Приговор Расулу Мирзаеву: послесловие

Аглая БОЛЬШАКОВА,

обозреватель «Особой буквы»

Свобода, равенство, Мирзаев

Свобода, равенство, Мирзаев
Биография Расула Мирзаева — это не биография Аслана Черкесова. Фактура по «делу Мирзаева» — это не фактура по «делу Черкесова». Мирзаев дал властям возможность освободить его.
27 ноября 2012
Расул Мирзаев на протяжении всего судебного процесса вел себя не так, как обычно ведут себя другие уроженцы Северного Кавказа на суде, в клетке. Просил прощения у родственников Агафонова, смотрел чаще всего в пол, не ухмылялся и не водил пальцем по горлу. Так что, вынося решение по его делу, российские власти просчитали, что ничего похожего на Манежку не случится, а вспышка глухого раздражения части русского общества — вещь проходящая и не имеющая социальных последствий.

Дмитрий Аграновский, адвокат: «Практика такова, что в обычных районных судах, когда человека ударили, а он сам, падая, стукнулся обо что-то и умер, виновный проходит по статье 111 УК РФ — «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». Срок наказания по такой статье — от пяти до 15 лет лишения свободы. И подозреваю, что будь дело Мирзаева обычным — его действия квалифицировали бы именно по этой статье». (ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ) 

Оценивать справедливость приговора Расулу Мирзаеву с правовой точки зрения — дело неблагодарное и практически безнадежное. Прежде всего потому, что следственная группа, гособвинение и медицинские эксперты, выдававшие взаимоисключающие результаты своих исследований, делали максимум возможного для того, чтобы запутать все, что можно запутать.

Месяцами измеряли силу удара Мирзаева, прибегая к университетской сложности физике, измеряли высоту роста, с которого упал Иван Агафонов. Не помню уж, измеряли ли силу удара студента о земную твердь при падении, но не удивлюсь, если и измеряли. Рассуждали о том, является ли применение Мирзаевым своих бойцовских качеств сравнимым с применением холодного и даже огнестрельного оружия.

Складывалось впечатление, что дело максимально запутывали для того, чтобы была возможность в последний момент, исходя из текущей общественно-политической конъюнктуры, провозгласить абсолютно любой приговор.

Вообще статья 109 Уголовного кодекса РФ («Причинение смерти по неосторожности») в российском правовом поле отделена очень зыбкой гранью от статьи 105 («Убийство») и особенно части 4 статьи 111 («Причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть»). Многие сотни подследственных маются в ожидании суда в надежде, что труп в их уголовном деле перебьют со 105-й или 111-й статьи, по которым легко получить 10 и более лет лишения свободы, на 109-ю статью.  

Но везет в таких делах немногим — российская Фемида сурова. Чаще наоборот: явная 109-я статья грозно перерождается по воле следователя в 105-ю  или 111-ю. А вот Мирзаеву «повезло».

И огромная часть русского общества считает, что правовой апартеид выражается именно в том, что кавказец выходит на свободу там, где русский будет сидеть. Именно в этом, мол, заключается природа «везения» Мирзаева. Разумеется, земляки Мирзаева, «джентльмены с Кавказа», как выражается Сергей Доренко, не склонны считать, что тому «повезло». Они считают, что ровно наоборот: не был бы Мирзаев кавказцем — он и не угодил бы в СИЗО.

В деле Мирзаева политическое руководство страны (именно оно — суд, и прокуратура не являются субъектными институтами) действительно стояло перед нелегким выбором. С одной стороны, фактор Манежки, который долго еще будет жить в памяти кремлевских башен, с другой — фактор неспокойного, взрывного кавказского протектората.

Угодить одинаково всем — невозможно. Соломоново решение принять — невозможно. Закрепиться в сознании национального большинства как власть, покровительствующая меньшинствам, стать эдаким русским Башаром Асадом — плохо. Стать в глазах пассионарных меньшинств шовинистами — тоже не очень…

Межнациональная проблематика — «дело Мирзаева», стреляющие свадьбы кавказцев, поножовщина в трамваях — неслучайно стала центральной и для СМИ, и для общества. Это выгодно власти — превратить столицу РФ в восточный город, в Бейрут, наполненный межнациональной неприязнью, и продолжать безопасно наблюдать из своего замка, как пассионарные энергии аннигилируют друг друга, а не устраивают «белоленточные революции». (ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ)

Мне кажется, власть внимательно изучала дело. Внимательно изучала данные о личности Расула Мирзаева. Если бы в нем было хоть что-то от Аслана Черкесова и его подельников — судьба Мирзаева была бы решена, он бы получил свою десятку строгого режима.

Если бы Мирзаева пришлось бы искать со спецназом в Кизлярском районе, если бы он в суде, в клетке, проводил пальцем по горлу, глядя на семью Агафонова, и делал все, что делают в таких случаях попавшие под статью «джентльмены», — не увидел бы он сегодня вольного неба.

Потому что отпустить условного «Аслана Черкесова» — это действительно играть с огнем Манежки.

Но Мизаев не Черкесов. В глубине души это понимает даже та часть русского общества, которая симпатизирует националистическим идеям. Это понимает даже пресловутый «движ», устроивший Манежку.

Да, будет раздражение приговором. Да, будут мысли о правовом «апартеиде»,  о том, что «русского малого все равно бы упекли».  Но накал страстей не тот. Раздражение есть, а возмущения нет.

И есть мыль, внутренний вопрос: «А как бы я себя вел, если бы мою девушку при мне на улице начал «клеить» развязный тип?» И ответ на этот вопрос у многих тоже есть.

В общем, не получалась вторая Манежка. Профессиональная националистическая политота — да, побегает, «повинтится» на репортерские камеры. Но и все, не более.

Так что власть проанализировала ситуацию в целом правильно. Правильно — исходя, разумеется, из собственных интересов. И приговор Замоскворецкого суда — результат этого анализа.

А Кавказ воодушевлен, Кавказ благодарен. Лишь бы сегодня вечером, празднуя, не устроили лезгинку с пальбой, а то вся благостная картина насмарку…

 

Материал подготовили: Аглая Большакова, Александр Газов