На первый взгляд, в XXI веке нет никаких оснований для распространения сепаратизма среди европейских наций. Угнетение по языковому или религиозному признаку окончательно ушло в область истории: политика мультикультурализма предоставляет возможности для саморазвития любым этническим меньшинствам. С другой стороны, «прозрачные» границы между различными регионами «Большой Европы» и активнейшая миграция населения должны способствовать становлению новой идентичности — европейской, где этническое происхождение оставалось бы предметом личной гордости. Так рассуждали «еврооптимисты» в 1990-е. И нельзя сказать, что их рассуждения были безосновательными: к концу XX столетия несколько стих накал страстей в горячих точках Западной Европы: в Ольстере, Стране Басков и на Корсике. Националисты-радикалы, боровшиеся за самоопределение с оружием в руках, частью были нейтрализованы, частью вышли в легальную политику, чтобы сражаться не за малодостижимую независимость, а за вполне реальную культурную и административную автономию своих стран.
Однако практика показала: европейцам есть, что делить. И не только с мигрантами из стран «третьего мира», заполонившими старушку Европу, но и между собой.
Там, где национальные эмоции накладываются на социально-экономические противоречия, сепаратизм расцветает пышным цветом.
15 сентября этого года премьер-министр Испании Мариано Рахой оставил без ответа запрос Артура Маса, главы Каталонии, о проведении в 2014 году референдума по вопросу независимости этой провинции. «Связи, которые нас объединяют, не могут быть разорваны без больших финансовых потерь», — заявил глава испанского правительства и предложил провести новые переговоры, а также пообещал увеличить финансирование региона из государственного бюджета.
Интерфакс отмечает, что Мас направил свой запрос еще в июне 2013 года, однако правительство Испании отреагировало лишь после того, как каталонцы провели масштабную демонстрацию за независимость, в которой приняли участие почти полтора миллиона жителей провинции (всего в Каталонии проживает 7,5 млн человек).
Еще в январе 2013 года каталонский парламент принял декларацию о суверенитете, однако Конституционный суд Испании остановил ее действие. Пока ситуация находится в положении неустойчивого равновесия. Каталонцы не хотят жить в Испании, тогда как центральное правительство не хочет их отпустить, но шансов удержать «мятежную» провинцию все меньше. Согласно данным социологических опросов, идею независимости поддерживает более половины каталонцев. Они убеждены, что «злая мачеха» Испания обирает их: Каталония производит до четверти испанского ВВП, но получает из государственной казны непропорционально мало.
В 2014 году еще одна европейская нация может получить независимость. Речь идет о Шотландии. 18 сентября 2014 года в северной части Соединенного Королевства состоится референдум, участники которого должны будут ответить на два вопроса: о деволюции (расширении самоуправления Шотландии) и о полной независимости.
Договор о референдуме подписали премьер Великобритании Дэвид Кэмерон и первый министр Шотландии Алекс Сэлмонд еще 15 октября 2012 года.
В отличие от испано-каталонских разногласий, история англо-шотландского противостояние известна русскому читателю, хотя бы по романам Вальтера Скотта и фильму «Храброе сердце» с Мелом Гибсоном в главной роли. Однако современный шотландский сепаратизм имеет весьма опосредованное отношение к борьбе сэра Уильяма Уоллеса и движению ковенантеров. Еще в 1970-х годах на шотландской части шельфа Северного моря были разведаны месторождения нефти. Сейчас доходы от добычи «черного золота» пополняют бюджет Соединенного королевства, и направляются, в том числе, на оплату военных расходов: Великобритания активно участвует в операциях Североатлантического альянса. После гипотетического отделения на долю Шотландии достанутся 90 процентов разведанных запасов нефти в Северном море и всего 9 процентов государственного долга Великобритании — хорошее дополнение к романтическим вересковым пустошам! Шотландские националисты обещают направить нефтяную ренту на обустройство страны, а не на военные авантюры НАТО: независимая Шотландия, скорее всего, покинет Альянс и откажется от ядерного оружия.
Однако не следует, думать, будто все шотландцы охвачены единодушным стремлением к независимости. По данным соцопросов, однозначно «да» государственному суверенитету говорят от 32 до 38 процентов жителей этой страны. Идею независимости поддерживают Шотландская национальная партия, составляющая большинство в местном парламенте, Шотландская партия зеленых и социалисты. Напротив, шотландские лейбористы, либерал-демократы и консерваторы считают целесообразным сохранение унии с Лондоном, принятой еще в 1707 году. Независимая Шотландия, полагают они, не выдержит конкуренции в современной глобальной экономике и быстро превратится в аутсайдера. Не помогут и нефтяные доходы.
Но, даже если в 2014 году идея независимости Шотландии не получит поддержки большинства, обособление северной части Соединенного королевства в обозримом будущем неизбежно. В последние годы самостоятельность этой страны в рамках Великобритании расширялась. Логично предположить, что отделение Шотландии усилит позиции сторонников независимости Уэльса и Корнуолла, островов Мэн и Уайт, хотя объективных предпосылок к обособлению этих провинций нет. Во всяком случае, пока.
Экономика, точнее, неравномерное распределение доходов между регионами, является причиной сепаратистских настроений в Бельгии и в Италии. Так, на парламентских выборах 2010 года в двухпалатном бельгийском парламенте немало мест получили фламандские партии, выступающие за разделение страны, вернее, за отделение богатой Фландрии от менее развитой франкоязычной Валлонии. На севере Италии значительной поддержкой пользуется «Лига Севера», выступающая за федерализацию страны, притом, что наиболее радикальная часть «Лиги» выступает за создание независимого государства Падания со столицей в Милане. В этой стране сепаратистские настроения подпитываются и национальным, и социальным недовольством.
«Кроме культурно-исторических отличий верных кельто-германской традиции северян от южан-романцев, — пишет портал «Правый мир», — основой проекта «Лига Севера» стало совершенно прагматическое нежелание трудолюбивых жителей Севера содержать южан. Причин недовольства жизнью в единой Италии у жителей Ломбардии, Тосканы, Венеции много — бюджетная политика центра едина для всех. Бюджетники получают одинаково и в Лигурии, и на Сицилии, хотя первая, более экономически развитая, отправляет в центральный бюджет гораздо больше денег, да и потребительская корзина у нее на 50 процентов дороже. Получается, одни зарабатывают деньги, а другие их получают, как студенты стипендию…
Реальность Италии состоит в том, что экономический разрыв между южной и северной частями очень велик. Север обеспечивает большую часть налоговых поступлений в общеитальянский бюджет, а южане приезжают туда искать работу. Поэтому многие на Севере постоянно спрашивают себя: «Зачем нам нужен Юг?»
Еще один политически нестабильный регион Италии — Южный Тироль. Его жители, германцы по происхождению и языку, также мечтают оторваться от Италии, однако, в отличие от северных итальянцев, не собираются создавать самостоятельное государство. Еще в 2008 году руководители 130 населенных пунктов этой провинции обратились к правительству Австрии с просьбой присоединить их к австрийской земле Тироль. После Второй мировой войны южнотирольцы, отстаивая право на самоопределение, не чурались даже террора — правда, скорее символического, бескровного. Самой громкой акцией южнотирольских партизан стала «Огненная ночь» в 1961 году, когда они взорвали несколько десятков опор ЛЭП.
Справедливости ради стоит добавить, что на юге Италии, который, как считают сторонники Лиги, объедает трудолюбивых северян, далеко не все стремятся сохранить нынешнее положение вещей. Существуют организации, выступающие за независимость Сицилии, Сардинии и Южной Италии. Правда, их влияние ничтожно, а известны они главным образом скандалами на грани политики и криминала. Так, в 2005 году около сотни сардинских сепаратистов ворвались на виллу Сильвио Берлускони. В феврале 2013 года лидер самоотверженной борьбы сардинского народа Сальваторе Мелони был похищен неизвестными итальянскими патриотами.
Сепаратистское движение — точнее, настроение — существует и в германской земле Баварии. Причина брожения умов в принципе та же, что и во Фландрии, в Каталонии и на севере Италии — баварцы недовольны перераспределением доходов в федеральном бюджете, а точнее, тем, что земли, входившие в состав бывшей ГДР, получают из казны непропорционально своему вкладу в общую копилку.
Правда, существенными политическими успехами баварские регионалисты пока похвастаться не могут.
Подведем некоторые итоги. Современный политический сепаратизм в Европе — будем называть его «евросепаратизм» — имеет свои особенности. Евросепаратисты, даже ставя перед собой радикальные цели — выделение своего региона в самостоятельное государство — не прибегают к радикальным средствам. Этим они отличаются от легендарных сепаратистских движений Старого Света: баскских, ирландских и корсиканских националистов, ставивших на радикальные акции гражданского неповиновения и на вооруженную борьбу. Евросепаратисты стремятся мирными средствами завоевать симпатии избирателей, обращаясь не только к их сердцу, в котором стремятся разжечь национальные чувства, но и к кошельку, разъясняя выгоды, которые несет с собой независимость. Правительствам цивилизованных стран в какой-то мере труднее бороться с евросепаратистами, чем с партизанами. Повстанца в черной маске с пистолетом-пулеметом можно пристрелить, как бандита, а с солидным господином в деловом костюме приходится спорить.
От проявления евросепаратизма не застрахована и матушка Россия.
Идеи регионализма появились в нашей стране не сегодня и не вчера. Еще в конце перестройки выдвигались идеи расширения полномочий отдельных регионов РСФСР, а в 1993 году мелькнула метеором «Уральская республика», которую, вдохновившись примером недавнего парада суверенитетов, провозгласил Эдуард Россель, екатеринбургский губернатор. Уже в эпоху Путина появились забавные интернет-проекты в виде «Залеской Руси», «Ингерманландии» и «Русской демократической республики Домодедово». Однако эти начинания не имели никаких последствий, кроме появления на оппозиционных митингах нескольких чудаков с флагами экзотических расцветок.
Единственный регион Российской Федерации, где вполне может быть реализован евросепаратистский проект — Калининградская область.
Калининградские сепаратисты появились еще в девяностые годы. 1 декабря 1993 года была официально зарегистрирована «Балтийская республиканская партия». Классическая мелкобуржуазная партия в меру сил участвовала в политической жизни края, пыталась возродить восточно-прусскую идентичность, добивалась придания Калининградской области особого статуса. Последнее было не лишено смысла, потому что область, отсеченная от «Большой России» границами стран, членов Евросоюза и НАТО, со временем стала для нашей страны настоящей «заморской территорией». Сухопутный транзит осложняли многочисленные кордоны, а воздушные и морские перевозки не могли обеспечить полноценное сообщение.
Однако особых симпатий БРП не снискала, в 2005 году была ликвидирована в соответствии с новым законом о партиях, запрещающим создавать партии по региональному признаку, и сейчас положение партии неопределенно, а будущее туманно. Достаточно заглянуть в партийную группу ВКонтакте, чтобы понять: «балтийская республиканская партия» стала частью истории.
Но, в то же время, обособление Калининградской области — экономическое, культурное, а в будущем и политическое — это реальность. И этому в значительной мере способствует федеральный центр, пытающийся с медвежьей грацией решить проблемы «заморской территории».
Американская революция началась с «бостонского чаепития». Удар по российскому статусу Калининградской области нанесли борцы с пальмовым маслом.
«В марте 2012 года, — писала Олеся Герасименко в журнале «Коммерсант-Власть», — правительство России запретило беспошлинно ввозить в страну кокосовый жир, из которого делают глазурь для мороженого, и пальмовое масло в коробах, бочках и канистрах. Предприниматели Калининградской области безуспешно противостояли этому решению с осени: вводимый пятипроцентный сбор на ввоз тропических масел противоречил условиям работы в свободной экономической зоне, которой до сих пор является самый западный регион России. Проведенная лоббистами из Центральной России поправка в перечень товаров, которые запрещены к помещению под таможенный режим в условиях свободной экономической зоны (СЭЗ), грозила тридцати высокотехнологичным предприятиям, которые производят мыловаренную и масложировую продукцию, лишиться 4,5 тыс. рабочих мест».
Но даже тем предприятиям, которые никак не используют буржуйский кокосовый жир, работать для «большой России» невыгодно: перевозки, таможенные пошлины съедают львиную долю прибыли. Мелкий и средний бизнес в регионе постепенно вымирает.
Тем временем жители Калининградской области чаще бывают в сопредельных странах Евросоюза, чем в других регионах России. По данным «Коммерсанта», у каждого четвертого жителя региона есть шенгенская мультивиза, а 60 процентов имеют загранпаспорта. Причина «космополитизма» калининградцев проста: им проще и дешевле выехать в Литву или Польшу, чем в Санкт-Петербург или в Москву. Многие покупают в сопредельных странах недвижимость, приобретая таким образом вид на жительство, устраивают детей в польские, литовские и немецкие гимназии и институты.
Как в этих условиях меняется самоощущение людей, догадаться нетрудно. Старшее поколение, люди, рожденные в СССР, еще связывают себя с «метрополией» на Востоке. Но для молодежи Клайпеда, Гданьск и Берлин ближе, роднее и желаннее, чем мамка-Россия, которая, в лице федерального центра, воспринимает «заморскую территорию» как чемодан без ручки: и нести тяжело, и бросить жалко.
«Политический сепаратизм в Калининграде неуместен!» — утверждал в 2005 году Сергей Артемов, сотрудник областной администрации. Смелое заявление. Между тем, в политической активности этой земле отказать трудно. Когда столичные хипстеры еще кушали терамису в модных кофейнях и не помышляли о революционной романтике, в Калининграде собирались многолюдные митинги протеста. В процентном отношении десять тыс. человек на митинге в Калининграде сопоставимо с крупнейшими московскими демонстрациями зимы 2011-2012. Причем если в Москву могли подъехать любители революционного драйва из сопредельных областей, то мотнуться на митинг в Калининград могут себе позволить единицы…
Что же касается «политического сепаратизма», то для его появления нужно, чтобы сформировалась своя, региональная идентичность. А ее возникновение — вопрос времени. Пока кремлевские политтехнологи в муках рождают «национальную идею» и «российскую нацию», на трофейной земле Восточной Пруссии может естественным путем возникнуть новая политическая нация. Примерно миллион русских (плюс некоторое количество украинцев, белорусов, поляков, литовцев и немцев), которые устали быть пасынками России и пленниками Европы, могут пожелать стать полноценными европейцами.
Кстати, на постепенное обособление области указывает и неофициальная топонимика. В обиходе Калининград частенько называют «Кениг» (сокращенно от языколомного «Кенигсберг»), а сам регион, вместо советско-казенного «Калининградская область», называют романтическим именем «Янтарный край». Это серьезный шаг вперед по пути формирования новой идентичности.
Вообще-то, само по себе удаленное расположение Калининградской области еще не повод для ее отделения. Некоторые территории США, Франции, Великобритании, Нидерландов отделяют от «метрополии» дистанции огромного размера, по сравнению с которыми Петербург и Калининград находятся по соседству. И, если бы Кремль вкладывал в Янтарный край столько же средств, сколько направляется на «удержание Кавказа», в самой западной области нашей страны не было бы проблем с поддержанием российской идентичности у молодежи.
Материал подготовили: Владимир Титов, Мария Пономарева