Бедные российские пенсионеры! Мало того что их пригвоздили непонятным термином (в западном мире есть пожилые люди, на Востоке — старики, а у нас невнятные «пенсионеры»), но и размазали в один социальный слой, о котором вспоминают лишь по удобным поводам. Власть — когда ей нужны голоса. Оппозиция — когда ей нужно внятное объяснение высоких рейтингов Кремля.
И те, и другие пользуются расхожими штампами. Одни говорят: мол, никакие перемены, а тем более революции нашим пенсионерам не нужны, ведь они всем довольны, пенсии-то растут. Вторые упрекают «людей за 60» в покорности, в голосовании за Путина и Ко, и давно уже не ориентируются на них ни в политической агитации, ни в прессе.
Нельзя сказать, что в утверждениях прокремлевцев и «несогласных» нет доли правды, но безоговорочная вера в них не просто породила разрыв связей между поколениями, но и стерла историческую память.
Думаю, что идея Собянина, которую в понедельник реанимировал Алексей Навальный, имела место быть. Почему она пока не воплотилась в жизнь, неизвестно, но именно Кремлю, как никому другому, выгодна та мировоззренческая пропасть, которая образовалась между пожилыми и молодыми россиянами. Рискну повторить банальность: разобщенными поколениями куда как легче управлять, нежели людьми, которые сохранили родовую и историческую память.
Давайте посмотрим на Испанию. Люди там живут долго, дома для престарелых, столь популярные в Германии и Великобритании, на Пиренеях не распространены. Большие семьи, где бабушки и дедушки проживают рядом с внуками, уберегли испанцев от того, чем страдаем мы, — от искажения собственной истории. Я как-то спросила у своего приятеля-каталонца: «А что у вас говорят о Франко, о гражданской войне?» Ответ меня поразил: «А чего об этом дискутировать? В каждой семье есть те, кто могут рассказать об этом. Мы знаем с детства о том, что было всякое. Спорить не о чем: принимаем как данность, как историю».
То же и во Франции. Опять-таки поинтересовалась у одного активного парижанина: «А что ты вечно ходишь на демонстрации? Тебе не страшно? Не кажется, что это бесполезно, ведь от твоих походов ничего не меняется?» И вот его ответ: «Так у нас в семье всегда так было. Мы всегда ходим. Папа участвовал в волнениях 68-го года, а мамины предки — в революциях аж XIX века».
Мне могут возразить, что и в России многие знают свои корни. Да, это так. Но и не так одновременно: у нас истории предков не становятся живым примером, а подчас вовсе наоборот — что-то вроде «Вот твой дед воевал, а что толку, умер в нищете».
Или еще пример: у нас любят приводить в пример европейских пенсионеров, путешествующих по миру с айфонами и ноутбуками. Ладно, средства на вояжи — вопрос государственный, а вот с компьютерами-то их внуки учат разбираться. Значит, в том, что российские родители-бабушки-дедушки от ноутбуков шарахаются как черт от ладана, вина лично наша, а уж никак не государства.
Разве Рунет ориентирован на пожилых? Лексика, картинки, да и вся стилистика словно кричит: старикам тут не место. Но, позвольте, у нас женщины на пенсию уходят в 55, мужчины в 60. Почему вы априори считаете, что они не лазят на «Фейсбук» или в соцсети? Да, большинство пенсионеров зарегистрированы в «Одноклассниках», на которых гражданские активисты поставили крест как на прибежище аполитичных провинциалов. С другой стороны, сейчас пенсионерами стали те, кто в конце 80-х массово выходил на площади и поспособствовал развалу Союза. Можно ли упрекать их в аполитичности?
Как-то не принято вспоминать их активность в период перестройки. Удобно вслед за коммунистами рассуждать о разрушении СССР как о западной диверсии при участии Горбачева. Безусловно, нельзя это сбрасывать со счетов, однако как можно забыть полумиллионные митинги в Москве? По всей стране сотни тысяч выходили и требовали перемен. Почему КПРФ с ее приспособленцами-руководителями благоденствует и получает свои 20 процентов на нынешних выборах? Да потому что их партийные структуры в регионах состоят из этих самых пенсионеров, которым было около 30—40 в перестройку и которые привыкли жить в политике, читать новости и ощущать себя участниками Процесса.
Кроме коммунистов на пенсионеров ориентирована лишь «Единая Россия». Мало кто из москвичей понимает, как построена агитация правящей партии в регионах. Приведу в пример Вологодскую область. Там перед выборами единороссы ходят по квартирам стариков, которым и надо-то, чтобы с ними всего лишь поговорили. Приходят, чаи пьют, беседуют. К праздникам посылают персональные открытки, в день голосования бюллетени на дом привозят.
Личный пример. Бабушке моей 92 года. Слава богу, в здравом уме и твердой памяти. На выборах в Госдуму собралась голосовать за КПРФ и вдруг говорит по телефону: «Неудобно, люди пришли такие хорошие, время на меня потратили, неловко при них галочку ставить за других. Я у них спросила, они-то за кого. А они — за Путина». Это хорошо, что я позвонила прямо в момент, когда у нее из избирательной комиссии сидели, а то б действительно отдала голос за «ПЖиВ»… Спрашиваю недавно, приходили ли к ней представители других партий. Нет, отвечает, только единороссы.
Вот и получается, что выбор у моей бабушки всегда только между «ЕдРом» и КПРФ — из остальных она знает лишь ЛДПР. К «Справедливой России» привыкнуть не успела, а про несистемную оппозицию по центральному ТВ не рассказывают.
Но это про совсем старых людей. При этом, повторюсь, к пенсионерам-то у нас относят всех, кому исполнилось 60 лет. Если в провинции для них работы нет, то в мегаполисах это активные работающие люди. И, между прочим, по «болотному делу» проходит Елена Кохтарева, 57-летняя пенсионерка, которой предъявлены обвинения по двум статьям. Так отчего же гражданские активисты никогда не берут их в расчет? Почему почти вся наглядная агитация в Москве за Навального, все листовки и плакаты написаны таким языком, что человек, не лазающий каждый день в «Фейсбук» и «Твиттер», просто не понимает ее смысл?
Опять-таки личное и мелкое — так уж сложилось, что все друзья моих родителей (а им давно за 60) относятся к тем, кого называют «научной и технической интеллигенцией». Все они следят за политикой и в силу образования не поддерживают действующую власть. Они пользуются Интернетом, но умеренно. Так вот — они элементарно не понимают язык и терминологию соцсетей. Для них «мурзилка», «креакл», «хипстер» — пустые слова. Я им некоторые посты в прямом смысле перевожу.
Кстати, в этом одна из причин популярности, пусть и во многом абстрактной, «Левого фронта» среди людей старше шестидесяти. Недовольные встроенностью КПРФ во власть, в «ЛФ» они видят организацию, которая отвечает их политическим взглядам. Удальцов, в отличие от Навального, им понятен, его лозунги и язык, программа и требования — доступны. Как сказал мне один профессор: «Вот хотел прочитать я статью (не знаю, что такое этот ваш пост) про Якунина. А там — щелкни туда, нажми сюда. Может, я идиот, но я просто не могу освоить эти блоги. То ли дело листовки Удальцова, которые мне сын приносит».
В общем, дорогие агитаторы за кандидата в мэры Москвы Навального, пожалуйста, помните, что москвичи — это не только те, кто лайкает в «Фейсбуке». Это еще и те ваши потенциальные сторонники, которые понимают написанные хорошим русским языком тексты, граффити не читают, а «кубы» просто не видят, спеша с работы домой на метро.
Как уже было сказано, больше всего такое расслоение, конечно, выгодно действующей власти. Она расчетливо играет на отсутствии связи между «несогласными» и их родителями, всячески подчеркивая, например, что на Манежную площадь 18 июля вышли «молодые люди». Обратите внимание, в каждом репортаже с «болотных» официальные СМИ говорят что-то типа «большинство собравшихся — это молодые москвичи». Дескать, что им, неразумным, еще делать — только протестовать. Пусть, мол, побунтуют.
Эта умелая игра на проблемах поколений, для которых в английском языке есть даже специальный термин — generation gap, — была бы невинной, если бы касалась только быта и вкусов. Но в России она перешла в область политических предпочтений и общественных интересов: россияне старше шестидесяти противопоставляются молодым — и, соответственно, их требованиям.
Тем, кто стоит у власти и за эту власть цепляется, крайне выгодна такая идеологическая разделенность поколений. Начинать с нуля гораздо тяжелее, чем перерабатывать опыт своих предков.
Выходящим на Болотную иногда даже кажется, что они — первые, кто протестует в этой стране, поэтому каждая ошибка и каждая победа — повод для дискуссий: «А что дальше?»
Но ведь все уже было, и не так давно. Позвоните родителям и узнаете…
Материал подготовили: Мария Пономарева, Александр Газов