Материал Алексея Барановского «Запретный плод фантазии сладок»: «Какие общественные организации запрещают в России? В основном их два типа: запрет реально действующей, но неугодной кому-то оппозиционной структуры и запрет «бумажного тигра», существующего только в документах прокуратуры и в фантазиях силовиков. При всей полярности и даже чудаковатости взглядов некоторых из этих образований их всех роднят схемы запрещения и шаблонный набор «аргументов» в его обосновании». (ДАЛЕЕ)
«НБП запретили в 2007 году, когда я сидел. Запрет начали примерно в 2004—2005 годах. Все это время я сидел, но следил за процессом, — вспоминает Максим Громов, «захватчик Минздрава», ныне вдохновитель проекта «Союз заключенных». — В основе запрета партии лежали газетные статьи. В первую очередь материал новосибирских бывших нацболов, отошедших от партии ввиду раскола. Они опубликовали в своей местечковой газете статью, которую признали экстремистской, но на момент публикации эти парни уже вышли из НБП и были вроде в ЕСМ Дугина (Евразийский союз молодежи, возглавляемый Александром Дугиным. — Ред.). Затем сыграл роль неоднократный запрет газеты «Лимонка» и ее «дочек» — «Генеральной линии», «На краю» и так далее. Но и там признание материалов экстремистскими было, на мой взгляд, надуманным. Далее в обоснование запрета партии упоминался ряд акций, в частности, на избирательном участке в Одинцово против фальсификации выборов, где участвовал покойный Юра Червочкин и другие».
«В целом все схемы давления на гражданское общество обкатывали вначале на нацболах. И запреты, и массовые посадки, — добавляет Громов. — В 2004—2005 годах, когда по разным делам в тюрьмах оказалось около 50 нацболов (Минздрав — семь человек, Администрация президента — 39 плюс еще менее громкие дела в регионах), это было тестирование — как среагируют «пиплы» на массовые посадки. Но тогда благодаря Анне Политковской мы смогли консолидировать вокруг нас все гражданское общество: даже Зюганов пошевелился, а Гарик Сукачев 2 тыс. долларов дал нам на передачи за решетку. В общем, тогда у них не прокатило, и пришлось нам срезать сроки, а с «захватчиков» приемной АП сняли абсурдные обвинения в попытке захвата и удержания власти. Тогда же были нападения нашистов, и в итоге народ зашевелился и стали впрягаться за нас. Массовые посадки остановили».
Как бы то ни было, но за сухими цифрами отчетов о борьбе с экстремистской деятельностью часто стоят сломанные судьбы простых людей и, что особенно печально, их детей. У белгородской нацболки Анны Петренко за муляж бомбы только чудом не отобрали малолетнего ребенка при заключении ее под стражу (вместо детдома ребенка с трудом удалось «переоформить» на бабушку). Дети лидера ДПНИ в Красноярске Леонида Иконникова и одного из предполагаемых лидеров «Северного братства» Антона Мухачева растут без отца. Но если первый уже вышел, то второй по-прежнему мотает срок…
Кстати, о ДПНИ. О его запрете имеет смысл рассказать подробнее, поскольку он наиболее показателен и даже, если хотите, хрестоматиен.
«Началось все с создания негативного образа организации в официальных документах, осуществлялось особо тщательное сопровождение уголовных дел в отношении лиц, так или иначе связанных с ДПНИ. Еще задолго до запрещения организации и даже до принятия закона о противодействии экстремистской деятельности ФСБ рассылало в МВД и другие госучреждения списки организаций так называемой «экстремистской направленности», куда ДПНИ уже было включено, — рассказал «Особой букве» духовный лидер ранее ДПНИ, а теперь ЭПО «Русские» Александр Белов. — За любыми политическими активистами в РФ организовано достаточно плотное наблюдение. И так как отделов, занимающихся противодействием экстремизму и защитой конституционного строя, много и им тоже надо отчитываться, а видных политических активистов (особенно в регионах) можно пересчитать по пальцам, деятельность правоохранительных органов в отношении них приобретала характер откровенного террора».
В результате, продолжает наш собеседник, к моменту поступления политического заказа на запрет ДПНИ в разных регионах страны набралось за годы деятельности организации около 10 человек, в отношении которых судом были вынесены приговоры по 282-й ст. УК РФ, в которых между делом упоминалось, что обвиняемый является сторонником, членом или даже местным руководителем ДПНИ — «организации экстремистской направленности».
Эти сведения об участии того или иного лица в деятельности ДПНИ самими обвиняемыми, как правило, не оспаривались ввиду несущественности их влияния на приговор. Для суда же они служили обоснованием мотивов совершения преступления по умыслу. «Данные о членстве» обычно предоставлялись в виде справки местного отдела ЦПЭ или ФСБ. «Таким образом, ДПНИ еще до признания судом организации экстремистской была включена в подзаконные акты вроде ведомственных приказов и распоряжений МВД, ФСБ и Генпрокуратуры о противодействии экстремистской деятельности как организация «экстремистской направленности», члены которой совершают экстремистские преступления», — поясняет Белов.
Вот, кстати, такой любопытный документ, называется он «Распоряжение Генпрокуратуры РФ №270/27р, МВД РФ №1/9789, ФСБ РФ №38 от 16.12.2008 года «О совершенствовании работы по предупреждению и пресечению деятельности общественных и религиозных объединений по распространению идей национальной розни и религиозного экстремизма». Интересна эта бумага прежде всего тем, что все помеченные в ней организации за исключением «Авангарда красной молодежи» и арт-проекта «Жить без страха иудейска» уже запрещены. Ну, у АКМ в свете грядущего запрета «Левого фронта», в котором АКМ стал, согласно Википедии, «главной объединительной силой», еще все впереди. А вот противников каши «Быстров», пива «Балтика», конфет «Красный Октябрь» и овощных консервов «Бондюэль» трогать не стали. Наверное, крупные производители попросили не будоражить тему лишний раз, а то мало ли как рынок продовольствия отреагирует на запрет их разоблачителей…
«Вторая часть операции по запрету ДПНИ заключалась уже в судебном запрещении деятельности организации. Прокуратура, получив установку на запрет, начала сбор материалов, основную часть которых предоставило опять-таки ФСБ, — продолжает рассказ Александр Белов. — По итогам проверки прокуратура обратилась в суд с иском о запрете ДПНИ. В суде большинство представленных материалов были опровергнуты и отклонены в самом начале рассмотрения дела защитой. Там была справка что-то вроде того, что ДПНИ организовало межнацрознь в Кондопоге, Сальске и других местах, что я возглавлял какие-то фирмы, что неоднократно привлекался за несанкционированные акции, чего, кстати, ни разу не было, и так далее. Поняв, что материал сыроват, прокуратура делает хитрый ход: на следующем судебном заседании она полностью меняет иск и основывается теперь уже не на «справках», а только на вступивших в законную силу решениях суда о совершении членами ДПНИ экстремистских преступлений».
Несмотря на то что во всех случаях указанные преступления были совершены людьми, уже покинувшими ДПНИ (либо на момент совершения преступления, либо на момент суда), Мосгорсуд посчитал, основываясь на принципе преюдиции, что наличие вступивших в законную силу решений судов в отношении экс-членов ДПНИ о совершении ими преступлений экстремистской направленности является достаточным основанием для признания всей организации экстремистской.
«Этот странный юридический казус связан с неправильным применением в РФ принципа преюдиции», — убежден экс-лидер ДПНИ. И объясняет почему: «В основе преюдиции лежит простое правило — обязанность судов и иных правоохранительных органов принимать без дополнительной проверки обстоятельства, установленные другими судами (и содержащиеся в решениях или приговорах) в отношении лиц, которые учувствуют в деле. В РФ же применяется правило принятия обстоятельств без проверки, даже если вы не являлись участником процесса, по которому вынесено решение или приговор. Особенно подло этот принцип работает на основании приговоров, вынесенных при рассмотрении дел в особом порядке».
Такого же рода штуку проворачивают сейчас и в «болотном деле», где приговоры осужденным в особом порядке Максиму Лузянину и Константину Лебедеву, очевидно, будут использоваться в качестве преюдиции для обвинения остальных фигурантов этого уголовного дела и других смежных с ним дел. Напомню, что при выборе особого порядка судопроизводства обвиняемый соглашается со всеми обвинениями в обмен на сокращение срока или иные «льготы» и процесс проходит без рассмотрения доказательств по существу, без заслушивания свидетелей и так далее. В результате в таком приговоре установленным обстоятельством будет априори считаться любое, даже голословное, утверждение о соучастии в преступлении третьих лиц, включая лиц, не участвующих в процессе.
Впрочем, несмотря на запреты, почти никто из политических активистов не прекратил свою оппозиционную деятельность. Однако она приняла иные, пока еще не запрещенные формы:
«Запрет может повлиять на кого-либо только при условии непрекращения деятельности организации, использования ее символики или иной продукции, — поясняет Александр Белов. — На практике же ситуация после запрета никак не изменилась, так как и до запрета к националистам власть и правоохранительные органы относились предвзято, устраивали провокации и преследования, так же они относятся и сейчас».
Похожие выводы сделал и Максим Громов: «Запрет НБП особо ни на что не повлиял, если не считать ряд процессов, как, например, недавнее «дело двенадцати» в Санкт-Петербурге, где людей судили за якобы участие в деятельности запрещенной НБП».
«Дело двенадцати» действительно очень примечательно, и прежде всего тем, что борцы с экстремизмом даже сами «приискали помещение» в попытках возобновить искусственным путем деятельность запрещенной организации. Такие антиэкстремисты-реаниматологи…
Или вот совсем свежая новость: «Североморский суд приговорил капитана морской авиации Дениса Беспалова к 75 тыс. рублей штрафа за участие в деятельности запрещенной на всей территории России и ныне не существующей Национал-большевистской партии. Денис свою вину не признал и с приговором не согласен. Сторона защиты уже готовит кассационную жалобу», — сообщает пресс-служба «Другой России».
По аналогичным обвинениям судят сейчас в Останкинском райсуде Москвы и Дмитрия Демушкина, экс-лидера также запрещенного «Славянского союза». «В Мосгорпрокуратуре, по инициативе которой было возбуждено это уголовное дело, пояснили, что при смене названия лидер не поменял программу. Цели, задачи, лозунги и даже атрибутика остались прежними. И Демушкин продолжил привлекать новых членов, организовывал массовые мероприятия и использовал в своих целях те же интернет-ресурсы, на которых ранее размещались материалы запрещенной организации, — рапортует «Российская газета». — По версии следствия, Демушкин отказался исполнять решение Мосгорсуда, который признал его «Славянский союз» экстремистской организацией. Вместо этого националист просто переименовал его в общественное движение «Славянская сила».
А вот пока лишь приостановленный в деятельности «Левый фронт» провинился тем, что «с 2008 года не публикует отчетов о доходах и имуществе, не принял устав и незаконно собирает деньги на «Яндекс-кошелек», — пишут на сайте приостановленного движения…
Несколько отличается от «экстремистской» практика внесения организаций в список террористических. Признает их таковыми и запрещает, как правило, Верховный суд РФ, а учет ведет Национальный антитеррористический комитет. До сих пор в террористический перечень попадали лишь военизированные исламистские структуры вроде «Талибана», «Аль-Каиды» и «Имарата Кавказ», но на днях его пополнил и первый русский «террорист» Иван Асташин и его виртуальное АБТО («Автономная боевая террористическая организация»), кружок пионеров-пиротехников, о которых уже неоднократно писала «Особая буква».
«По версии следствия, Иван Асташин отдал приказ сжечь торговую палатку с целью «воздействовать на правительство РФ по ужесточению миграционной политики». Здание ФСБ было подожжено в целях «устрашения населения, дезорганизации работы отдела, в результате чего органы власти РФ будут вынуждены принять решение об изменении внутренней национальной политики».
В этом деле вот что интересно: до последнего момента дело расследовалось по статье «хулиганство», лишь только перед судом оно было переквалифицировано на «терроризм», пояснил в беседе адвокат Асташина Игорь Поповский. Все бы это было смешно, если б не реальные 12 с половиной лет лишения свободы, к которым приговорен Иван за поджог, и назначение ему отбытия наказания в пыточном Красноярском крае — за 4 тыс. километров от дома, так чтобы мать не имела возможности посещать сына.
Есть вопросы и по некоторым исламским организациям, включенным в список террористических. Например, как надо было относиться к «Братьям-мусульманам» и теперь уже экс-президенту Египта Мухаммеду Мурси, который, напомню, избирался от «Партии свободы и справедливости» — политического крыла «Братьев-мусульман»?
Или вот что пишет центр «Сова» про «Хизб ут-Тахрир»: «Чаще всего тахрировцев (так обычно именуют членов «Хизба») судят именно по этим статьям [о принадлежности к запрещенной организации], а не за какие бы то ни было иные конкретные деяния. Суды не рассматривают экстремистскую и террористическую сущность деятельности «Хизба» по существу, ссылаясь только на решение Верховного суда [о признании его террористической организацией]. Однако обоснованность этого решения вызывает большие сомнения. В нем фактически нет мотивировочной части. В том, что ее заменяет, во фрагменте, относящемся к «Хизбу», нет буквально ни слова о какой-либо его противозаконной деятельности на территории России, равно как и об актах терроризма, совершенных членами «Хизба» или от его имени. И это неудивительно: фактов таких нет или они неизвестны специалистам — одним из основных положений учения «Хизба» является именно отказ от насилия на современном этапе».
Я неслучайно пишу обо всех этих запретах, обо всей этой кампанейщине так подробно, с указанием на многочисленные юридические тонкости и противоречия. Дело все в том, что верховенство права — единственный способ уравнять разновекторные политические силы страны, примирить органы государственной власти и оппозицию, не допустить, в конце концов, «раскачивания лодки» и эскалации гражданской нетерпимости. Юстиция — от латинского justitia — «справедливость». Однако современная российская юстиция вполне себе исчерпывающе описывается цитатой британского писателя и священника XIX века Чарльза Калеба Колтона: «Закон и справедливость — две вещи, которые Бог соединил, а человек разъединил». Полагаю, что поистине великим станет тот правитель России, кто сумеет соединить их на нашей многострадальной земле обратно.
Материал подготовили: Алексей Барановский, Александр Газов