Как-то постепенно мы все свои праздники растеряли. То, что пришло на смену, либо плохо приживается, либо трудно запоминается, либо празднуется только отдельными группами населения. Кто точно скажет, чем отличается День России от Дня народного единства? Кто их будет праздновать, собрав за праздничным столом друзей? Или те же Рождество и Пасха. С уважением относясь к этим праздникам, мусульмане, иудеи, агностики и атеисты его праздновать не станут. Ну, разве кулича поедят, а вот духовности…
А 1 Мая? Суета сует. Сначала коммунисты пройдут по центральным улицам города, отмечая тем самым Международный день солидарности трудящихся (в этом году, кстати, этой традиции исполнилось 126 лет — расстрел чикагской демонстрации рабочих произошел 1 мая 1886 года). Вслед за ними по тому же маршруту отправляются какие-нибудь «россы» — не важно, «справо» или «слево», все «едино». Эти уже проводят демонстрацию, посвященную Празднику весны и труда. А за ними, в свою очередь, стройными колоннами выдвигаются профсоюзы в честь опять-таки Международного дня… Попадешь не в ту струю — и все, пропал праздник.
Остальные дни — мужские, женские, советские, церковноприходские — население отмечает генеральной пьянкой.
На фоне всего этого непотребства День Победы как-то обособился, вышел на первый план, стал масштабнее, что ли… Возможно, еще одной причиной этому послужило то, что раньше это был в первую очередь праздник ветеранов. Мы поздравляли их, мы благодарили их, мы пили за их здоровье. Но они уходят. Теперь мы их поминаем, а поздравляем самих себя. Всех нас. Народ-победитель. Так праздник стал воистину всенародным.
Ну и власти, разумеется, не могли этого не заметить и не использовать для бесконечного пиара. Патриотизм в этом отношении — почва благодатная. Вы заметили, сколько у нас за последние лет пять сняли сериалов о войне? Хороших — единицы, остальное — полное фуфло. Но властям все равно — для них это позитивно объединяющий момент.
Есть момент и негативно объединяющий: переписывание истории, которое позволяют себе всякие заморские мерзавцы. Подрывая роль советского народа в победе над фашизмом, они тем самым… это… Ну, вы понимаете. Хотя почему от того, что по улицам Риги шагают несколько дряхлых маразматиков в эсэсовской форме, должны переживать мы, а не сами латыши, я все-таки не понимаю. Но зато все мы в едином порыве будем ненавидеть прозападных наймитов.
Есть, конечно, и спорные моменты. Акция «Георгиевская ленточка», проводимая уже столько лет, в среде моих знакомых вызывает неоднозначное отношение. Некоторые ее прикалывают, чтобы показать свою причастность к празднику. Другие категорически против этой демонстрации, поскольку причастным надо быть в душе. Третьих вообще больше интересуют детали, поскольку «георгиевская ленточка», оказывается, вовсе даже не георгиевская, а гвардейская…
Патриотизм — вещь неисчерпаемая и при этом разнообразная. Иногда просто причудливая. Нацболы, удальцовские «АКМ», «нашисты», комсомольцы, «славянский союз», «антифа» — все искренне считают себя патриотами, а друг друга — врагами свободной России. Кто больше любит Родину? Работяга, требующий выселить кавказцев на Кавказ? Или новоиспеченный казак, отправившийся бить грузин в защиту южных осетин и абхазов? Или мой друг Лешка, много лет тратящий свободные выходные на то, чтобы поднять очередного безымянного бойца, павшего когда-то на севере Карелии?..
Нас консолидирует только День Победы. День, когда прекращаются все склоки, затухают скандалы, стихает грызня. Главный день в жизни нескольких поколений россиян.
Не знаю, как это получилось, но из полного комплекта моих бабушек-дедушек воевали трое и выжили все. Родители мамы партизанили в Белоруссии. Дед комиссарил в одном из отрядов соединения Медведева. Я его не знал, он рано умер. А бабушка о войне не рассказывала никогда. Все, что мне известно, — у нее было семь братьев и сестер, всех убили.
Надежд на то, что с фронта вернется дед по отцу, практически не было. Он тоже почти никогда не вдавался в воспоминания. Отец говорит, что война для деда стала самым страшным, что он только мог себе представить. Осенью 41-го он был лейтенантом. Тем самым Ванькой-взводным, которые гибли в первую очередь. Ему даже в плен было никак, чисто теоретически — коммунистов-евреев там не жаловали. Помог случай: после ранения его, профессионального строителя, перевели в тыл. С фронта он принес инвалидность и медаль «За отвагу». Эта медаль, да «Красная Звезда» второго деда, да бабусина медаль «Партизану Отечественной войны», да несколько фотографий — вот, собственно, и все, что материального хранится в нашей семье в память о войне.
Поэтому вряд ли я смогу рассказать дочке что-то большее, чем содержится в учебниках, написано у Бондарева и Васильева и снято Озеровым или Бондарчуком (старшим, естественно). Но дочка с четырех лет знает, что есть день, когда мы с нашими друзьями идем к большому памятнику, кладем к нему красные гвоздики и молча стоим. Всего минутку. По-моему, этого вполне достаточно, если хотя бы раз в год каждый из нас помолчит всего по одной минуте, вспоминая тех, кто не вернулся с той Войны. Если сложить все эти десятки миллионов минут вместе — это и есть память.
Большего им не нужно.
Материал подготовили: Максим Шелек, Александр Газов