ВОЕННАЯ ДОКТРИНА
Военная доктрина представляет собой идейный стержень всей военно-политической деятельности государства (военной политики) как одного из направлений общей политики государства, политических партий, общественных организаций и институтов. Военная доктрина затрагивает интересы всех государственных структур, всего общества и всех граждан.
Предполагается, что намерения государства объявляются открыто или завуалированно, в военной доктрине не должно быть каких-либо закрытых разделов, разработка военной доктрины не может производиться определенной группой лиц в отрыве от общественности и военно-научных кругов.
Следует иметь в виду также, что «оборонная безопасность» — более широкое понятие, чем «военная безопасность», что она обеспечивается усилиями всей страны с учетом не только военных, но и экономических, информационных и других факторов.
О необходимости разработки новой Военной доктрины наше руководство заговорило еще осенью 2006 года — уже тогда Сергей Иванов, в то время министр обороны и вице-премьер, сообщил, что проект нового документа разрабатывается и в нем по сравнению с текстом доктрины, утвержденным в начале 2000 года, будут серьезные изменения. Тем не менее понадобилось более трех лет, чтобы новый текст был окончательно доработан, прошел все согласования и был утвержден указом главы государства.
Характерно изменение в самом начале документа: если в доктрине 2000 года говорилось о том, что это «документ переходного периода — периода становления демократического государства» и что доктрина носит «оборонительный характер», то в новом тексте о демократическом устройстве российского государства не упоминается (само слово «демократия» в документе отсутствует в любых формах), а об оборонительном характере доктрины речи вообще не идет. Выходит непонятно: то ли демократическое государство уже построили, то ли совсем наоборот — от строительства такого государства в какой-то момент отказались, как и от оборонительного характера доктрины.
Дальше — больше. В новой Военной доктрине самой большой военной опасностью для России признается «стремление наделить силовой потенциал НАТО глобальными функциями, реализуемыми в нарушение норм международного права, приблизить военную инфраструктуру стран — членов НАТО к границам Российской Федерации». Так можно говорить только о враждебном блоке, союзников или хотя бы партнеров в такой степени не опасаются.
Ясно, почему в прежней редакции концепции не было такого прямого акцента на враждебность НАТО, — в те годы Североатлантический альянс еще не расширился за счет стран Балтии и не объявил о планах принять в свои ряды Украину и Грузию. Однако неужели талибы в Афганистане, наличие ядерного оружия у Ирана и Северной Кореи и ракетные разработки этих стран представляют меньшую военную опасность для России? Судя по новому тексту Военной доктрины — меньшую. Так как развертываемая Соединенными Штатами в Европе система противоракетной обороны (которая, как все время утверждает руководство США, направлена не против нас, а против Ирана), согласно новому тексту концепции, тоже угроза.
Естественно, в новую военную доктрину России вошло все, что хоть как-то касается ее последнего военного опыта, а именно — российско-грузинской войны 2008 года. В тексте прямо говорится, что наши Вооруженные силы могут быть применены для защиты граждан России, находящихся за рубежом, чего в прежней доктрине не было. Кроме того, угрозой для России названы территориальные претензии к союзникам России, а Абхазия и Южная Осетия сейчас как раз таковыми и являются — с ними у нас есть договоры о военной помощи. Даже учения в сопредельных государствах (читай — в Грузии и на Украине) могут рассматриваться как провокационные и тоже представлять угрозу России, говорится в доктрине.
Насчет Белоруссии все наоборот. Ей в новом документе уделено особое место, нападение на нее приравнивается к нападению на Россию, в списке приоритетов военно-политического сотрудничества Минск стоит первым. Любопытно, доволен ли Александр Лукашенко, только-только начавший налаживать отношения с Европой, нашими столь тесными военными объятиями. После Белоруссии главными военными партнерами России являются государства Договора о коллективной безопасности, то есть в большинстве случаев — авторитарные среднеазиатские режимы. С Западом мы практически никак в военной области не сотрудничаем — упомянуто только «развитие отношений».
В общем, какая-то вполне советская военная доктрина получилась.
Впрочем, не все так ужасно: по сведениям из многочисленных источников, до последнего момента в проекте доктрины-2010 оставалось упоминание о возможности превентивного ядерного удара со стороны России. Но в опубликованном документе практически сохранена прежняя формулировка: Россия применяет ядерное оружие либо в ответ на применение ядерного оружия или оружия массового поражения, либо для отражения агрессии с применением обычного оружия, когда под угрозу ставится само существование государства. То есть всегда в ответ, никогда первыми.
Но этот пункт, как вдруг выясняется в самом конце текста, не является чем-то неизменным. Если в конце прежнего документа говорилось, что Россия «гарантирует последовательное и твердое выполнение Военной доктрины», то последний пункт текста нынешнего звучит так: «Положения Военной доктрины могут уточняться с изменением характера военных опасностей и военных угроз, задач в области обеспечения военной безопасности и обороны, а также условий развития Российской Федерации». То есть, во-первых, никто ничего не гарантирует, а во-вторых, никто не знает, каков именно будет механизм уточнений: будет ли президент издавать указы с этими изменениями или в Кремле это решат по-тихому, на каком-нибудь закрытом совещании Совета безопасности.
Видимо, все-таки не зря нынешние разработчики Военной доктрины убрали из документа слово «демократический».