То, что происходит сегодня в исламском мире, можно сравнить с тем, что происходило в мире христианском в XVI—XVII веках. Четыре столетия назад Германию, Францию и некоторые другие европейские страны сотрясали религиозные войны и обусловленные религиозным вопросом политические кризисы: католики и протестанты делали все, чтобы сжить друг друга со света. В исламе примерно то же самое мы наблюдаем сегодня — пожалуй, со времен раннего Средневековья степень антагонизма между суннитами и шиитами не была так велика.
«Особая буква» уже рассказывала о религиозном аспекте сирийской гражданской войны, в которой друг другу противостоят суннитские повстанцы и правительство Башара Асада, преимущественно алавитское (алавиты — фактически шиитская секта). Напомним, что в силу именно религиозного аспекта данного конфликта в него оказались втянуты могущественные внешние силы: шиитский Иран и шиитское движение «Хезбалла» на стороне Асада — и суннитские монархии Аравийского полуострова и суннитская «Аль-Каида» на стороне повстанцев.
Но тлевшему долгие века и наконец разгоревшемуся в полную силу конфликту тесно в сирийских границах — он уже перекинулся и в соседний полирелигиозный Ливан и в Ирак, оказавшийся на грани новой крупномасштабной войны. И разворачивающиеся в Ираке события даже еще в большей степени, чем события сирийские, показывают в глубину и сложность кризиса, в который погрузился Ближний Восток.
В отличие от Сирии новая иракская бойня обусловлена не «арабской весной», а всей постсадаммовской историей страны, но она тесно связана с сирийской войной, и, вполне возможно, через несколько месяцев можно будет говорить не о «сирийской гражданской войне», а о «войне в Сирии и Ираке».
Необходимый историко-географический экскурс. Ирак — одна из немногих арабских стран, в которой шииты составляют большинство — более 60 процентов иракских арабов, в то время как суннитов порядка 30 процентов. Ирак зажат между сердцем шиитского мира, Ираном, и Сирией, где большинство населения составляют сунниты. Во времена правления Саддама Хусейна, являвшегося суннитом, суннитское меньшинство было фактически господствующим, занимая большинство ключевых постов в госаппарате, правящей партии БААС, армии и спецслужбах.
Впрочем, Саддам, декларируя верность светским принципам устройства республики, все же отдал ряд важных кресел не суннитам и даже не арабам. Например, вице-президент Ирака Таха Ясин Рамадан был курдом, а министром иностранных дел был Тарик Азиз, выходец из ассирийской христианской семьи. Настоящее имя главы саддамовского МИД — Михаил Юханна, а Тарик Азиз — лишь псевдоним, переводящийся как «великое прошлое».
Тем не менее наличие на иракском политическом олимпе представителей разных национальных и религиозных групп не мешало Саддаму осуществлять геноцид тех же курдов и шиитов, и тот же Ясин Рамадан, имевший прозвище Кулаки Саддама, уничтожал не только шиитов, но и своих соплеменников курдов тысячами, за что и был повешен после падения режима.
В постсаддамовский период всевластию суннитского меньшинства пришел конец, а дальше стоял вопрос о том, как, по каким принципам осуществлять строительство нового иракского государства.
Наиболее разумным было бы попытаться реализовать ливанскую модель. В Ливане, который тоже расколот по конфессиональному признаку на суннитов, шиитов и христиан и пережил подобную кровавую междоусобную войну, в конце концов решили навсегда разделить между разными общинами главные посты в государстве: президента, премьера и спикера парламента. Американцы, собственно, и хотели продвинуть именно такую модель — им совсем не улыбался сценарий установления вместо суннитской диктатуры шиитского режима, который будет ориентироваться на иранских аятолл.
Однако со временем попытка реализовать в Ираке ливанский вариант окончилась крахом. Несмотря на то что формальным президентом страны является курд Джаляль Талабани, фактически всю власть в своих руках сосредоточил премьер Нури аль-Малики — волевой и энергичный представитель иракских шиитов, который и создал за несколько лет систему власти, приведшую к крупномасштабному суннитскому восстанию
Нури аль-Малики очень быстро очистил правительство от суннитов, а парламент даже не пришлось чистить: суннитские партии бойкотировали выборы, резонно не веря в честность их проведения. Затем аль-Малики обрушился с репрессиями на суннитскую общину, благо любые репрессии в Ираке (да и не только в Ираке) можно объяснить «необходимостью борьбы с терроризмом». По числу приводимых в исполнение смертных приговоров Ирак занимает одно из первых мест на планете — на виселицу сотнями отправляются молодые сунниты, обвиненные в связах с «Аль-Каидой», «Исламским государством Ирака и Леванта» и другими исламистскими группами.
Фанатизм Нури аль-Малики можно объяснить: в саддамовские времена он был оппозиционером-подпольщиком, был заочно приговорен к смерти, вынужден был эмигрировать, и степень его ненависти к суннитам вполне иллюстрируется тем, что во время ирано-иракской войны он жил в Иране и под чужим именем приезжал на свою воюющую родину с различными военными поручениями антииракского характера. Теперь же аль-Малики успешно воссоздает атмосферу страха, которая царила в стране при ненавидимом им Саддаме.
Восстание, вспыхнувшее в «суннитском треугольнике», уже активно поддерживается «Исламским государством Ирака и Леванта» (ИГИЛ), радикальной суннитской организацией, выступающей за создание исламистского режима на всей территории и Ирака, и Сирии, и Ливана. ИГИЛ активно действует не только в Ираке, но и в Сирии, являясь одним из самых боеспособных крыльев повстанческого движения (впрочем, в Сирии боевики ИГИЛ воюют уже не только с правительственными войсками, но и с умеренными повстанческими группами типа «Свободной сирийской армии»).
Интересно, что, несмотря на несомненное духовное единство сирийских и иракских повстанцев, с одной стороны, и дружественных Асаду режимов Багдада и Тегерана — с другой, США и западному миру в целом придется, судя по всему, совсем по-разному относиться к таким схожим сирийским и иракским процессам. Если в Сирии Запад настроен лояльно по отношению к повстанцам, то в Ираке о лояльности к вышедшему из-под контроля Багдада «суннитского треугольника» говорить не приходится. В Вашингтоне могут быть сколько угодно недовольными правлением аль-Малики, чересчур сблизившегося с Ираном, но и сириизации Ирака там тоже не хотят. Слишком важна хотя бы относительная стабильность в этой нефтедобывающей стране, и слишком опасным было бы чрезмерное усиление иракских суннитских групп, среди которых, в отличие от сирийских повстанцев, умеренных вождей не так уж и много.