньше говорили, переселения народов теперь миграция. Один туда поехал, другой сюда, потом вернулся, живет как хочет. Меняется само понятие отношений государства и человека.
И возник интересный феномен: поскольку нет иммиграции, люди просто уезжают. Они не принимают культуру другой страны, потому что они туда не иммигрируют, а приезжают жить со своими представлениями, стереотипами, взглядами и идеями. И не считают себя обязанными принимать культуру другой страны.
Свободный мир! Я живу где хочу. Я приезжаю туда не потому, что хочу жить, как они, а просто потому, что мне удобно там жить. В результате меняется понятие иммиграции. Идет миграция идей, образа жизни, культуры и так далее.
Политическая демократия решить эту проблему не может. Потому что демократия — власть большинства. А какая у культуры может быть власть большинства? Меняется понятие культуры. Социальное большинство решает, что такое культура. Тогда нужна новая формулировка демократии, суверенитета, государства. То есть это фундаментальные вещи, которые меняют все наше представление о геополитике.
Поскольку люди передвигаются так быстро, земля необычайно быстро меняет сейчас свои характеристики. Раньше люди годами и веками жили на одном месте. Вот наша земля. А кто жил там пять веков назад, мы и не помним. А теперь в прошлом году жил кто-то другой. А в следующем году будет жить кто-то другой — с другими представлениями о культуре, языке и религии. То есть вся эта система пришла в движение. И говорить, что это наша земля, что это земля христианская, мусульманская и так далее, сегодня смешно. 60 процентов арабов Америки — христиане, а не мусульмане. Они живут там как хотят.
И это меняет всю традиционную политическую географию. Она начинает складываться по-другому. Мы не знаем, как этим управлять. Этот процесс неуправляем, и возникают конфликты, как в Англии или во Франции, потому что традиционные государства, их бюрократии, их менталитет протестуют. Их тоже можно понять. Это такая ловушка-22, из которой нет хорошего выхода.
В этой ситуации обсуждать мультикультурность как проблему национальной политики — идиотизм.
Надо создать новую систему и критериев, и оценок, и подходов. А мы не в состоянии это сделать, потому что мы глупы. Да и всего слишком много. Процесс стал таким быстрым, что мы его не догоняем. Наши бабушки, дедушки, прабабушки жили примерно одинаково. А последние два-три поколения меняются так быстро, что каждое прошлое поколение отстает все больше и больше.
Последнее, что я хотел сказать, касается России. Я считаю, что главная проблема России — очень большая вероятность распада по тем самым причинам, о которых я говорил. Центростремительные силы набирают силу, простите за тавтологию. Попытка выстроить вертикаль не привела ни к чему. Видимо, надо возвращаться к плоской стране.
Но строить плоскую страну тоже нельзя, потому что страна большая и разнообразная. Она начинает расползаться. И мне кажется, что тяжелой и нерешаемой проблемой России является проблема внутреннего устройства.
Потому что РФ устроена по национальному признаку. А иметь в XXI веке внутри страны этнические границы — это, как мне кажется, огромная часовая бомба, которая взорвется. Не знаю когда, но взорвется. Сдерживать ее деньгами, силой, договорами — условно говоря, с Кадыровым — можно. Но это не может продолжаться вечно.
Если в XXI веке в стране есть национальные границы и национальные местные органы власти — это не демократия. Демократия не подразумевает национального признака. Но начинать ликвидировать эти границы — это вторая часовая бомба, которая лежит примерно там же, где и первая. То есть здесь есть противоречие, которое надо решать, потому что его нельзя не решать, но которое нельзя решать, потому что взорвется все. И ни один политик не может начать говорить об этом толком, потому что это будет концом его политической карьеры.
Поэтому ситуация в России непростая. Как создать единую гражданскую нацию в условиях, когда она разделена по национальному признаку? А национальный признак никто отменить не может, потому что и не хочет, и это очень рискованно политически. Для России это тупиковая ситуация.
Я понимаю, что политикам надо выиграть следующие выборы. Но надо говорить и о стратегиях. Посмотрите, что происходит. Европейский союз превращает гражданина Франции и Германии в гражданина Европы. Это уже совсем другой уровень. Был и гражданин Советского Союза — евразийская категория. Конечно, откаты назад могут быть. Но эпоха национальных государств прошла. К ней вернуться нельзя.
В свое время о США говорили, что это плавильный котел, не важно, плохой или хороший. Сегодня таких плавильных котлов становится все больше: Европейский союз, Латинская Америка, Большой Китай и Большая Юго-Восточная Азия в целом превращаются в плавильные котлы. А как этим управлять, мы не знаем. И это накладывается на политическую географию суверенных государств, которые пытаются это остановить. В результате возникают национальные конфликты, с которыми мы не можем справиться, потому что большие страны не умеют этого делать. Круг замыкается.
Нужны какие-то принципиально новые подходы. Это серьезная и многолетняя работа, поскольку ООН хочет сохраниться, и каждая этническая республика хочет сохраниться, и армия хочет сохраниться. И люди хотят обсуждать российско-американские отношения, поскольку им за это деньги платят. И они продолжают это делать.
В национальных отношениях, как и в культуре и искусстве, демократия не работает. Не может быть власти большинства в национальных отношениях. Это расизм. Демократия приводит к демократическому расизму, демократическому авторитаризму и национализму, что и произошло в Англии. Вот такой печальный сценарий получается.
И в Китае эта проблема тоже не решена. Он игнорирует прикладную часть демократии. Китайские элиты думают о будущем в терминах столетий, но никто не обещает, что нынешние проблемы будут решены и те, кто живет сегодня, будут социально справедливо обустроены. А ведь их тоже могут выкинуть. Если народ взбунтуется, ничего уже не сделаешь. А китайцы могут взбунтоваться, и страна распадется на куски.
На самом деле здесь важна комбинация долгосрочного видения и прикладной политики. Либеральная западная демократия, при всей моей любви к ней, — это прикладная политика. Это вопрос о происходящем сегодня-завтра. Советский коммунизм — это был взгляд в будущее, пусть глупый и примитивный. В Китае тоже взгляд в будущее. Но там отсутствует прикладная сторона.
Жизнь развивается. Политики не могут принимать такие решения. Им надо думать о выборах и играть по правилам. В идеале этим должна заниматься ответственная элита. В этом смысле нынешние исламские элиты на самом деле более зрелые, чем западные, привыкшие к демократическим циклам. Они думают в терминах десятилетий. А европейская, американская, да и российская элита думает в терминах, условно говоря, марта следующего года. А что будет после марта, даже не обсуждается. Никто не задается вопросом, что будет с Россией, скажем, в 2015 или 2018 году.
Материал подготовили: Елена Лукьянова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов