— Как в целом можно охарактеризовать сегодняшнюю обстановку на Северном Кавказе? СМИ сообщают, что сейчас наблюдается обострение ситуации, активизация вооруженного противостояния между силовиками и бандподпольем?
В действительности сейчас, увы, не происходит ничего такого, чего не происходило бы на протяжении всех последних лет. Мы уже долгие годы наблюдаем эту вялотекущую войну. Единственное действительно экстраординарное событие — убийство шейха Саида Афанди Чиркейского.
— Насколько влиятельной фигурой был этот шейх? И чем он мешал ваххабитам?
Простой пример: все нынешнее руководство Дагестана — это его мюриды, то есть ученики, его последователи. По скромным оценкам, учеников Саида Афанди Чиркейского, готовых по его приказу собраться и приступить к каким-то действиям, было как минимум 10–12 тысяч. А некоторые дагестанские издания называли цифру 100 тысяч.
Например, его учеником был бывший министр внутренних дел Адильгерей Магомедтагиров, также убитый несколько лет назад. Есть его ученики и в правительстве. К его дому шли ежедневно паломники, он имел огромное влияние.
Есть мнение, что именно Саид Афанди Чиркейский был инициатором «закона о антиваххабизме», который запрещает на территории Дагестана это религиозное течение. Именно этот закон позволяет властям действовать достаточно активно, борясь с радикалами.
— Как можно в общих чертах описать отличия между традиционным исламом Северного Кавказа и ваххабизмом?
Традиционный ислам Северного Кавказа весьма специфичен. Несмотря на то что данная религия пришла с юга, из Арабского халифата, ее проповедники умело использовали местную, кавказскую специфику. Ваххабизм отрицает уникальность и ценность северокавказских традиций. Ваххабиты осуждают поклонение могилам предков — ведь, с точки зрения ваххабитов, никому, кроме Аллаха, поклоняться нельзя. Ваххабиты отрицают существование посредников между человеком и богом. Традиционный ислам допускает, что есть люди, которые в силу своего образования, интеллекта знают больше, и мусульманин имеет право и должен обращаться к человеку знающему, чтобы не ошибиться. На этом строится в том числе и суфизм. Шейхи и есть те самые мудрые, образованные люди, учителя простых мусульман.
Ваххабизм также отрицает существование национальности. Для него не существует национальных специфик, которые должен учитывать ислам, появляясь на той или иной территории. Ваххабизм предполагает, что, принимая ислам, человек вливается в некую новую общность, некую «исламскую нацию». Традиционный ислам, напротив, использует национальную, региональную специфику в свою пользу. На Северном Кавказе, например, проповеди в мечетях зачастую ведутся на русском языке — языке межнационального общения данного региона, а не на арабском.
Если согласно традиционному исламу человека после смерти бог будет судить, взвешивая его земные деяния, праведные и грешные, то по канонам радикалов загробный суд будет судить умерших лишь с точки зрения того, правильную ли религию они исповедовали при жизни.
— Если ваххабизм так отличается от традиционного уклада, чем объяснить то, что ваххабитские общины, джамааты, пополняются все новыми волонтерами? Например, между православием и протестантизмом тоже громадная пропасть, и трудно поверить, что протестанты получили бы в северной России мощную поддержку большого числа молодых пассионариев…
Я думаю, что протестанты получили бы немалую поддержку, если бы поднимали социальные вопросы. Ваххабизм до войны 1999 года акцентировался на чисто религиозной пропаганде, противопоставлял себя существующим на Кавказе порядкам через призму только лишь религии. Разумеется, это встречало неприятие у масс.
Как это не почитать могилы предков? Как это на праздник Ураза-байрам не почтить умерших родителей? Как это не отмечать день рождения Пророка? Ваххабизм был слишком необычен с точки зрения вековых укладов, слишком скандален с религиозной точки зрения и не мог получить широкую поддержку.
Радикалы проиграли на религиозно-идеологическом фронте, но учли все свои ошибки. Начиная с 2000 года они меняют политику, начинают использовать социальную проблематику. Поднимают в своей пропаганде вопросы коррупции, клановости, бардака, падения нравственности, навязывают один простой вывод: все беды происходят из-за того, что Дагестан, и в особенности его элиты, живут не по исламу.
Даже террористическая война корректируется. Например, одной из мишеней ваххабитов стали бани, где проститутки оказывали соответствующие услуги. Боевики приезжали, расстреливали бани, самих ночных бабочек, если повезет — то и хозяев заведений. Ну и, конечно, клиентов, в том числе милиционеров.
— В чем сходство и различие социально-экономической проблематики на Кавказе, конкретно в Дагестане, и в остальной России?
Процессы, которые происходят в Дагестане, такие же, как и в стране в целом. Так же как и в остальной России, закрываются предприятия. В русской средней полосе пустеют деревни, а в Дагестане пустеют аулы. Например, мой родовой аул в начале 90-х насчитывал 250 дворов, сейчас — 35 дворов. 20 лет назад дневную жизнь аула сопровождал гул людских голосов, двигающихся по улицам потоков людей. Сейчас ты можешь пройти аул насквозь и не встретить ни одного человека. Таких сел немало. Процессы экономические одинаковы.
Специфика может быть в одном — как люди выживают в условиях безработицы. Кто-то оформляет себе инвалидность — было время, когда чуть ли не полреспублики у нас были «инвалидами».
Бизнес развивается по забавным, необъяснимым с точки зрения рынка и вообще человеческой логики законам. Например: модно заниматься ремонтом мобильных телефонов — вся Махачкала будет уставлена ларьками «Ремонт мобильников». На каждом углу будут эти киоски. Потом тренд сменился: модно держать точки автосервиса — и весь город буквально утыкан будет этими точками. Потом это все бросается, и все начинают заниматься продажей свадебных нарядов. И так далее.
— Что касается войны. Как себя проявляют федеральные силовики: они эффективно борются с подпольем с военной точки зрения?
Из выпусков новостей вы, наверное, знаете, что такое «обычная спецоперация» на Кавказе? Появляется «оперативная информация» о том, что в такой-то квартире — например, в Махачкале — засели боевики. Дом окружают полиция, спецназ МВД, спецназ ФСБ, армейский спецназ, приезжают обязательно несколько БТР и танк. Вся эта армада стоит и ждет сутки. Родственники блокированных боевиков обращаются к силовикам: «Давайте мы уговорим их сдаться». «Не надо, — отвечают. — Мы сами уговорим». И вот по истечении суток начинается штурм. Почему нужно ждать? Потому что про истечении суток, прожитых в режиме «контртеррористической операции», силовикам начинают начисляться «боевые» денежные выплаты. И вот после нескольких часов шквального огня из руин дома достают трупы этих боевиков. И так продолжается уже больше десяти лет.
Материал подготовили: Роман Попков, Александр Газов