Беду воспринимаешь совсем по-другому, когда тебя с ней связывает что-то личное. У нас на работе была девчонка, которая оказалась тогда в заложниках. Девчонка отличная! Золотой человек! Мы и так-то к ней относились все прекрасно, а уж после того как все это случилось…
Она, слава богу, осталась жива и даже не пострадала. Физически. А вот сестра ее погибла. И кто скажет, какая травма после этого в ее душе теперь на всю жизнь. Мы к ней с расспросами никогда не приставали, но в отношении к этому человеку у всех появилась какая-то, как мне кажется, дополнительная деликатность. Чтобы лишний раз не сказать чего-то, не задеть. А работа нервная, всякое бывает. Так вот даже в запале каком-то опасались человека ненароком обидеть. Во всяком случае, мне так казалось.
В общем, прошел еще год, и я не знаю, что сказать. Потому что всякие рассуждения на эту вечную и безысходною тему в данном конкретном случае для меня всегда будут связаны с определенным человеком, который не в теории, не по репортажам и комментариям, а на личном примере убедился в том, что значит слово «террор». Как выглядят бандиты и как государство с ними борется. И как ради сохранения лица оно не пожалеет 130 человек. И как потом постарается всеми способами уйти от ответов на вопросы — чтобы уйти и от самой этой темы. Забыть, убрать ее подальше, замылить текучкой и мелочовкой.
Но ведь «Норд-Остом» же дело, увы, не ограничилось. Сколько еще было потом трагедий. В которых погибли сотни других людей. Тоже чьих-то родных и коллег. Для меня «Норд-Ост» ближе всех этих бед — так получилось. А для кого-то раной в душе остался Беслан, взрывы на «Автозаводской», на «Лубянке», на «Парке культуры», в «Невском экспрессе», в Домодедово, в бессчетном количестве мест на карте Дагестана и Ингушетии. Всех уже не упомнишь, всех не сосчитаешь, всех не успеваешь пожалеть и отдать долг памяти от всей души — потому что души не хватает, чтобы вместить всеобщее горе.
Уже установились твердые таксы для жертв разнообразных трагедий. Когда случилась Дубровка, страна еще жадничала. Теперь государство стало щедрым. Оно лихо откупается по установленной им тарифной сетке: столько-то за погибших, за раненых поменьше, за легкораненых еще меньше — но тоже ведь денежка, верно?
Богатой стране легко платить. Она нашла способ не бояться новой беды.
Материал подготовили: Антон Орех, Александр Газов