— Можно ли говорить, что на фоне или под воздействием прокатившейся по стране волны протеста у россиян поменялось восприятие политической действительности по сравнению с благостными нулевыми?
— Я не уверен, что изменение уже произошло, но то, что существует некое предчувствие этих изменений, для меня очевидно. Люди устали от непонимания правил игры. Во всех цивилизованных странах существуют социальные лифты, условия, выполнив которые человек может подняться на вершину общества, на вершину успеха. В нашей стране эти лифты архаичны. Это взятки, знакомства, родственные связи. То есть то, что сегодня абсолютно не работает, поскольку лишено самого главного — эффективности подобного рода успеха. И успех иллюзорен в данном случае, он превратился в достояние какой-то узкой корпорации. Общество отчуждено от этого успеха, от продвижения вперед. Да и продвижения никакого нет, есть топтание на месте.
Усталость от подобного рода невнятицы, на мой взгляд, уже подошла к критической отметке. Молодежь требует понятного карьерного пространства. Это мне хорошо известно, потому что я работаю с корпорациями, заинтересованными в найме персонала. Специалисты этих корпораций разводят руками: приходит молодой человек после институтской скамьи — и один из первых вопросов: «Кем я буду работать у вас через пять лет?». Тот, кто мыслит по старинке, может ответить только примитивно: «Тем же, кем и пришли». Сейчас это никого не устраивает.
Вот этот переходный период, от одной модели — социалистической, к другой — современной капиталистической модели, должен уже завершиться. Люди устали терпеть неопределенность. Нет ничего более страшного для человека, чем такого рода неопределенность, поскольку она затормаживает личностное развитие. Уходят годы, уходит время — самое ценное, что можно потерять.
Требование создания лифта обозначилось. То есть что я должен сделать, для того чтобы иметь достаток, иметь достойный социальный статус? Если я должен учиться, то где и чему, какой специальности? Если работать интенсивно, то в каком режиме, расскажите где? Я должен быть лоялен к социуму, то в каких формах?
Такого рода вещи должны быть внятны, как в цивилизованных странах, где есть определенные учебные заведения, фирмы, определенные круги, попадая в которые ты автоматически продвигаешься по пути вхождения в элиту.
А у нас это на уровне в худшем смысле коопераций, нецивилизованных коопераций. Выгодно конкретного человека продвинуть или, скажем, взяться за конкретный проект. Причем выгода сиюминутная, прогностически не оправданная всерьез, то, что называется «хапнул и убежал». Дальше так продолжаться не может.
Почему на протестные акции выходят в основном молодые мужчины — так показывают по крайней мере статистические исследования, — потому, что именно на них лежит основная ответственность за будущее страны, ее динамический компонент.
— Есть ли грань между тем, как нынешнюю политическую ситуацию в стране воспринимают жители Москвы и остальные россияне? Столичные жители, даже сторонники действующей власти, понимают, что нужны перемены: локальные, масштабные — любые. А в регионах?
— Думаю, что в каждом регионе существует более активная группа граждан. Те, которые просто по характеру своей деятельности вынуждены отвечать на вопросы, что делать и к какой цели стремиться каждый день. Тот, кто живет динамично — неважно в Геленджике, Сыктывкаре, Санкт-Петербурге, — не может уже терпеть постоянного прокручивания своих усилий, как ослик на привязи, как белка в колесе, вхолостую. Это утомило всех.
Идет работа, но она не дает никаких результатов. В то время как остальной мир — по крайней мере так представляется через средства массовой информации, через Интернет — как раз находится в динамике, личностной динамике. Люди что-то ищут, обретают, получают свободу и выбора, и передвижений, всего, чего угодно. А здесь какое-то бултыхание в болоте, очень большие усилия нужны, для того чтобы сделать очень маленький шажок. В этом смысле регионы ничем не отличаются.
Пару лет назад я, будучи в Геленджике, слышал, как пели в кафе песенку «Я геленджикский пустой бамбук», пародирование известной песни Буйнова. Я подумал, нет ли здесь преувеличения, ведь Геленджик — не Москва. А оглянулся вокруг и увидел, с какой интенсивностью в курортный сезон там работают люди, какие они проекты реализуют, все меняется в курортной зоне России. И я понял, что да, их стрессы и ответственность не меньше, чем у активных москвичей.
А что касается пассивной части населения, она разуверилась. Но это тоже затишье перед бурей, как мне представляется.
Один из примеров московской жизни. Под окнами 12-подъездного многоэтажного дома несанкционированно выбрасывают мусор, какие-то бытовые отходы. Приезжают грузовые машины и вываливают все это буквально перед окнами людей. И только один человек, одна женщина из всего дома заявляет об этом в префектуру и просит помочь. На что в префектуре отвечают: а почему вы только одна, что, остальных это не заботит? И действительно, получается, что не то чтобы не заботит, а люди не чувствуют присутствия власти.
Очень правильно кем-то сказано: места во власти заняты в России, а власти нет. Это тоже сегодня приводит к апатии, а завтра приведет к сильнейшему раздражению.
— Выходит, пока протест не созрел, раздражение недостаточно накопилось даже в городах-миллионниках, не говоря уже о глухой провинции. В этом причина того, что, несмотря на достаточное количество людей с высшим образованием — не меньшее, чем в Москве, — протестные настроения не перешли повсеместно в массовые уличные акции?
— Что касается уличных акций. Я не уверен, что это самая эффективная форма протеста. Я вообще не уверен, что это эффективная форма протеста.
Лично я не участвовал ни в одной из уличных акций. Потому что нет смысла ходить с плакатами и заявлять властям, которые все прекрасно знают, а с другой стороны, ничего не собираются предпринимать и не предпримут.
— Люди так мудры и поэтому не ходят на протестные акции?
— Россия вообще очень своеобразная страна. Нужно очень сильно довести русских, чтобы они выходили и разбирали мостовую, выкладывали баррикады. Но внутри каждого этот протест зреет, и человек по-своему выстраивает отношения с обществом. Мне представляется, в обществе зреет настроение «Они мне должны, а я ничего не должен». Происходит автономизация общества, распад на отдельные семьи, на отдельных индивидов, каждый из которых начинает вести свою линию вопреки всему, что творится вокруг.
— Изменилось ли за год отношение к Владимиру Путину, и насколько? Почему большинство россиян не видят логической связи между ухудшением их жизни и конкретно президентом Путиным — безусловно, самым влиятельным человеком в стране? Граждане зачастую недовольны некой абстрактной властью, говоря: «они там совсем обнаглели»…
— Мне кажется, что россияне мудры и справедливы. Они понимают, что Путин, как руководитель государства, весьма ограничен в своих возможностях. И власть, которая существует в стране, действительно очень аморфна, разбита на какие-то фрагменты, на внутренние корпоративные круги. Что, кстати, прекрасно показали последние скандалы со снятием министров и высокопоставленных чиновников со своих постов (Сердюков и прочие). Кто там за какие ниточки дергает, и кто дергает за ниточки Путина, неизвестно, но эти люди наверняка существуют реально.
Поэтому говорить о том, что Путин либо во всем прав, либо во всем виноват, несправедливо ни с какой точки зрения.
С другой стороны, Путин не демонстрирует экстремистской политики, он не заявляет ни о быстрых победах, ни грозит обществу кулаком. В этом смысле он фигура компромиссная. Хотя компромисс — всякий раз об этом говорю — это всего лишь частичные уступки общества власти, а власти обществу. Рано или поздно это кончится большим конфликтом.
На месте Путина, когда общество созреет к рывку, экономическому и социальному, должен оказаться другой человек. Владимир Владимирович — человек, как это ни странно прозвучит, очень робкий внутренне. Он человек полумер. Он, скорее, тот мастер, который в шестой, десятый, двадцатый раз перепроверит состояние своей машины и подкрутит еще какие-то гаечки, чем нажмет акселератор и двинется вперед.
Общество, его активная часть, уже требует сегодня лидера. На политическом олимпе лидеров — то есть людей, которые ставят перед собой масштабные задачи и формируют работоспособные команды, — нет. Лидерство сегодня пытаются изображать. Имитация лидерства происходит.
Поэтому всякого рода призывы к модернизации, к развитию экономики — не что иное, как политический спектакль. Когда на ведущих позициях, включая Министерство экономического развития, стоят осторожные люди, робкие и осторожные, это означает, что власть никуда двигаться не хочет. Не хочет и не может.
— Изменилось ли за прошедший год с начала протестов отношение к оппозиции? Ведь официальные СМИ делали все возможное, чтобы представить протест как мелкие московские разборки или, наоборот, как попытки оппозиции захватить власть революционным путем?
— Опять буду субъективен. Это моя узкая и нерепрезентативная точка зрения, но она у меня сложилась как у специалиста по обществоведению и социально-психологическим процессам.
В этот критический для России период — а он действительно критический — настала пора качественного обновления социально-экономических отношений. 90-е должны остаться в прошлом.
Чтобы сделать этот качественный рывок, нужны серьезные люди, пусть они будут и в оппозиционных кругах. Но это должны быть лидеры. Должен появиться человек, который знает, что есть благо. Прав он или не прав — рассудит история. Но он должен быть абсолютно уверен в том, что знает, к какой конкретно цели стремится.
Может быть, не самый лучший в социально-историческом плане пример, но Владимир Ильич Ленин знал, к какой цели он стремится. Поэтому его успехи были колоссальны на том историческом фоне, на котором они развивались.
Сегодня нам нужен такой же человек, который не обязательно приведет к социализму, но к какой-то внятной модели, в которую мы вложим весь потенциал, накопленный страной к настоящему моменту.
Среди оппозиционеров такого человека нет. Он никак себя не обнаружил. В этом слабость оппозиции. Слабость я всегда приравниваю к некомпетентности. Ставлю знак равенства между понятиями «слабость» и «некомпетентность». Человек может быть пассионарным, может быть индивидуально очень харизматичным, умным, прекрасным оратором. Но компетенция — зона ответственности лидера нации — гораздо шире, чем яркое выступление на митинге и выражение некоего протестного состояния общества.
Никто не заявил о себе, хотя народ ждал появления такого человека. Народ ждет до сих пор. Я убежден в этом — дождется. Дождется, потому что русские — великая нация, Россия — великая страна. Не потому, что широкие границы и взрывоопасные ракеты, а потому, что готова «быстрых разумом Невтонов российская земля рождать», как говорил Ломоносов.
Россия выдвинет лидера, но какой это будет лидер: квазифашистского направления или это будет цивилизованный, по-хорошему консервативный буржуа, который начнет на новом качественном уровне выстраивать цивилизованное общество в России под стать лучшим образцам. А может, даже попробует сделать из России некое образцовое общество. Мы всегда очень амбициозные, любим показуху, хотим, чтобы о нас говорил весь мир, любим похвастаться. И здесь русские готовы творить чудеса на миру, на всеобщее обозрение. Возможно, мы сделаем блестящий прорыв, например, в природопользовании, потому что это одна из самых больших компетенций нашей страны — недра. Мы сейчас варварски к ним относимся, как и ко всему, что нас окружает.
А вдруг найдется такой человек, который своим примером и своей харизмой вдохновит русских стать самыми эффективными, экологически образованными природопользователями. И тогда уж точно за нашими ресурсами никто не придет, ни с каким оружием, потому что у наиболее компетентных людей ресурсы не отнимают, наоборот, им доверяют ресурсоуправление. Таковы законы общественного развития.
Возможно, звучит утопично, но у нас ситуация следующая: либо мы сейчас найдем такого лидера, кем бы он ни был и куда бы он нас ни вел, либо мы продолжим распадаться на атомы, на отдельные микроэлементы общества. И тогда нас ждет забвение, тогда нас ждет распад территориальный, утрата суверенитета и территориальной целостности. Это уже будет печальная реальность.
— В Москве на акции протеста стабильно выходят несколько десятков тысяч человек, но недовольных властью и жизнью значительно больше по России. Где же активная молодежь? Неужели все дело в отсутствии лидера, которому хочется верить и идти за ним?
— Сплотить может только масштабный замысел, причем выходящий за рамки обыденности. Лозунг «давайте станем богаче» при всей привлекательности никого не сплотит на подвиг, не поднимет.
А где эти идеи перемен?
Видите ли, в чем дело: когда делалась «перестройка», достаточно было крикнуть в толпу: «Мы требуем перемен!» И толпа оживала. Она что-то делала, она сплачивалась вокруг этого протестного лозунга. Потому что до этого была удушающая атмосфера единодушия, когда любой протест был гласом вопиющего в пустыне. И вдруг запротестовали сразу все. Этого оказалось достаточно, чтобы низвергнуть гиганта под названием Советский Союз.
А сегодня, когда мы все это уже прошли и наши дети не глупее нас, и они видят, что одним лозунгом «весь мир насилья мы разрушим» — а по сути, такой лозунг сейчас выдвигается на первый план — «давай до основания», а вот затем-то что будет? И каждый, не видя объединяющей силы, чувствуя ее отсутствие, перекладывает ответственность на себя. Таковы законы управления. Если нет лидера, то лидером становится каждый за себя, уж как умеет. Вот в этом беда, в этом кроется огромная опасность для нации, потому что в этом случае человеку уже все равно, к какой нации он принадлежит.
Тут начинают работать совершенно иные механизмы сплачивания, формирования социальных групп. Референтной группой для человека может стать, допустим, какая-то иностранная компания, местом жительства — зарубежное государство, — и корневые связи с родиной у него прервутся уже окончательно. Это может стать массовым явлением.
— Печальный прогноз…
— Да, но это проверка. Может быть, кто-то размышляющий вместе с нами и есть тот самый харизматичный лидер, которого сейчас жаждет нация. Не надо бояться. Надо идти вперед. И здесь, что мне очень нравится в нашей эпохе, если ты действуешь в рамках закона, по-настоящему в рамках закона, не призываешь к насильственному свержению власти, к каким-то грубым внеправовым формам поведения, а выступаешь доктриной, проводишь ее и активно отстаиваешь, никто не посмеет схватить тебя за горло. Никто — ни Путин, ни Распутин, ни иные мифические или реальные власти предержащие. В этом серьезное отличие нынешнего времени от, скажем, социалистических времен, когда революция могла быть только сверху.
Материал подготовили: Елена Николаева, Мария Пономарева, Александр Газов