«Мультикульти», концепция, в которой мы пытаемся жить и быть счастливыми, не работает, — заявила недавно канцлер ФРГ Ангела Меркель. — Мы являемся приверженцами христианских ценностей. Тем, кто их не принимает, здесь нет места». Тем самым Меркель признала, что попытка сохранить культурное многообразие в немецком обществе полностью провалилась. Теперь иммигрантов будут принуждать интегрироваться в немецкую культуру, принимать правила общественного поведения и нормы морали.
Выступление канцлера о провале мультикультурной политики в Германии прозвучало как раз в тот момент, когда по России разносилось эхо очередного армейского конфликта на межнациональной, а если быть точнее, межкультурной почве. На авиабазе «Сокол» в Пермском крае старательно тушили информационный пожар, разгоревшийся после обращения командования части к муфтиям с просьбой подсобить в воспитании воинов-мусульман. СМИ тиражировали рассказы представителей родительского комитета о попрании прав солдат славянских национальностей сослуживцами из республик Северного Кавказа и со ссылкой на командира части давали понять, что офицеры с возникшими проблемами справиться не могут.
Уже потом командир авиабазы Дмитрий Кузнецов, конечно, рассказывал, что и не было ничего такого, но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Тем более что подобного рода истории уже мало кого удивляют — скорее, все сильнее озадачивают. Столкновение различных культур на улицах, в быту, в казармах происходит постоянно и очень часто выплескивается далеко за границы Административного и даже Уголовного кодексов РФ.
Заявление Ангелы Меркель — вода на мельницу националистических настроений не только в Европе, но и в России. Политика всетерпимости в последнее время буквально трещит по швам. В Швеции в парламент проходят националисты, во Франции избавляются от цыганских поселений, немцы вспомнили о христианских ценностях, которые теперь намерены защищать. Маяки толерантности, на которые нас так долго призывали ориентироваться, тускнеют один за другим.
Кризис и политика «затягивания поясов» взорвали и без того шаткое равновесие на Западе. Распределение ресурсов в сытой Европе мало кого беспокоило, но как только пошла речь об экономии, раздались возгласы о том, кто чей хлебушек кушает и что для этого делает.
После Второй мировой войны тема национализма в большой политике долгое время была под запретом, но сейчас прежде табуированные лозунги берут на вооружение без особого стеснения. Европейские либеральные ценности как будто остаются, но серьезно корректируются. «Мы по-прежнему всех любим (терпим), — говорит Европа, — но сейчас давайте как-то на расстоянии...»
Сложно было бы не примерить ситуацию, которая сложилась у «них», на то, что происходит у «нас». Истоки конфликта очень схожи: столкновение различных культур и взаимное непонимание на фоне экономических неурядиц. Последние решения на Западе наталкивают на мысль именно о попытке разграничения культурного пространства. И вот здесь проявляются самые существенные отличия.
В «их» случае речь чаще всего идет об иммигрантах, которые не желают интегрироваться в сложившуюся в Европе систему ценностей. Меж тем в России никогда нельзя было говорить о чем-то с приставкой «моно» — пожалуй, и сейчас невозможно найти ту самую единственную, созданную всеми и для всех систему ценностей. У нас никогда не было мононационального государства, никогда не было одной культуры. Всегда речь шла о вбирании и взаимодействии, чтобы потом подвести это многообразие под единый знаменатель. В настоящий момент, чтобы разграничить наше культурное пространство, нужно по большому счету предварительно развалить страну.
Ситуация выглядит абсолютно тупиковой. При невнятной и неосязаемой национальной политике на государственном уровне решение этого уравнения со многими переменными возложено на плечи самих граждан, которые справляются как умеют.
21 октября в Ставрополе по группе молодых людей, танцующих лезгинку, неизвестные открыли огонь из травматического оружия. Ужасно? Если учесть, что танцы были устроены в центре города в два часа ночи в сопровождении громкой музыки и нецензурной брани, то этот обстрел выглядит как некий жест отчаяния, но отнюдь не как вопиющее злодеяние.
Правоохранительные органы рапортуют о составлении трех административных протоколов на танцоров и возбуждении одного уголовного дела в отношении стрелка. Но было бы это уголовное дело, если бы протоколы были составлены до инцидента, а не post factum?
Подобная близорукость и равнодушие сквозят во всем. Знает ли Министерство обороны, что там, где выходцы из кавказских республик собираются в группу, они начинают жить так, как их воспитали родители, а не отцы-командиры? Да. Но во время призыва армейские чины с завидным упорством отправляют по несколько десятков человек чуть ли не из одного села в одну и ту же часть. Видимо, надеются, что «рассосется» само, но результат получается абсолютно другой.
Недавно в эфире «Русской службы новостей» заместитель директора информационно-аналитического центра «Сова» Галина Кожевникова привела данные, которые и тревожными назвать сложно — звучат как приговор: более половины россиян поддерживают неонацистские идеи. Правоохранительные органы свидетельствуют о наличии 150 радикальных группировок неонацистской направленности (эта цифра заметно скромнее), но правозащитники считают еще и сочувствующих.
«Это вопрос не численности группировок, а числа людей, разделяющих неонацистские взгляды и поддерживающих ксенофобию в целом, потому что неонацисты в пустоте существовать не могут, им нужно опираться на безмолвную поддержку общества, — поясняла Кожевникова. — И такая поддержка, безусловно, есть. «Левада-центр» уже много лет фиксирует, что лозунг «Россия — для русских» поддерживают 55 процентов наших сограждан. Это чудовищно высокий уровень! 70 тысяч скинхедов — это ерунда для страны с населением в 140 миллионов, но важно, что 55 процентов из 140 миллионов поддерживают эти 70 тысяч», — подытожила замдиректора центра «Сова».
Могут ли кого-то после этого удивить требования наших граждан создать «русскую республику»? Выглядит ли странным сбор подписей в поддержку отделения Ставропольского края от Северокавказского федерального округа? Все это основано не на возвышенном чувстве национального самосознания, а на простом животном страхе.
Внутренние неурядицы — только часть проблемы межнациональных отношений в России. Есть еще миграция, с которой тоже не знают, как поступить. С одной стороны, экономисты и демографы вам расскажут, что без притока населения извне нам вообще сложно будет говорить о каком-то счастливом будущем. Но с другой — что-то не видно попыток государства как-то поспособствовать социализации приезжих и их внедрения в нашу разнородную культурную среду. Таджика-дворника и азербайджанца-торговца у нас не воспринимают за людей, но при этом хотят слышать от них цитаты из «Евгения Онегина» наизусть.
Аргументов у тех, кто продолжает отстаивать идею «Россия — семья народов», становится все меньше. Озлобленности и непонимания — наоборот, все больше и больше. Что нас всех объединяет, кроме государственных границ? Вопрос, на который мало кто может дать сегодня вразумительный ответ. Все чаще можно слышать: «Ничего».
Вектор, задающий иное направление, есть. Но с его восприятием существуют серьезные проблемы. 2 ноября в Сочи начал свою работу молодежный форум «Многонациональная Россия». Участники форума практически сразу договорились о необходимости принятия и продвижения в жизнь «Этического кодекса многонациональной России». В частности, этот документ заявляет о «понимании российского общества как единой социальной общности, состоящей из представителей разных этносов, и исходит из признания безусловного права личности на свободу определения собственной этнической и религиозной идентичности (субидентичности) и выбор форм их законного выражения. При этом приоритетной задачей является формирование российской идентичности как результата органичного сочетания взаимодополняющих этнического и гражданского самосознания».
Если говорить упрощенно, нам предлагают идентифицировать себя прежде всего как граждан РФ, а потом уже как русских (татар, бурятов и так далее), православных (мусульман, буддистов и так далее).
Благое начинание. Только искусственные конструкты гражданственности по своей значимости не идут ни в какое сравнение с естественными формами идентичности — национальностью и религией. Как привить эту идентификацию тем, кто уже успел побывать гражданином СССР? Она не рассматривается как некая константа. Для значительной доли населения страны гражданство — всего лишь переменная, обусловленная политической конъюнктурой.
Конечно, можно вспомнить о западной модели — главенстве закона над всеми культурными различиями и противоречиями. Однако после признания Меркель и французских зачисток цыганских поселений этот опыт уже не выглядит столь убедительным. Получается, что важно не то, что принято, а то, что признано всеми, — иначе это перестает быть значимым сначала для определенной группы, а потом и для всех остальных.
Выходцы с кавказских республик отказываются жить по российскому армейскому уставу не потому, что они просто так хотят, а потому, что устав противоречит их культурным традициям. Ну не принято на Кавказе, чтобы мужчина мыл полы, значит — или ломать, или убеждать. И армия здесь всего лишь частная иллюстрация всего пласта накопившихся проблем.
Ломать — выстраивать жесткие общественные связи — нам как-то привычнее. Но современная политическая система всячески старается показать, что сегодня «это не наш метод». Остается метод убеждения. Вот только нужных слов для того, чтобы объяснить, для чего мы все друг другу нужны, так никто подобрать и не может.
Идеи будут?