Российские националисты и протест
Лев Гулько: Добрый день! Сегодня у нас в гостях публицист, общественный деятель, президент «Русского общественного движения». Я пока все правильно говорю?
Константин Крылов: Все правильно.
ЛГ: Родился в Москве, окончил факультет кибернетики МИФИ и философский факультет МГУ, с 2003-го по 2009 год — главный редактор газеты «Спецназ России», с 2010-го — главный редактор журнала «Вопросы национализма», автор большого числа работ, посвященных в основном вопросам социологии, политологии и философии текущей политической жизни, что немаловажно.
КК: Бывало такое.
ЛГ: Интернет-публицист, один из активных участников протестов против фальсификации результатов выборов в Государственную думу в 2011 году, выступал на митингах 10 и 24 декабря в Москве. У нас в гостях Константин Крылов. Здравствуйте.
КК: День добрый, очень рад.
ЛГ: Давайте поговорим с вами о нашей текущей жизни. И начнем мы с вопроса, который очень многих волнует, — это русские националисты и протест, в котором русские националисты принимают самое непосредственное участие.
КК: Что есть, то есть.
ЛГ: И какова же роль русских националистов в нынешнем протесте?
КК: Понимаете, в чем дело, сейчас сложилась уникальная ситуация. Наш абсолютно гениальный политический режим — без шуток, гениальный — сумел-таки добиться того, чего не удавалось добиться очень долго гораздо более талантливым и благонамеренным людям: а именно — национального единства. Российское общество очень раздроблено: люди разные, все друг друга не любят, и так далее, и тому подобное. Так как бы его объединить? И вот, видимо, наш дорогой президент Владимир Владимирович Путин поставил целью своей жизни это сделать — всех объединить.
ЛГ: Все искали национальную идею, и вот наконец нашли — нате вам.
КК: Да. Объединил он, можно сказать, жертвенно, поскольку все ненавидят партию «Единая Россия» и недолюбливают товарища Путина. Правда, недолюбливают еще недостаточно, но он работает над этим. Вот заметим: недавно его избрали, и все-таки какое-то количество голосов он получил, видимо, справедливо. И я уверен, что он будет работать над тем, чтобы уж в следующий раз такого не было.
ЛГ: В следующий раз — это через сколько?
КК: А я не уверен, что это будет через шесть лет. Кто его знает, как оно все повернется? Сейчас уже ситуация такая, что с уверенностью ничего сказать нельзя… Так вот, сделано все, чтобы даже ближайших сторонников, даже любителей стабильности максимально обозлить. Не знаю, что еще можно было сделать? Ну разве что действительно дустом попробовать. А так, в частности, удалось (именно ему) сделать следующее: объединить все части оппозиции. По большому счету из кого состояла оппозиция нашему дорогому режиму до самого недавнего времени? Из групп людей, которые друг друга откровенно не любили. Во-первых, была либеральная оппозиция. Мы все знаем, кто это — условно говоря, аудитория «Эха Москвы» и далее, до статусных либералов (условного Немцова и подобных ему). Эти люди держались особняком, на всех остальных смотрели чрезвычайно косо и утверждали, что только они являются подлинной оппозицией этому режиму. С другой стороны, были левые — как правило, не зюгановские, — которые ненавидели эту самую КПРФ, а всех остальных ненавидели еще больше.
ЛГ: Левые-левые, наверно?
КК: Да-да-да. То, что называется словом «леваки». Их было немного, но они были шумные, а главное — владели эффективными технологиями протеста. Откровенно говоря, тогдашнего Лимонова я бы отнес именно туда. Это был, пожалуй, самый яркий представитель на этом поле. Ко всем остальным они относились как к ренегатам и буржуазным предателям.
ЛГ: Понятное дело.
КК: Были националисты. Они, пожалуй, позже всех появились на поле, поскольку возникли в результате распада единого красно-коричневого бульона. Фронтом я его никак не назову: это был именно бульон. Так вот, националисты смотрели на либералов как на врагов русского народа (надо сказать, небезосновательно, ведь память-то у нас хорошая), а на левых — как на предыдущую генерацию тех же самых врагов. Наконец, были так называемые социальные активисты. Люди, которые вроде бы не занимались политикой, а занимались, допустим…
ЛГ: Правами человека?
КК: Даже не так. Права человека были до последнего времени либеральной вотчиной. Первая правозащитная организация — русская, националистическая — это РОД, который я, собственно, и создал. Более того, нам потом приходилось объяснять, что мы не те правозащитники, которые Ковалев, а те, которые реально людей защищают. Так вот, тут другое. Ведь есть же люди, которые, условно говоря, делают приюты для животных, защищают экологию и так далее. Они были как бы аполитичны… На самом деле, конечно, политическая позиция у них была. Им не нравилось то, что делает власть, а значит, это вопрос политический. Условно говоря, Химкинский лес.
Так вот, все эти четыре сегмента относились друг к другу, мягко говоря, не тепло. Но, повторяю, зимой прошлого года произошло маленькое чудо. Ситуация достала всех до такой степени, что четыре сегмента оппозиции, не переставая питать друг к другу сложные чувства, выступили заодно. Чтобы не быть голословным…
ЛГ: Да, а то у нас в первой части остается совсем немножко времени. Пора резюмировать.
КК: Протесты начались одновременно с трех мест — знаете, как Воронья слободка была подожжена сразу с шести мест. А тут с трех. Дело в том, что протесты-то начались не с митинга на Чистых прудах. Протесты начались с трех запрещенных мероприятий, которые происходили в день выборов. Все три были запрещены и разогнаны. Одно было днем — его лимоновцы проводили. Другое, ближе к вечеру, проводили либералы. Наконец, националисты тоже вышли — их там покрутили, похватали и так далее. Причем три этих мероприятия были абсолютно не согласованы друг с другом: никакой координации тут не было.
Митинг на Чистых прудах — тот самый, знаменитый, который называли потом митингом «грязных ботинок», — действительно был собран Навальным, который просто обзвонил всех своих личных знакомых. А поскольку знакомые у Навального практически во всех кругах, то и пришли все. Что получилось, вы знаете. И главное, что люди тогда поняли: а кучей-то мы — сила. Дальше на этой почве возникло сотрудничество. Шло оно с большим трудом. Если я сейчас начну рассказывать, как работали эти первые комитеты…
ЛГ: Не надо.
КК: Не буду. Могу только сказать, что все друг друга пихали боками, а уж националистов как пытались вытеснить!
ЛГ: Что ж, давайте резюмируем: русские националисты — одна из основных частей протеста.
КК: Да, я могу совершенно четко сказать: протест сейчас делится на четыре части, которые я перечислил, и националисты занимают там совершенно определенное место. Это одна из четырех равноправных частей протеста.
ЛГ: Хорошо. Давайте мы первую часть на этом закончим и, собственно, продолжим тему, но уже в несколько ином аспекте — поговорим во второй части о партстроительстве внутри русских националистов. А в третьей части поговорим о том, что будет, если будет хорошо. Правильно ведь? Все это продолжение нашей первой части.
Структура современного националистического движения
ЛГ: Итак, партстроительство. Как я понимаю, в протесте участвуют не все националисты. Или же все, но с разных сторон?
КК: Националисты сейчас более-менее поделены на две части. Есть националисты, которые национал-демократы. Вот их, в частности, я и представляю. Да и партию мы так и называем — Национал-демократическая партия. Но есть еще и партия профессора Соловья «Новая сила», которая до последнего времени строилась — думаю, и дальше будет строиться — примерно на тех же принципах. С другой стороны, есть те, кто называет себя или НС, или правые, и так далее, и тому подобное. Слово «национал-социалисты» не хочется просто произносить.
ЛГ: Это радикалы, да?
КК: Они не то чтобы радикалы. Это люди, которые придерживаются несколько иного видения будущего политического режима России. По большому счету они сторонники так называемой национальной мобилизационной диктатуры. Мы считаем этот путь достаточно опасным и не очень приемлемым, но признаем, что в некоторых странах мира такое удавалось. Просто мы считаем, что для России этот путь не очень хороший. Тем не менее они, конечно же, националисты. Никакого зла они не хотят, и мы с ними сотрудничаем. Но я хочу сказать так: партстроительство в основном идет на НД-фланге. И это понятно. Люди, которые считают, что демократия — это ценность, хотят участвовать в демократических процедурах. Что касается НС, то тут можно сказать так: к примеру, партия, которую обещают Белов и Демушкин, будет, должно быть, ближе к классическим правым.
ЛГ: А классические правые — это кто? Например, на Западе? Это Ле Пен?
КК: Примерно так.
ЛГ: Приблизительно, да?
КК: Даже правее Ле Пена.
ЛГ: В Голландии есть партия — вот она немножко правее.
КК: Да-да. Что касается Запада, тут лучше сравнивать с венгерским «Йоббеком», с «Истинными финнами» и так далее. А вот мы — если в Венгрии — это не «Йоббек», а ФИДЕС. По большому счету это достаточно националистическая, но без правого уклона, без радикальной риторики, партия. Потому что те партии в Европе, которые считаются сейчас центристскими, являются, на наш взгляд, националистическими правыми партиями. И в этом отношении — если уж брать те ориентиры, по которым мы ориентируемся, — это, конечно, правые партии Восточной Европы. Я могу, например, с большим неодобрением высказываться по поводу польской правой «Справедливости», поскольку люди эти несколько помешались на антироссийских вещах, но изначальная интенция, которая там присутствовала, нам очень близка и понятна. А еще более актуальны для нас даже не современные польские партии (они уже прошли довольно большой путь), а «Солидарность» в момент получения ею власти. Вот что-то в этом духе.
Какая задача сейчас стоит для России? Пройти тот путь, который прошли страны Восточной Европы — от коммунистического режима до национального государства. Пусть режим у нас, формально, и не коммунистический, по своей структуре он очень близок ему. Я бы назвал его нео- или постсоветским. Необходимо его демонтировать и построить нормальное национальное государство. Путь этот займет определенное время. В Польше, например, он занял лет десять. Примерно так же, скорее всего, будет и в России. Другое дело, что в России ситуация уже перезрела и какие-то вещи могут происходить довольно стремительно.
ЛГ: Польша — страна маленькая. Можно сказать, мононациональная. А Россия — многонациональная страна.
КК: Это неправда. Россия является мононациональной страной с крупными национальными меньшинствами. И только. Крупные национальные меньшинства есть во многих мононациональных странах. Россия — это страна, которая на 80 процентов населена русскими. Крупнейшее национальное меньшинство — это татары. В общем, белый европейский народ, с которым по большому счету особых противоречий нет. Все остальные народы, которые у нас есть, это либо завезенные мигранты — и их действительно довольно много... Но тут возникает вопрос: какие они граждане?
ЛГ: Ну, об этом мы поговорим в третьей части.
КК: ...Либо это люди, типа тех же кавказцев, которым искусственно придают излишнюю значимость. Если накачивать людей ресурсами, лить на них золотой дождь и давать им огромные права, то, конечно, покажется, что их много. На самом деле их немного, и проблем с ними больших не будет.
ЛГ: Но они останутся в России?
КК: Я не знаю. Вопрос о том, терпеть ли в своем составе Кавказ или не терпеть, не я должен решать. Во всем мире такой вопрос, когда имеется конфликтная территория, решается на общенациональных референдумах. Демократическое государство в этом отношении — вещь чрезвычайно удобная по одной простой причине: массу вещей можно и нужно отнести на суд народа. И я не знаю: может, чеченский народ проголосует, например, за независимость. У меня, честно говоря, есть нехорошее предчувствие, что он этого не сделает — уж больно хорошо устроился внутри России. Но если проголосует, что ж делать…
ЛГ: Константин, лозунг у Национально-демократической партии есть?
КК: Лозунг?
ЛГ: Да. У каждой партии должен быть какой-то определяющий лозунг, слоган…
КК: Символом нашей партии является птица, летящая на фоне щита. В свое время один наш противник, взглянув на этот самый символ, сказал: «А-а, на волю хотите?» Так вот, наш лозунг, пожалуй, в этом и состоит: на волю! Нужно наконец избавиться от того груза, который висит на нас, от архаичных отношений, от, извините меня, полуколониальной, довольно дикой страны, чтобы жить вольно, построить нормальное национальное государство, в котором мы будем свободны.
ЛГ: А вот о том, как будет строиться это государство (если все будет хорошо), мы и поговорим в третьей части нашего «Ресета».
Экономическая программа российских националистов
ЛГ: Итак, фактически вы будете рассказывать сейчас программу партии: экономика, внешняя политика…
КК: Скорее, видение того, как нам хотелось бы сделать. Одно дело, как мы намерены всего добиться. Это довольно подробный разговор, который предполагает обсуждение того, какие решения мы стали бы проводить через парламент. Понятное дело, первое, что необходимо сделать, — восстановить работу нормальных демократических институтов.
ЛГ: Давайте сразу доскажем: все восстановлено, осталось только принять закон.
КК: То есть все за то, что у нас имеется ответственное перед парламентом правительство, работающая Дума, нормальная судебная система… Итак, работаем.
Первое: начнем с экономики. У нас, как это ни смешно, до сих пор нет той самой экономики, которую называют капиталистической. У нас очень странная экономика: есть рынок, но нет закрепленных институтов собственности. Почему всю собственность тащат на Запад? Потому что там этот институт есть.
ЛГ: Ну, там частная собственность просто священна.
КК: Вопрос: что нужно сделать в России, чтобы частная собственность была священна? Две вещи. Во-первых, ликвидировать тот фактор, который напрочь подрывает ее легитимность. Я имею в виду приватизацию. Под словом «ликвидировать» я имею в виду не раскулачивание. Просто все приватизационные сделки, особенно наиболее скандальные и сомнительные, должны быть расследованы в суде. По тем законам, которые были тогда. Этого вполне достаточно, чтобы выяснить, что большая часть этих сделок была совершена незаконно.
ЛГ: То есть те, которые законны, остаются?
КК: Да. Более того, владельцев бизнесов, которые были созданы с нуля и вся вина которых состояла лишь в том, что они не платили драконовские налоги, никто трогать не будет. Но скандальные сделки по приватизации, конечно, должны быть расследованы. Результатов этого расследования я, естественно, не знаю, потому что тут должен быть гласный суд. Но, скорее всего, с новыми собственниками придется перезаключить соглашение. Да, они виновны в нарушении закона, однако кто-то из них может пойти на то, чтобы поделиться с обществом акциями.
ЛГ: «Сделка со следствием» это называется.
КК: Да, сделка со следствием. Только в данном случае в роли следователя должно выступать общество. Скорее всего, должен быть создан фонд, негосударственный. То есть не нужно делать реприватизацию, отнимать заводы или электростанции. Достаточно будет уменьшить пакет акций с управляющего на блокирующий. Но это мое мнение. А там — как народ решит.
Так вот, деньги должны поступить в специальный фонд, направленный на экономическое развитие и компенсацию населению. После этого собственность должна быть закреплена следующим способом: для того чтобы собственность все считали священной, у каждого должно что-то быть. В настоящий же момент мы имеем совершенно нищее население, у которого мало что есть.
ЛГ: Ну, кроме квартир, может быть.
КК: Давайте об этом. Недвижимость и земля. В России до сих пор не разделено около 18 млн га земли. Они до сих пор находятся в несколько выморочном состоянии. Причем земли достаточно хорошей. Необходимо провести широкомасштабную земельную реформу. То есть наделить большую часть населения страны земельными сертификатами.
ЛГ: Тому, кто хочет?
КК: По большому счету всем доказанным гражданам страны… тем, кто хочет, да. В дальнейшем возможно выведение земли на рынок, но не сразу. Нужен какой-то период, чтобы те, кто хотел, могли оценить, что они имеют. Отстроиться…
ЛГ: С них снимаются все налоги.
КК: Именно. Соответственно, как только у каждого человека окажется собственность, как только каждому русскому человеку, каждому гражданину России будет что терять, собственность будет считаться священной.
Далее. Малый и средний бизнес. Все говорят о защите малого и среднего бизнеса. Но при нынешней системе налоговая социалка построена так, что он в принципе не может быть выгоден — если вы не нарушаете закона. По большому счету здесь опять-таки нужно сделать простую вещь. Нужно нечто вроде профсоюза бизнесменов, чьи рекомендации были бы приняты правительством. Смысл этих рекомендаций должен быть один: максимальное снятие ситуации, когда действия бизнесмена незаконны, но при этом экономически оправданы. Ведь сейчас можно засудить любого. Должна быть возможность вести бизнес честно. Причем речь идет даже не о снятии налогов.
ЛГ: То есть это должно быть экономически выгодно.
КК: Да. И как только мы получаем ситуацию, что бизнес можно вести честно, — а у нас, это я могу сказать совершенно точно, народ очень хочет жить честно и по правилам… Им не дают правил, по которым можно жить.
ЛГ: Конечно.
КК: Имея такие правила, можно дальше решать массу вопросов одним движением пальца. Например, пресловутая проблема с миграцией. Можно решать ее по-разному. Можно ненавидеть мигрантов, устраивать какие-то драконовские законы против них, закрывать границы. А можно сделать очень простую вещь: принять закон, согласно которому мигранту нельзя платить меньше — именно меньше, — чем коренному жителю. В Японии такой закон есть. У них мигранты тоже есть: в основном профессора математики в университетах. Вот эти простые меры могли бы оздоровить обстановку в России очень быстро и очень эффективно. Без каких бы то ни было насилий, ужасов и прочего фашизма. Это об экономике.
ЛГ: Да. Но осталось у нас с вами минуты полторы до конца.
КК: Тогда я не буду касаться политической системы. Скажу главное: что на самом деле нужно современной России. Современной России нужно хорошо развитое гражданское общество. Поэтому, с нашей точки зрения, одна из самых важных свобод, которую должны иметь граждане, — это свобода союзов и ассоциаций. Я думаю, что в будущем люди начнут объединяться в самые разные общества. Например, в современной Европе или в Штатах практически каждый человек — исключения очень редки — состоит хоть в одной общественной организации, начиная от любителей полива цветов и заканчивая национальной стрелковой ассоциацией. Я, кстати, уверен, что после легализации короткоствола в России, вообще легализации оружия (естественно, нужно будет принять соответствующую поправку к Конституции), одной из самых значимых организаций станет национальная стрелковая ассоциация. Думаю, что это будет почти как клуб «Спартак».
ЛГ: Мы в этом схожи с американцами, как я понимаю. В какой-то мере.
КК: Вообще-то, если русские на кого и похожи, то на северных европейцев. И на американцев. Это правда.
ЛГ: Что ж, Константин, наше время подошло к концу. Но я думаю, это не последняя наша встреча.
КК: Я очень надеюсь.
ЛГ: Я вас еще раз представлю, чтобы народ, который, может быть, подошел чуть позже, понимал, что Константин Крылов — это публицист, общественный деятель, президент Русского общественного движения. И в новой партии…
КК: Да, в Национально-демократической партии я руковожу оргкомитетом. Рассчитываю на то, что после съезда буду руководить партией — конечно, если меня изберут.
ЛГ: Хорошо. Тогда после съезда, и не только после съезда, мы с вами встретимся.
КК: Надеюсь, что не раз.
ЛГ: Спасибо вам огромное. Всего хорошего, до свидания.
Материал подготовили: Лев Гулько, Владимир Кенетов, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Нина Лебедева, Мария Пономарева, Александр Газов