В минувшем декабре на весь Рунет ославилась член движения «Наши» Светлана Курицына из Иваново. Ее интервью о том, что «Единая Россия» «сделала много достижений», «мы стали более лучше одеваться» и «засеивать больше земель» («овощи там, рожь, вот это все…») разобрали на цитаты. Вскоре газета «Известия» разыскала Свету на ивановских просторах и опубликовала очерк о жизни юной активистки. Оказалось, она ютится в общаге, в почти тюремных условиях — двухъярусные нары, обшарпанные стены, тоска и безнадега. Ее мама — потомственная прядильщица, вкалывающая с утра до ночи за семь с копейками тыс. рублей. Тоска и безнадега.
На таком зловещем социальном фоне восторженность Светы Курицыной партией власти российская интернет-аудитория восприняла как проявление идиотизма и слепоты. И, на мой взгляд, вполне заслуженно. Как раз такая среда и является самым надежным поставщиком усердных «барабанщиков реакции» на столичные площади. Дети федеральных министров, полицейских и фээсбэшных начальников не пойдут бороться с «оранжевой чумой», несмотря на, казалось бы, кровную классовую заинтересованность в этой борьбе. Это не юнкера гражданской войны, «старого мира последний сон». Они свалят из страны при первой же серьезной опасности. Но пока такая опасность серьезной не является, они будут жить, как жили, всласть, брать от жизни все, данное им отцами.
Вместо них стоять на морозе и бить в барабаны будут Светы Курицыны из Иванова, Брянска, Вологды и других погруженных в тяжелые снега городов и весей.
Почему условная «Света Курицына», вопреки марксистской логике («бытие определяет сознание») — самый надежный контингент Кремля? Потому что единственный успешный проект власти за последние 12 лет — это как раз ненавидимые оппозицией прокремлевские молодежные движения («Наши», «Молодая гвардия» и тому подобные). Успешный не для России в целом и не для русской молодежи в частности, а для самого Кремля.
На что мог упирать Кремль, работая с провинциальной молодежью, призывая ее к верноподданническим усилиям? На некую сверхидею? Ее нет и быть не может. У царей была идея «Святой Руси», у большевиков — бесклассового мира всеобщего благоденствия (при Сталине еще добавилась советская великодержавность), у Гитлера был миф тысячелетней империи арийцев, у Каддафи — «Зеленая книга» и «третья мировая теория». Все эти идеологии — гуманные и бесчеловечные, научно обоснованные и заведомо утопические — жгли сердца, заставляли бороться до последнего вздоха. Какую книгу написали нынешние правители России, какую всемирную теорию создали? Бюрократы не создают идеологий и не пишут книг.
Единственное, на что могли давить власти, собирая под себя лояльные толпы, — это обещание хлеба и зрелищ. Хлеба в меньшей степени, зрелищ — в большей. Определение «ликующая гопота» — оно ведь не просто яркое и остроумное, оно четко отражает социологический феномен тысяч «Светлан Курицыных». Целевая вербовочная аудитория кремлевских штабов — малообразованные дети бедноты, единственная достойная схема оплаты их действий — дарить им возможность ликовать. Чем дальше вглубь России, в промерзшие, ветхие уезды, тем больше спрос на ликование, на тусовку, на «Москву», тем сильнее жажда вырваться из своего страшного, сводящего с ума мирка.
Власти на протяжении последних лет интуитивно чувствовали, насколько им выгодно, чтобы провинциальная молодежь жила так, как живет сейчас, — с бедолагами-родителями в одной комнатушке, с нулевыми перспективами, лишенная великих книг, оторванная от мировых цивилизационных веяний. Для успешной работы с ними нужен всего-то автобус, который умчит в Москву или на Селигер, — глоток жизни, иллюзия социального лифта.
Лет десять назад Эдуард Лимонов (в ту пору талантливый писатель, а ныне не вполне удачливый оппозиционный политик) написал великую книгу «Другая Россия». В числе прочего он широкими и правдоподобными штрихами обрисовал жизнь той русской молодежи, о которой мы мало что знаем. Лучше Лимонова и не скажешь:
«Твой отец инженер или работяга — злой, худой, неудачливый, время от времени надирается. А то и вовсе, никакого папочки в семье, мать — в облезлой шубейке. Глаза вечно на мокром месте, истеричная, измученная, говорит голосом, в котором звучат все ахи и охи мира. Мать всегда жалко, к отцу никакого уважения. Он — никто, когда пьян, ругается с телевизором. Вонючий братец (вариант: вонючая бабка) — после него противно войти в туалет. Квартира о двух комнатах: слишком много мебели плюс ковры, коврики, половички, шторы. Мало света. Вечные: «Выключи свою музыку!», «Убери эту порнографию со стены!», «Я тебя кормлю!» и прочие стенания, прелести жизни в семействе… «Саша, не выходи на улицу, там у подъезда какие-то парни!» Семья обучает бояться, трястись, усе…ся от страха. Это школа трусости... Квартира, полученная с адским трудом или купленная с огромным трудом, кооперативная, в последние годы советской власти. У родителей вся жизнь ушла на эту квартиру. Экономили, копили, собирали, купили. Потом счастливо обживали бетонный кубик, соту во многоподъездном, многоквартирном человечнике. Любовно сверлили, клеили, годами подбирали дверные ручки. На план обустройства лоджии ушел год. Еще три на возведение рам и стекол. За четыре года завоевывают царства, Вторая мировая война пять продолжалась, а тут лоджия. Ее забили старыми тряпками и втиснули тебе раскладушку. Квартира — как тюремная хата, где сокамерников не выбирают, как камень на шее эта квартира, который нельзя бросить и оттого нравы какого-нибудь Южного Бутова — почему-то должны быть твоими, а ты его, Южное, или какой там район, презираешь до рвоты. Ты уже бреешься, а эта, блин, унизительная крепостная зависимость от жилплощади родителей, ты тут прописан, записан, чтоб вам всем, падлы, как крепостной! И когда у тебя будет твоя клетка?.. Когда, никогда!.. 25 тысяч баксов у тебя будут никогда. Девочку привести некуда. Какая тут нате вам полноценная жизнь. У пенсионеров есть не только пенсии, у них есть квартиры, потому к ним ласково обращаются власти, агентства, жулики, убеждая продать ее, отдать в ренту, пенсионеры нужны…»
Надо, кстати, заметить, что Южное Бутово — это еще очень неплохой вариант. Большей части России до Южного Бутова — почти как до Стокгольма.
Лимонов описывает темные будни русских юноши/девушки с ужасом, но одновременно с надеждой — мол, террор со стороны семьи («монстр с заплаканными глазами»), жуткий быт и прочие прелести постсоветской страны будут толкать молодых к осмысленному бунту, к активной социальной позиции. И в этом кроется губительная для того же Лимонова и спасительная для нынешнего Кремля ошибка. Восстание против несправедливого мира не произрастает из одной лишь бедности. Для того чтобы восстать, необходимо, чтобы на твоем столе оказались нужные книги, чтобы твой китайского производства, кое-как в рассрочку купленный нетбук привел на нужные сетевые ресурсы, чтобы твои родители имели интеллектуальный потенциал, чтобы вечерами говорить с тобой о правильных вещах.
Некоторым парням и девчонкам повезло — родители, представители советской духовной аристократии, открыли им нужные книги, научили их думать. Но таких немного. Большинство рады мчаться в автобусе с барабаном на шее в Москву или на Селигер, хотя бы такой ценой, хотя бы на время расставшись с опостылевшим гетто.
Материал подготовили: Роман Попков, Александр Газов