Почему закрывается «Гражданин поэт»? Россия после выборов. Современная журналистика

Андрей ВАСИЛЬЕВ,

продюсер

Он уже устал, поэтому начнет сейчас забивать на все это президентское дело

Он уже устал, поэтому начнет сейчас забивать на все это президентское дело
Спецвыпуск передачи «RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА». Ведущий — обозреватель радиостанции «Эхо Москвы» Лев Гулько
5 марта 2012
Многие молодые ребята пришли в журналистику, когда шаг вправо, шаг влево считался побегом. Однако перед этими выборами Владимир Путин почему-то решил сымитировать демократию. И перед прессой неожиданно приоткрыли щелочку, позволив писать и про это, и про то. Но возможность давать честную информацию — сладкая отрава, и загнать этих ребят обратно в стойло будет трудно. В конце 1980-х годов страна поменялась именно за счет прессы. И есть шанс, что нечто подобное произойдет и сейчас.

Почему закрывается «Гражданин поэт»?

Почему закрывается «Гражданин поэт»?

Лев Гулько: Здравствуйте, у нас сегодня в гостях продюсер Андрей Васильев.

Андрей Васильев: Здравствуйте.

ЛГ: Поскольку у нас в гостях Андрей Васильев, мы посвятим первую часть нашего «Ресета» тому самому проекту «Гражданин поэт», продюсером и, собственно, придумщиком которого был Андрей Васильев. Уже, наверное, можно сказать: был. Проект закрывается. Зачем, правда, непонятно. Успешный был проект.

АВ: На эту тему мы поговорим. Не «был». Он только 5-го числа закрывается. Еще есть.

ЛГ: Еще есть несколько дней. А зачем? Успешный же коммерчески проект.

АВ: Поэтому и надо заканчивать, а не доживать...

ЛГ: Он же коммерчески успешный!

АВ: И коммерчески успешный.

ЛГ: Так зачем? Ведь он несет золотые яйца.

АВ: Ну как сказать? Проект нужно закрывать, когда людям жалко, что ли. А когда дотягиваешь до конца, уже никому на хрен не нужный, то это и остается в памяти. А вдруг мы что-то новое придумаем?

ЛГ: Как «Гражданин президент»? Я видел кусочки на РБК.

АВ: «Гражданин президент» — это меня попросили. Я вел четыре программы. Это даже не мои программы. Я был просто ведущим. Я там не продюсер, никто.

ЛГ: И все?

АВ: Конечно. Четыре программы. Я их вел.

ЛГ: А гастроли остаются? Всякие чесы?

АВ: Да, гастроли остаются. И чесы.

ЛГ: По странам ближнего и дальнего зарубежья.

АВ: Вот мы с вами поговорим, и я еду в Лондон. Там будет два концерта.

ЛГ: А кто их в Лондоне будет смотреть и слушать? Я не имею в виду Чичваркина и других обиженных. Там есть кому смотреть?

АВ: А Чичваркин их и проводит. В данном случае он продюсер гастролей. Насколько я знаю, один концерт пройдет в «Куин Элизабет холле». Там порядка 700 мест. Это достаточно мажорская тусовка со всякими выпиваниями и закусываниями в перерыве. Там очень дорогие билеты. Я билетами не торгую, но я знаю. А второй концерт будет достаточно демократичным. Так Чичваркин захотел. Там здоровенный зал, вмещающий более полутора тысяч человек. В методистской церкви, прямо напротив «Конгресс-холла». И это будет довольно демократичная штука. Там же очень много студентов из России.

ЛГ: И не только русскоязычных.

АВ: Я не думаю, что будут нерусскоязычные. Без русского языка на нашем концерте делать в общем нечего. Но там до фига русских людей, которые интересуются. И мне постоянно звонят: достань билеты. А я не могу. Я билетами не торгую. Я могу только Чичваркину позвонить и сказать: подойдет человек, продай билет. Вот и все. Звонят какие-то папы: вот мой сын, ему нужно... Билеты дорогие даже на дешевые концерты. Для Лондона это характерно. Там перекупают.

ЛГ: А не было звонков, скажем, из Администрации президента?

АВ: Чтобы билетик достать?

ЛГ: Может, и билетик достать, а может… Ведь раньше же выступали артисты перед правительством. Приглашали на какие-то банкеты. Нет? В принципе, если такой звонок появится...

АВ: А почему бы и нет.

ЛГ: В «Крокус Сити» дорогие концерты идут…

АВ: В «Крокус Сити» все билеты уже раскуплены.

ЛГ: А потом в Кремле.

АВ: Если пригласят… Пока, насколько я знаю, директор Кремлевского дворца сказал нашим промоутерам, что только через его труп.

ЛГ: Пока ему команды не дали, конечно, через его труп. А если команду дадут... Дмитрий Анатольевич.

АВ: Ради Бога. Мы же артисты — бродячие артисты, адвокаты и жиды…

ЛГ: И вообще наше дело кавалеристское. Махнул и ускакал. И все дела. Трудно было работать втроем? Я понимаю, что это банальный вопрос.

АВ: Трудно. И это одна из причин того, что мы закрываемся. Безумно трудно делать это каждую неделю. И потом мы, по-видимому, чересчур задрали планку: если чуть похуже, то у нас трагедия. А Интернет показывает. За предыдущую неделю ролик посмотрели 530 человек, а за эту — 210. И для нас это если не трагедия, то, конечно, дикая неприятность. Тут многое, конечно, зависит от качества новости.

ЛГ: А темы вами отбираются или заказываются кем-то? А если заказываются, то кем?

АВ: У нас достаточно демократическая процедура. Мы где-то в четверг уже подытоживаем. Иногда бывает, что нет ничего в четверг. Ждем-с — до пятницы. У нас был такой показательный момент. Быков написал смешное стихотворение по поводу того, как Сердюков запретил в армии перловку.

ЛГ: Было такое.

АВ: Мы написали, сделали. Смешное такое стихотворение, пародия на «Прощание славянки». Но тут Михалков сам себя выдвинул на «Оскар». Я говорю Быкову: надо переделать. Ему не нравилась эта тема, но он сделал. «Цитадель» ты моя, «Цитадель». Записали. Кстати, хорошее стихотворение. Но там была, правда, утечка в Интернете. Миша читал его на дне рождения Олега Меньшикова. Тот снял и выложил в Интернет.

ЛГ: У Олега, наверное, в ресторане. В «Чемодане».

АВ: А потом 24-го числа Медведев отказался от участия в выборах в пользу Путина. Мы технически не успевали — это же было воскресенье или вечер субботы. И получили по полной программе от наших поклонников. Никого же не интересуют наши технологические проблемы. Все, вы фуфло. С какой-то «Цитаделью» выступили. А представляете, если бы мы выступили с перловкой? Вообще сливай воду.

ЛГ: А эти шедевры, которые никуда не пошли, они куда? В загашник? Жалко как-то терять.

АВ: Я сегодня поеду заканчивать книгу — второй том «Гражданина поэта», — которая будет называться «На смерть проекта. Гражданская панихида». И мы туда, в частности, вставим, наверное, стихотворение про перловку. Кроме того, есть классные стихи, которые создавались прямо на концертах. Они редко когда попадали в нашу основную программу, поскольку обычно писались на местном материале. Но были и исключения. Кстати, «Путин и мужик» был написан на концерте в Ростове или Краснодаре. Это была импровизация.

ЛГ: А есть такие вещи у Быкова, у вас, у Миши Ефремова, через которые вы не переступаете?

АВ: Так мы, наверное, уже через все переступили. Причем у нас же еще есть такой партнер, как Юра Кацман. И когда мы были… Где же мы были? У нас сейчас были гастроли Таганрог — Ростов — Сочи — Красноярск. И, по-моему, в Ростове мы полночи писали про то, как Путин призвал всех умереть под Москвой. И мы, конечно, сделали Виктора Цоя.

ЛГ: Я слышал в эфире «Эха Москвы».

АВ: И Кацман Юра говорит: гореть вам в аду… Но мне-то за что?

ЛГ: Ладно, Кацман, ему можно.

АВ: Там и Буданов… Через многое переступили на самом деле. Новость — она и есть новость. Немножко парит Мишу православная тема.

ЛГ: Он верующий человек?

АВ: Говорит, что да.

ЛГ: Артисты — они все такие. Но вера и те, кто это делает, — разные вещи.

АВ: Не важно. У нас же был пояс Богоматери. И про это мы, собственно, и сделали новую художественную самодеятельность. Называется «Боже мой». Это по Пастернаку — «Свеча горела на столе». Миша немного напрягался. Но объективно это была главная тема недели. Никуда не денешься.

ЛГ: Нам надо заканчивать первую тему. Значит, это все будет продолжено. Это не умрет, насколько я понимаю. «Нет, весь я не умру — душа в заветной лире…» и так далее. Я имею в виду проект. Или все будет иначе?

АВ: Да нет… Когда мы записали последний ролик (предпоследний — Виктор Цой, и будет еще прощальный, мы его в один день записали), какое же это было счастье! Мы вздохнули с диким облегчением. Мы так рады.

ЛГ: Книжки, диски, гастроли… Денег много заработали?

АВ: Прилично. Правда, мы не считали. Когда это все закончится, интересно будет прикинуть.

ЛГ: То есть это был не политический, а коммерческий проект?

АВ: Он никогда не был политическим. Сначала он был художественным. Сначала мы не думали о коммерции. И слава Богу, потому что если бы мы думали о коммерции, то, наверное, ничего бы не получилось. Мы просто хотели приколоться. Это был чистый прикол.

ЛГ: Так все и получается. Хороший коммерческий успех. С чем вас и поздравляем. Мы ждем дальнейших успехов. Первая часть на этом заканчивается. А вторая часть будет серьезной. Мы поговорим о нашей жизни, какой она будет после выборов.

Россия после президентских выборов

Россия после президентских выборов

ЛГ: Начинаем вторую часть. Что будет после выборов? Вот прошло 4 марта. 5 марта отгремели митинги по разным местам. А что дальше?

АВ: Мое мнение?

ЛГ: Конечно.

АВ: Мы же не случайно заканчиваем проект 5-го числа. Потому что, честно говоря, наш интерес исчерпан. Не знаю, как у Быкова, он более политическое существо...

ЛГ: Он приспособится.

АВ: Не в этом дело. Нам с Мишей это все уже по фигу. Интерес потерян. Ведь нельзя делать дело без драйва. А мы уже будем все это вымучивать. У меня лично интерес пропал. И дальнейшее наше творчество в этом ключе было бы симуляцией. Во всяком случае, с моей стороны.

ЛГ: А то, что на вас давили — по-моему, Быков и Ефремов или кто-то еще. Пытались апеллировать к вашей гражданской позиции…

АВ: Это мы с Ефремовым давили на Быкова, чтобы он не шлялся по митингам.

ЛГ: Вам по фигу, а этот там что-то зажигает.

АВ: Мы на него давили. У тебя же и так огромная трибуна и дикое количество аплодисментов. Сорок с лишним концертов. Ты должен быть нарасхват. Чего ты туда ходишь? Но он не продавился.

ЛГ: То есть вам по фигу, что будет со страной, да? А как же гражданская позиция?

АВ: Нет никакой гражданской позиции.

ЛГ: У меня, правда, тоже нет. Но мы с вами сейчас должны как-то…

АВ: Вы должны — вы и делайте. У меня никакой гражданской позиции нет. Я считаю, что ничего не поможет. Я много раз говорил, что людям не надо ко мне прислушиваться. Если все будут поступать, как я, то, наверное, это будет не очень правильно.

ЛГ: Ну почему же? Если человек будет думать о себе, о своей семье и о ее благополучии, это будет как раз правильно. Мне кажется, это как раз хорошо. И Бог с ними, пусть они сами разбираются со своими выборами. А я буду думать о семье.

АВ: Я как раз так и думаю. В принципе у меня нет никакого интереса даже и рассуждать на эту тему. Если вы меня спровоцируете своими вопросами, я как вежливый человек…

ЛГ: У меня же вопрос был: что будет после? Останется ли эта страна и будет себе дальше потихонечку развиваться? Сколько будет, столько и будет. Невозможно за 50 лет построить — за 200 можно. На наш с вами век хватит.

АВ: Не построим толком ни за 200, ни за 800.

ЛГ: Почему не построим?

АВ: Не знаю. Наверное, погода плохая.

ЛГ: Так с этим уже ничего не поделаешь.

АВ: Ничего и не надо делать. Let it be. Есть такая русская народная поговорка. А этой стране не дают «let it be».

ЛГ: Кто?

АВ: Да никто. Всегда находятся какие-то люди.

ЛГ: У власти?

АВ: У власти или там…

ЛГ: А те, которые оппоненты власти? Они-то чего хотят? Они все кричат на этих митингах, ходят с белыми лентами.

АВ: Они сначала были за честные выборы. Но тема как бы закончилась. Никто же их не отменит, это понятно.

ЛГ: А если он победит честно, главный претендент? Я имею в виду Путина. Он честно победит на выборах. И что дальше?

АВ: Мне не интересно. Другое дело, что он, наверное, уже устал. Наверное, он начнет сейчас какой-то болт закладывать на все это президентское дело. С одной стороны, это хорошо, потому что ослабнут какие-то гайки. С другой стороны, у него братков-то сколько. И если братки начнут рулить, будет еще хуже.

ЛГ: А с третьей стороны, если нефть 220 долларов за баррель и течет такой нефтяной поток... И пускай течет, все равно какие-то маленькие ручейки к нам отходят...

АВ: Хорошо. Но этот поток нефтяной сколько лет протекал, а что было сделано? Подняли на 150 рублей пенсию пенсионерам…

ЛГ: А что должно было произойти?

АВ: На мои деньги можно что-то построить. Вот была газета «Коммерсант» — такой еженедельничек на 16 полос. Потом пошли какие-то деньги, и в еженедельничке стало 32 полосы, появились другие разделы. Потом, когда денег стало нормально, начали делать ежедневную газету, которая превратилась в главную газету страны. Там был журнал такой, журнал сякой. Получился издательский дом. Это движуха. Когда гласность приносила какое-то бабло, люди жили, даже продавая какие-то маргинальные газетенки. Они что-то за это получали. Кто-то просто пропил эти деньги, а Володя Яковлев построил огромный издательский дом «Коммерсант». В стране у нас было что-нибудь такое? Ну «Сколково» построили курам на смех. Или Олимпиаду сейчас финансируют. Причем еще неизвестно, на благо это или… А что еще сделали за эти относительно благополучные годы?

ЛГ: Могли бы.

АВ: Что значит могли бы? Сейчас сидел бы на моем месте какой-нибудь дикий экономист и говорил: нет, вы не понимаете, на самом деле... Фигня все это. Мы должны видеть итог каких-то вещей, которые были выстроены на этой нефтяной базе. А ничего нет.

ЛГ: Так все-таки есть позиция у Андрея Васильева. Вторая часть закончена. Тема третьей части вам ближе. Это медиабизнес. Что будет с медиабизнесом после выборов?

Современная российская журналистика

Современная российская журналистика

ЛГ: Итак, медиабизнес. Вы сказали: что было, то и будет. Но ведь он куда-то должен двигаться. В Интернет все как ломанутся. Газет не будет.

АВ: И так уже люди в общем-то смещаются в Интернет. В Интернете больше информации, она более независимая. Там, правда, профессионалов маловато, прямо скажем. С другой стороны, профессионалов из основных средств массовой информации назвать профессионалами можно уже с натяжкой. Поскольку, если они смирились с таким давлением...

ЛГ: Всем хочется жить.

АВ: Я не осуждаю. Но перед этими выборами Владимир Владимирович почему-то решил сымитировать демократию. И, соответственно, пресса стала что-то такое изображать. Закручивать ее теперь труднее.

ЛГ: А будет ли он ее закручивать?

АВ: А может, и не будет. На моих глазах разворачивалась гласность. Я тогда в «Московских новостях» работал. Нам открывали щелочку на полсантиметра и тут же ее расширяли до двух. И, собственно говоря, потом как-то изменилась и страна. В конце 80-х страна поменялась именно за счет прессы. Сознание людей как-то поменялось.

ЛГ: Романтика. Денег не было — все на романтике.

АВ: Тем не менее. Сейчас, глядишь, тоже поменяется. Но я повторяю: я не сильно в это верю, потому что… Когда мы делали «Коммерсант», у нас был лозунг, противоположный ленинскому. Ленин говорил, что газета должна быть не только коллективным пропагандистом и агитатором, но еще и коллективным организатором (хотя сам же все эти три принципа закапывал: ни пропагандист, ни агитатор, ни организатор). Насколько мы видим на примере арабских революций и даже митингов на Болотной и так далее, интернет-медиа, они выступают как организатор.

Мне это глубоко чуждо. Я из другой оперы. Я считаю, что журналистика — это чисто информационная история. Другое дело, что, если мне мешают давать людям информацию, я должен это как-то защищать. Но я считаю, что журналистика должна быть аполитичной. Это не значит, что не нужно писать о политике. В глобальном смысле.

ЛГ: А деньги в журналистике зарабатывать можно?

АВ: А как же. Я сам зарабатывал. И не играл ни в какие игры по большому счету. Сколько лет я был генеральным директором. У меня был хозяин Березовский, прямо скажем, не сильно объективный человек. Ничего. Претензий к «Коммерсанту» не было.

ЛГ: А сейчас, после выборов, можно будет создать медиабизнес? И никто тебя трогать не будет, если ты не будешь писать о политике. Хотя это сложно. Все равно тебя загонят в какие-то рамки. Или не загонят?

АВ: Бог его знает. Захотят — загонят, не захотят — не загонят.

ЛГ: Если не сотрудничаешь, то загонят.

АВ: Сейчас это труднее сделать. И вообще, журналистика состоит не из одних начальников.

ЛГ: Конечно.

АВ: Есть молодые ребята, которые пришли в журналистику, когда уже шаг вправо, шаг влево считался побегом. Сейчас вдруг оказалось, что можно писать и про это, и про то. Это очень сладкая отрава. И загнать этих журналистов обратно в стойло будет трудно. Даже с точки зрения менеджеров трудно. Есть у меня какой-то отдел, где работает десяток молодых парней. И вот я говорю: ребята, сейчас будет проект. И вдруг стоп. С понедельника прикрываем тему. Это довольно тяжело.

ЛГ: Несмотря на хорошие зарплаты?

АВ: Да какие они сейчас хорошие!

ЛГ: Вот и я об этом.

АВ: Прошли те времена, когда они действительно были хорошими. Журналист «Коммерсанта» — это было круто. На телевидении (на центральных каналах) журналисты хорошо получали. Кстати, когда я возглавлял программу «Время», то перед уходом поднял зарплату. Мне говорили, что когда пришел Березовский, зарплата была крутая, а потом все изменилось и она стала небольшой. Я ее поднял, и опять было довольно круто. Но это все 90-е годы. Основные журналистские ресурсы тогда давали людям довольно много денег. Сейчас это уже не так. Сейчас качественный пиарщик зарабатывает в разы больше, чем качественный журналист.

ЛГ: Поэтому, дорогие друзья, лучше быть пиарщиком, чем журналистом.

АВ: Я этого не говорил. Не то чтобы я презирал этот бизнес, но просто я там себя некомфортно чувствую.

ЛГ: Я понимаю. Но приходится. Хорошо. Продюсер Андрей Васильев был сегодня у нас в гостях. Желаем вам удачи. И ждем появления новых проектов. Спасибо.

 

Материал подготовили: Лев Гулько, Тарас Шевченко, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов