Мое глубокое личное убеждение заключается в том, что между органами госбезопасности и оппозицией должен быть диалог. Ну просто потому, что, если постоянно «закручивать гайки», кипящий котел рано или поздно разорвет, а я не хочу, чтобы ситуация в стране накалилась до угрозы «русского Андижана». Поэтому нужна не видимость диалога и взаимный троллинг под видом диалога, а беседа по существу. Я бы даже сказал идеологический спор.
В любой методичке по борьбе с политическим экстремизмом и религиозным терроризмом специалисты отмечают важность идеологической борьбы с экстремизмом и терроризмом, а не только силовые операции по пресечению деятельности экстремистов и ликвидации террористов. Однако на практике никакой борьбы с идеологиями нет, и вся борьба в итоге сводится, как обычно, лишь к силовому купированию наиболее активных экстремистов и террористов. Вместе с тем противопоставление идеологий должно начинаться с объяснений действий (причинно-следственных связей) государственной машины против тех, кто, по мнению этой самой машины, опасен для конституционного строя или общественной безопасности.
Чуть ли не единственная наполненная идеологией статья, объясняющая некоторые постулаты, исходя из которых действует госмашина по борьбе с инакомыслием и инакодействием, была опубликована осенью прошлого года за подписью Александра Михайлова, генерал-майора ФСБ запаса. Статья называется «Как мы освещаем проблемы экстремизма».
К сожалению, она осталась практически незамеченной широкой общественностью, хотя заслуживает самого пристального внимания. Пересказывать содержание я не буду — все могут ознакомится со статьей самостоятельно. Лишь выделю некоторые наиболее любопытные фрагменты, которые дают общее представление о том, какой ситуация в России видится «с той стороны», глазами генерала госбезопасности, отдававшего судьбоносные приказы.
«В силу нашего менталитета у нас не верят ни в коммунизм, ни в высший разум, многие секты просто умерли сами собой без усилий власти, но иногда легализация была самым эффективным путем к снижению напряженности среди отдельных групп. Кто помнит сегодня кришнаитов? А ведь они длительное время будоражили общество. Легализовали, зарегистрировали и что? Где сегодня Харе Кришна? В 80-х годах проблемой были секты. Что делалось за закрытыми ставнями, знал только КГБ. Но чаще всего ими ничего не делалось из «ряда вон» такого, от чего стынет в жилах кровь (если не брать в расчет изуверские секты, лидеры которых периодически отправлялись по решению суда в места не столь отдаленные). Но практически все они были в подполье, пока руководство КГБ не постановило вывести их из тени, зарегистрировать и взять под контроль власти. И что интересно, что самое яростное сопротивление стал оказывать Комитет по делам религий при Совмине СССР. И был в этом исключительно корыстный подход. Пока секты в подполье — ими занимается КГБ. Если они зарегистрированы — органы власти. А кому нужен этот геморрой? Надо контролировать, надо помогать (по Конституции), помогать в выделении помещений и прочее», — пишет Александр Михайлов.
Отчего-то мне показалось, что аналогичным образом у нас сейчас обстоит дело с националистами, да и не только с ними. Ведь пока ими занимаются всевозможные центры «Э» и ЗКСы ФСБ (ЗКС — защита конституционного строя), можно совершенно не париться относительно собственно политической (парламентской) борьбы с идеями националистов (которые из-за роста числа мигрантов и проблем с ними все более популярны в обществе). Ни в этом ли причина криминализации любых оппозиционных идей сегодня, ведь государству так гораздо проще. Проще обвинить условного Даниила Константинова в каком-то нелепом уличном преступлении и посадить его в тюрьму, чем вести диалог с набирающей обороты молодой структурой («Лига обороны Москвы»), ставящей неудобные вопросы и требующей от власти принятия решений в интересах граждан, а не чиновничества и бизнеса?!
Впрочем, Константинов-старший в своих оценках ситуации был еще более категоричен. «Дело в том, что по сравнению с советским временами численность и финансовые расходы на содержание спецслужб выросли в несколько раз. И, по словам Путина, выступившего не так давно на коллегии ФСБ, будут продолжать расти. Поэтому «геморрой» с националистами им нужен — под него выделяются хорошие бюджеты, которые надо осваивать, а значит, и показывать «работу». К тому же власти всегда пригодится страшилка в виде «агрессивных националистов». Так что, хотя в спецслужбах есть сторонники легализации русского национализма, дело это идет со скрипом. И едва ли в ближайшее время ситуация изменится», — прокомментировал положение дел бывший член Верховного Совета РФ Илья Константинов.
Впрочем, по сравнению с борьбой с терроризмом на Северном Кавказе борьба с экстремизмом в Москве — детская забава. Процитирую слова бывшего премьера правительства Ингушетии Ахмеда Мальсагова, сказанные им «Свободной прессе»:
«Многие операции против боевиков можно было осуществить за час, а их проводят иногда сутки. Потому что система оплаты у военных почасовая. Боевика можно было бы взять спящим, а окружают дом, подгоняют бронетехнику и штурмуют часами. Я не могу сказать, что существование подполья напрямую выгодно власти, но позволяет некоторым структурам получать звания, оклады. Поэтому те очаги, которые можно было потушить, выгодно держать в тлеющем состоянии. Увы, но в России человеческие жизни стоят очень дешево. Все живут по принципу «меня не коснется, обстреляют другого» и в таких экстремальных условиях получают денежку».
Еще раз подчеркну: это говорит бывший премьер Ингушетии, человек более чем компетентный. После таких откровений высокопоставленного чиновника начинаешь довольно четко осознавать, что корень непобедимого экстремизма и терроризма кроется, кажется, не совсем там, куда нам пытаются указать.
Хрестоматийный пример из истории. Павел Иванович Мельников (псевдоним Андрей Печерский) — русский писатель, этнограф, чиновник особых поручений Министерства внутренних дел по искоренению церковного раскола — в своем романе «В лесах» писал: «В 40-х годах XIX столетия Николай I создал спецслужбу по борьбе с конокрадством. А на огромных просторах лесного Заволжья этого преступления не существовало вовсе. Однако, как только в этот район приехал комиссар по борьбе с конокрадством, практически сразу же началось и конокрадство. Эти события настолько четко последовали одно за другим, что у крестьян эти комиссары, а после упразднения комиссаров заменившие их чиновники получили прочное прозвище «конокрады». …Ему разрешено ездить тройкой и с колокольчиком, а это значит, что не только крестьяне, но и купцы обязаны уступать ему дорогу. Он счастлив. Одно плохо: как минимум один раз в год он должен посылать в Петербург отчет о своей работе. А что в нем писать? «Украдено лошадей — 0, поймано конокрадов — 0, предотвращен ущерб — 0»? Ну и сколько же Петербург будет платить ему деньги взамен такой отчетности? Ведь если воровства лошадей не будет, то через два-три года его должность просто упразднят, а назначат ли его на лучшую должность? Должностей мало, а желающих их получить много. Как ни вертись, но если ты комиссар по борьбе с конокрадством, то конокрадство в твоей области обязано быть, даже если его тут не было со времен царя Гороха». Вот, по-моему, один в один. Раньше с конокрадством боролись, а теперь с экстремизмом.
Далее по тексту Михайлова…
«Идеи махрового национализма и шовинизма стали овладевать массами. СМИ, как это ни прискорбно, не желая этого, сорвали чеку. Что было потом, мы помним. Начался встречный процесс: русские шовинисты и националисты хулиганствующего и бандитствующего толка стали сбиваться в стаи, творя беспредел на улицах городов при попустительстве (реальной беспомощности перед сворой) милиции, а это породило встречный процесс — националистическую преступность!» — утверждает генерал-майор ФСБ запаса.
Тут я, признаться, в смятении, поскольку этническая преступность появилась на руинах Советского Союза с активизацией миграционных процессов в новой дикокапиталистической реальности, а импортные веяния — агрессивная молодежная субкультура скинхедов — появились лишь в середине 90-х в Москве, а к концу 90-х и в остальной России. То есть довольно очевидно, что сначала были мигранты и преступления мигрантов, и только потом появились скинхеды и преступления скинхедов, но не наоборот. Однако вот генерал-майор отчего-то считает иначе.
Егор Просвирнин, главный редактор портала «Спутник и погром», отмечает: «Очевидно, что этническая преступность растет в первую очередь из безнаказанности, из возможности совершить преступление и уйти от ответственности. Если бы этническая преступность была формой ответа на радикальный ультраправый террор, то ее жертвами бы и становились радикальные правые. Но где же тогда налеты азербайджанской диаспоры на подпольные правые качалки или боксерские залы? Где нападения чеченских боевиков на боевые группировки скинхедов? Где покушения дагестанских киллеров на националистически настроенных политиков? Нигде. Режут-то простых обывателей, «не состоявших», «не участвовавших», «не привлекавшихся».
В довесок «Спутник и погром» приводит актуальную статистику на заданную тему. «По данным центра «Сова» — в январе 2013 года от расистских и неонацистски мотивированных нападений пострадали не менее 13 человек, из них 2 человека, уроженцы Киргизии и Узбекистана, погибли в Москве, а 11 человек были избиты. Большую часть пострадавших составили представители ЛГБТ, нападения на которых произошли в Москве и Воронеже». Одновременно по данным МВД РФ — «иностранными гражданами и лицами без гражданства на территории Российской Федерации в январе 2013 года совершено 4100 преступлений, что на 10,0% больше, чем за январь 2012 года, в том числе гражданами государств — участников СНГ — 3600 преступлений (+7,4%), их удельный вес составил 87,7%». 13 пострадавших против 4100 преступлений мигрантов (замечу, что сюда еще северо-кавказцы не входят) — какую проблему нам следует обсудить? Какая проблема представляет реальную опасность для общества (и для вас лично, 4100 за месяц — тут уже есть ненулевой шанс попасть под раздачу), а какая проблема является медиафантомом?» — задается риторическим вопросом Просвирнин.
Продолжаем цитировать генерал-майора ФСБ…
«Мне, старому жандарму, много лет проработавшему на 5-й линии, может кто-нибудь ответить, почему экстремизм стал предметом деятельности МВД? Экстремизм — явление исключительно мировоззренческое, идеологическое. При чем здесь МВД? Мы все понимаем, что экстремизм опирается на маргинальные круги. Это очевидно. И может быть, именно маргинальные круги самые активные участники безобразий на улице и в жизни. Тут без ОМОНа не обойтись. Но в начале было слово! И это слово — предмет деятельности старшего брата — ФСБ. Если на улицах погромы с участием националистов в масках, то это полный провал работы по упреждению и предупреждению! Не знаем лидеров, не можем на них влиять, блокировать, значит, мы не можем ничего. Само их появление на улице уже провал! И это к демократии не имеет никакого отношения», — полагает Александр Михайлов.
Комментирует публицист Станислав Яковлев: «В целом я согласен с тем, что центры «Э» нужно немедленно расформировать, а некоторые сотрудники этих структур должны предстать перед судом. И не перед каким-то там «судом истории» или «судом общечеловеческих ценностей», а перед самым обычным — уголовным».
Так что генерал-майора ФСБ мы поддерживаем в части, касающейся необходимости немедленного расформирования полицейских департаментов по борьбе с экстремизмом. И не только мы.
Другой известный генерал-майор, но милиции (экс-шеф российского бюро Интерпола) Владимир Овчинский последовательно на протяжении многих лет выступает против перепрофилирования УБОПов под борьбу с экстремизмом. Вот что он говорил еще весной 2009 года «Ежедневному журналу»:
«Объем работы оперативных подразделений по преступным сообществам, бандам и незаконным вооруженным формированиям в сравнении с объемом работы по экстремистским организациям и сообществам отличается в разы (согласно данным ГИАЦ МВД России, в 2008 году зарегистрировано 460 преступлений экстремистской направленности, выявлено 379 лиц, совершивших преступления данной категории. Но в сравнении с абсолютными показателями организованной преступности преступлений экстремистской направленности в разы меньше. В 2006 году число расследованных преступлений, совершенных участниками организованных групп или преступных сообществ (организаций), составляло 27 715, в 2007 году — 34 620, в 2008 году — 36 601. Разница почти в 100 раз в «пользу» организованной преступности!»
То есть сравнение «экстремистской» преступности с оргпреступностью такое же контрастное, как и сравнение экстремистской и этнической преступности, о чем мы говорили выше. Тем не менее с экстремизмом усиленно борются, а с оргпреступностью и этническим криминалом — по остаточному принципу.
Снова обращаемся к тексту статьи Михайлова…
«Я уже говорил, что зарождение экстремизма начинается тогда, когда на полюсах мировоззренческих подходов появляется дисбаланс. Когда одна точка зрения начинает претендовать на исключительность. Государственники против либералов, западники против славянофилов, протестанты против католиков, шииты против суннитов. Когда в зеркале общественных отношений нарушаются пропорции освещения, когда государственные чиновники забывают о существовании Конституции РФ и начинают играть на одной поляне, теряя зрение и слух. …Забыв Конституцию, некоторые начальники в буквальном смысле разжигают и межнациональную, и межконфессиональную рознь. Иначе как провоцированием экстремизма это не назвать. Естественно, что СМИ с огромным удовлетворением это тиражируют. И что, виноваты СМИ? То вдруг кто-то обещает очистить территорию от приезжих, кто-то запретить отправление религиозных обрядов... Очистили? Запретили? Чем больше угрожают, тем более явно мы имеем обратный эффект — лезгинка на Красной площади, гонки у Могилы Неизвестного Солдата, стрельба на улице. Нам давно навязла в зубах теория зарубежных антисоветских центров, которые понимали, что для уничтожения СССР, как противника, надо сеять межнациональную, межконфессиональную рознь. То есть нарушать баланс отношений. Центров этих уже нет, но есть так называемые начальники на местах, которые, даже не зная этой теории, реализуют ее на практике», — резюмирует генерал-майор.
Никак не могу согласиться, что лезгинка на Манежке, гонки у Могилы Неизвестного Солдата и «стреляющие свадьбы» происходят от запретов чего-то там где-то там, на что намекает Михайлов. Происходят они только и исключительно от безнаказанности и полной уверенности, что «не накажут, дабы не злить диаспоры и не шатать межнациональный мир», а в самом крайнем случае — «откупимся». Кроме того, признаться, довольно неожиданно услышать из уст генерал-майора ФСБ, что зарубежных антироссийских центров, которые «раскачивают тут лодку», нет. Хотя даже мне, журналисту, на уровне открытых источников известно, что RAND-Corporation и подобные ему никуда не делись.
Но если я правильно понял мысль уважаемого специалиста, рознь в России сеется совершенно естественным путем без какого-либо влияния извне. И тут я с ним согласен. При этом важно назвать те факторы и причины, которые способствуют возникновению и распространению этой самой межнациональной и межконфессиональной розни.
Говорит глава правозащитного центра «РОД» Наталия Холмогорова: «Мой опыт работы в сфере правозащиты применительно к межнациональным конфликтам говорит, к сожалению, о том, что очень часто представители власти не только не умеют предотвращать и гасить межнациональные конфликты, но и, напротив, вмешиваясь в них, ухудшают ситуацию. Начнем с того, что власть на местах сама способствует развитию конфликтных ситуаций, когда начинает оказывать представителям нацменьшинств преференции в различных деловых, хозяйственных, бытовых вопросах или сквозь пальцы смотреть на нарушения ими закона. Связано это, как правило, с банальной коррупцией. Коррумпированным чиновникам выгодно присутствие в регионе людей, готовых решать все вопросы взятками. Мало того, чем больше эти люди нарушают закон (и, следовательно, чаще платят) — тем лучше. Так создается питательная среда для будущего межнационального конфликта».
Хочу, впрочем, заметить, что коррупционный стиль ведения дел, конечно, присущ не только представителям этнического бизнеса, однако именно этническая коррупция все чаще приводит к межнациональной напряженности. Будь то маленькое село в Кировской области, где мало «активов», которых на всех не хватит, или отпущение на свободу убийц Егора Свиридова в Москве, которое закончилось беспорядками на Манежке. Будь то содержание на свободе под подпиской о невыезде подсудимых этнохулиганов «Черных ястребов», нападавших на русских по национальному признаку, в то время как русских при любом подозрении в ущемлении прав приезжих берут под стражу не задумываясь.
«Но вот конфликт произошел, — продолжает Холмогорова. — Что делают чиновники, каковы их интересы в этом случае? Они страшно пугаются, а главный их интерес в том, чтобы как-то снять с себя ответственность. Замолчать конфликт и сделать вид, что ничего не было; или отрицать, что конфликт межнациональный; или как-нибудь спустить его на тормозах; или найти какого-нибудь «козла отпущения» и возложить всю вину на него. Часто бывает так, что, пока власти пребывают в парализованном состоянии, отчаянно соображая, что же теперь делать, «горячие южные парни» успевают беспрепятственно и безнаказанно избить или убить кого-то из русских. После чего возмущенных этим русских начинают жестко «прессовать» вышедшие из ступора местные власти, не давая им предпринимать никаких, даже вполне мирных ответных действий. Для коренных жителей это выглядит как явная несправедливость: «Власть играет на стороне приезжих противников» — и это только усугубляет недовольство. Раз из раза этот сценарий повторяется».
«Во время самого конфликта реакция зачастую запаздывает, поскольку чиновники, боясь ответственности, перекладывают решение друг на друга, в результате время уходит, по горячим следам власть даже не пытается разобраться в том, что произошло, или нейтрализовать подозреваемых, пока они не скрылись, а хочет только одного, чтобы «все это поскорее закончилось». Так, в селе Демьяново (Кировская область), которое громыхнуло прошлым летом, предотвратив столкновение, полицейские затем просто усадили дагестанцев, приехавших с оружием из соседних регионов, в их автомобили и сопроводили до границы Кировской области, строго наказав больше здесь не появляться. Очень мило. Однако эти люди съехались в деревню с огнестрельным оружием, с явно агрессивными намерениями, некоторые из них в ходе конфликта стреляли в местных жителей, другие кому-то угрожали... Определенно стоило как минимум их переписать и проверить разрешения на оружие! Теперь же их уже не найдешь и не привлечешь к ответственности — что называется, ищи ветра в поле. И нет гарантии, что те же люди не предпримут такой же бандитский налет на какую-нибудь другую деревню, куда их позовут земляки», — рассказывает директор правозащитного центра «РОД», сотрудники которого выезжали прошлым летом на место событий.
«После угасания конфликта очухавшаяся власть может «прижать» или даже негласно вынудить уехать «смутьянов», ставших его причиной. Но одновременно с этим — если уж замолчать конфликт не удалось — ей необходимо продемонстрировать, что виновные найдены и строго наказаны; а представители нацменьшинств, по принятым у нас понятиям извращенной «политкорректности», виновными в межнациональном конфликте быть не могут. Поэтому достаточно часто конфликт заканчивается показательной судебной расправой над его участниками с русской стороны, — рассуждает правозащитница. — И здесь уже в дело вступает специфическая ветвь власти — полицейские центры по борьбе с экстремизмом, у которых в таких делах свой интерес. Если гражданской администрации выгодно преуменьшать конфликт и всячески затушевывать его межнациональный характер, то «Э-шникам», напротив, выгодно обнаружить на месте конфликта какой-нибудь страшный заговор, экстремистскую организацию, раскрыть коварные планы «русских погромщиков», арестовать и довести до суда побольше народу — и получить за это повышение по службе. Как они это делают — достаточно хорошо известно по тому же Демьяново, где в деревню приехала бригада «антиэкстремистов», начала вытаскивать на допросы всех подряд жителей, лупить людей и угрожать им, требуя, чтобы они «давали показания» на себя и на своих соседей, заставляли признаваться в страшной и нелепой экстремистской крамоле».
«Таким образом, межнациональные конфликты оказываются опасны не только сами по себе: еще большая опасность начинает грозить местным жителям, когда конфликт окончен. И внимание правозащитников и общественности особенно необходимо им не только, пока конфликт идет, но и — главное — после его завершения», — заключает Наталия Холмогорова.
Итак, подведем итог. Фактически у нас сейчас состоялся заочный круглый стол с участием силовиков и «инакомыслящих», с которыми (по которым) первые работают. Во многом стороны, как это ни покажется странным на первый взгляд, согласны, хотя и из разных мотиваций. Во многом их позиции диаметрально противоречат друг другу.
Но именно в формате подобного диалога, по существу, я убежден, есть залог выхода из кризисной ситуации конфронтации, в коей оказались государственная власть и значительная часть политически активного гражданского общества.
Надеюсь, что диалог по поднятой проблематике будет продолжен. «Особая буква» ждет реакции на данный материал от сильных мира сего, рассчитывая, что они захотят прояснить свою позицию более четко.
Материал подготовили: Алексей Барановский, Александр Газов