На этой неделе произошла очередная смерть в местах лишения свободы. Задержанный полицией 46-летний Олег Голобоков, подозревавшийся в нарушении авторских и смежных прав, был помещен в Изолятор временного содержания (ИВС) №1 ГУ МВД Москвы. Сотрудники больницы, куда дважды вывозили задержанного, сочли, что его содержанию под стражей ничто не препятствует. «По результатам освидетельствования, Голобоков страдал алкоголизмом второй степени и абстинентным синдромом легкой степени выраженности, на момент осмотра в неотложной наркологической помощи не нуждался и мог находиться в ИВС под наблюдением штатного медицинского персонала», — сообщил уже после трагедии начальник ИВС Дмитрий Головин.
Тем не менее заботы «штатного медицинского персонала» оказалось недостаточно. 11 октября в 7.30 утра у Голобокова начался приступ эпилепсии, в 11.30 приступ повторился. «Как оказалось, в изоляторе в тот момент не было медика, — рассказал позднее «Газете.Ru» правозащитник и член общественной независимой комиссии Москвы Александр Куликовский, посетивший изолятор. — По штату в ИВС должен быть один врач и пять фельдшеров, но укомплектованы были только три места». По словам правозащитника, в момент, когда Голобокову стало плохо, в изоляторе не было ни одного врача. Помощь бьющемуся в судорогах человеку оказывали сотрудники ИВС и сокамерники.
Также господин Куликовский установил, что «скорая помощь» ехала более 30 минут. «Когда врачи приехали, то сказали, что состояние заключенного не требует его госпитализации. Они уехали, а в 11.30 произошел второй приступ», — заявляет правозащитник. В итоге сотрудникам ИВС пришлось самим везти Голобокова в больницу. По приезду задержанного сразил третий приступ, он сразу был помещен в реанимацию, но спасти жизнь человеку не удалось. На лице у погибшего есть синяки, но не исключено, что он мог их получить, когда бился в эпилептических конвульсиях. Доказать иное происхождение гематом вряд ли удастся.
Смерть Олега Голобокова трагически совпала по времени с еще одной смертью — арестованного по обвинению в мошенничестве школьного учителя Андрея Кудоярова, содержавшегося в Пресненском СИЗО города Москвы. Кудояров умер от сердечного приступа.
Разбираясь в этих мрачных историях, необходимо сделать ряд уточнений. Во-первых, нельзя путать ИВС и СИЗО. ИВС — то место, куда доставляют задержанного перед тем, как суд вынес решение об избрании ему той или иной меры пресечения. Это на самом деле временное «место жительства» арестанта — он находится там лишь несколько дней перед судом по мере пресечения. После того как судья выносит решение о заключении обвиняемого под стражу на первые два месяца следствия, арестованного перевозят в СИЗО.
ИВС находятся в ведении МВД, там жестче порядки и жестче контроль над задержанными. В отличие от СИЗО, ИВС не делятся на «черные» и «красные», «блатные» и «режимные» — ИВС все «режимные», и тем более до предела «режимен» образцово-показательный ИВС №1 ГУ МВД Москвы, который находится на Петровке, 38, на одной территории со зданием самого московского Управления.
СИЗО — несколько другое. В СИЗО заключенные сидят в ожидании приговора по делу месяцами и годами, камеры переполнены, из-за скученности и духоты легко распространяется туберкулез, страдают люди с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Медчасти следственных изоляторов действительно порой не в состоянии физически обслуживать непомерно огромный контингент арестантов.
Все это, разумеется, никоим образом не извиняет случаи преступной халатности, ведущие к смерти содержащихся в СИЗО заключенных. Есть и примеры высокомерно-брезгливого отношения тюремного медперсонала к «зэкам», и вопиюще формальный подход к исполнению своих служебных обязанностей — когда любую болезнь лечат аспирином и зеленкой.
Однако агония человека, содержащегося в «лучшем ИВС Москвы», — событие за гранью… В ИВС на Петровке в последние годы были сравнительно неплохие условия содержания — хорошее по сравнению с СИЗО питание, постоянная дезинфекция камер, в том числе и санузлов, отсутствие чрезмерной переполненности этих камер — на Петровке сидит не так много народу, это транзитный пункт между волей и СИЗО, настоящей тюрьмой.
Конечно, в ИВС случаются и «внутрикамерные разработки» — когда к задержанным подсаживают специальных агентов, которые их «разводят» на нужные следствию показания, применяя «задушевные беседы» либо психологическое давление. Дело в том, что ИВС для заключенного — начальный этап. А человек, по терминологии следователей и оперативников, еще «тепленький», только что с воли, не знает, как себя вести, находится в состоянии стресса. Поэтому именно в первые дни его удобнее всего склонить к поведению, выгодному следствию. Но все же откровенных пыток в ИВС на Петровке в последние годы не было.
И уж тем более абсолютно недопустима ситуация, при которой человек умирал несколько дней в судорогах, а в ИВС не было врача. Если информация об этом подтвердится, получится, что начальник московской полиции господин Колокольцев допустил халатность буквально у себя под носом — ИВС находится в нескольких сотнях метров от его кабинета.
Отдельного исследования требует роль «скорой помощи» в этой истории: почему она ехала так долго и почему медики, вопреки очевидно тяжелому состоянию арестованного, не увезли его в «гражданскую» клинику? Нельзя, к сожалению, исключать вероятность сговора между врачами и сотрудниками МВД. Для последних выставление охраны у койки их подопечного где-то в больнице — дело хлопотное. Теоретически они могли и оставить агонизирующего человека в камере в надежде, что «все обойдется». Тем более «продержаться» Олегу Голобокову нужно было всего несколько дней — потом МВД спихнуло бы проблемного «клиента» в СИЗО на руки врачам ФСИН.
Материал подготовили: Роман Попков, Елена Славолюбова, Мария Пономарева