Общественная активность вне политики — в России это невозможно

Мария ПОНОМАРЕВА,

обозреватель «Особой буквы»

Теория малых дел аполитична только в теории

Теория малых дел аполитична только в теории
Уже больше года среди так называемых «рассерженных горожан» популярна теория малых дел как альтернатива полноценной оппозиционной деятельности. Но по факту любая общественная работа в России неизбежно сводится к политике, сколько от нее ни зарекайся.
29 апреля 2013
На Западе общественные и благотворительные организации редко занимаются политической деятельностью. Исключение составляют лишь «зеленые», представленные во многих парламентах. Какое-то время так было и у нас: «Левада-центр» изучал общественное мнение, «Город без наркотиков» занимался реабилитацией наркоманов, Доктор Лиза помогала онкологическим больным, а Архнадзор боролся за сохранение исторического облика столицы. Но в одночасье эти и подобные фонды и организации оказались в центре скандалов, инспирированных властью: заводятся уголовные дела под разного рода предлогами, парламент обсуждает их финансирование, отдельных активистов «прессуют» официальные СМИ. Что это — стремление власти подавить «самодеятельность» граждан или неминуемый в нынешней ситуации процесс превращения общественных организаций в политические?

«Я не хочу заниматься политикой, но хочу помогать людям», «государство изменить нельзя, но можно изменить жизнь вокруг нас», «никто не может мне помешать делать добрые дела» — эти и похожие мысли стали особенно популярны за последний год, когда многие люди пришли к выводу, что политических изменений в стране в ближайшее время не предвидится.

Желание и силы заниматься чем-то полезным и нужным, причем не в одиночку, у россиян никуда не исчезли, вот и появилась «теория малых дел». Суть ее проста — не ждать глобальных трансформаций, а улучшать ситуацию в конкретных сферах жизни, не ввязываясь в политическую борьбу или партстроительство.

Теория не нова и неплоха, но в России абсолютно нежизнеспособна.

Представим: вы живете в московском спальном районе. Все у вас в целом хорошо: парковые зоны, новые детские сады, доступные школы, метро построили, клумбы разбили и даже скамейки поставили. Раздражает вас лишь отсутствие мусорных урн. Выясняется, что не только вы злитесь, когда салфетку бросить некуда, но ваши соседи тоже: и мама с коляской, и пенсионер с собакой. И решили вы, объединившись с ними, за чистоту вашей улицы побороться.

Материал по теме: «Что касается политического активизма и теории малых дел, то тут ведь одно другому не мешает. Да, я живу в соответствии с теорией малых дел, она мне нравится. Существуют две параллельные реальности. Я живу в реальности людей, которые, несмотря ни на что, каждый день что-то созидают, что-то делают. Вытаскивают детей из детских домов, ездят к старикам в дома престарелых, собирают деньги на благотворительную помощь детям, больным раком. И одновременно, в другой реальности, существует российская власть», — интервью с общественным деятелем Ириной Ясиной. (ДАЛЕЕ)

Выяснили, сколько стоит одна урна, нашли бизнесмена, живущего в соседнем доме и готового продать вам сие изделие по бросовой цене, написали коллективное письмо в управу с конкретными требованиями и предложениями.

А дальше начинался обычный геморрой. Из управы вам сообщили: «Ваше письмо рассмотрено, меры будут приняты». Как рассмотрено и зачем принимать какие-то меры, когда вы их сами уже приняли, — непонятно. Проходит день, неделя, месяц… Вы идете на прием в ту же управу и выясняете, что… на бумаге урны установлены и вообще все отлично.

Само собой, возмущению вашему нет предела — вы приносите фотографии с грудой мусора, пишите пост в «Фейсбуке», а заодно и узнаете, какая компания отвечала за установку этих виртуальных урн. Обнаруживаете, что она принадлежит племяннице префекта, и опять-таки выкладываете пост в соцсетях.

А дальше все стандартно: вокруг вас собираются такие же недовольные, бизнесмен из соседнего дома дает деньги на листовки, вы совершенно неожиданно для себя выступаете на маленьком митинге, где участники и зрители — все те же соседи плюс пара любопытных журналистов. Участковый пишет на вас рапорт — митинг-то никто не санкционировал.

И вот перед вами — человеком, убежденно сторонившимся от политики, — два пути. Либо, плюнув на все, останавливаетесь, и никаких уже ни малых, ни больших дел вам не надо. Либо неожиданно обнаруживаете себя где-то на Болотной с осознанием того, что гражданский активист — это про вас.

Схема упрощенная, но стандартная. Именно так начиналось движение в защиту Химкинского леса, да и многие другие. Объединяясь вокруг локальной проблемы или беды, люди сталкивались не только с противодействием чиновников, но и с отнюдь не локальной коррупцией, как правило, ведущей наверх, и, как следствие, с жестким давлением.

Ну кому, скажите на милость, могло прийти в голову, что подмосковная организация «Помощь больным муковисцидозом» — «иностранный агент» и с ней нужно бороться штрафами и судами? Тем более что средства в ней только отечественные.

А социологи «Левада-центра» разве могли предполагать, что их ждут прокурорские проверки

Конечно, можно возразить, что примеры касаются лишь НКО, о которых писано-переписано. Но волонтеры-то кому мешают? Ан нет, и их пытаются засунуть в рамки готовящегося закона, который самим добровольцам в принципе не нужен. Казалось бы, куда как просто: услышал о беде, прыгнул в машину, и вот уже ты разгребаешь завалы или тушишь лес. Но нет, государство и это жаждет оформить на бумаге.

«Синие ведерки», Архнадзор, экологи, наркоборцы — все они сталкиваются не просто с недовольством власти, но и с ее попытками прекратить деятельность добровольцев.

Однако любое действие всегда рождает противодействие, и мы видим, как лайкают статус «Я пойду 6 мая» те, кто еще пару лет назад хотел лишь помогать собачьим приютам или ратовал за сохранение исторических усадеб.

Если целенаправленно изучать в «Фейсбуке» статусы, то можно сделать удивительное открытие — практически все зоозащитники отмечаются на протестных акциях. Они что, все изначально были против «кровавого режима»? Конечно, нет. Но пытаясь организовать помощь бездомным животным, столкнулись со взяточничеством, равнодушием чиновников, жестокими законами и прочими признаками нашего государства. И в итоге пришли к неизбежному выводу: невозможно поменять что-либо в какой-то одной области российской жизни, нужно, простите за банальность, менять систему.

И власть борется с Ройзманом, «ГОЛОСом» и им подобными не только потому, что боится любой самоорганизации граждан и их активности, — пока она в состоянии справиться не то что с общественными объединениями, но и целыми партиями. Просто власть понимает, что любая деятельность вне официально обозначенных рамок приведет к пониманию ущербности сегодняшнего устройства страны.

Закрывая НКО, удушая бумажками благотворительные фонды, подавляя даже мелкие инициативы, государство действует на опережение. Оно, как никто другой, знает две вещи: во что могут превратиться при его невмешательстве (у нас это равносильно содействию) любые движения с самыми утилитарными целями и каких ярких лидеров они рождают. А за людьми, сумевшими в нашей «мертвой зоне» создать что-то живое, пойдет народу больше, чем за иными так называемыми профессиональными политиками. Тем более что они давно распрощались с иллюзией а-ля «Я буду что-то делать, но не буду вмешиваться в политику».

Так что никакой эмиграции от государства в «добрые дела» не будет. Вовсе даже наоборот: с такими установками, которые демонстрирует Кремль, самый аполитичный гражданин, желающий хоть как-то поучаствовать в общественной жизни, неизбежно будет стремиться в эту самую политику.

Его туда за ручку приведут власти, он и останется…

 

Материал подготовили: Мария Пономарева, Александр Газов