Маркус Мекель, заместитель уполномоченного по внешнеполитическим связям фракции «Социал-демократической партии Германии» в Бундестаге, бывший министр иностранных дел ГДР (12 апреля — 20 августа 1990)
— Насколько внимательно на Западе следят за процессом по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева?
— Очень внимательно. Информацию о нем отслеживают и собирают как посольства зарубежных стран, так и Евросоюз в целом. Вы знаете, что сейчас председателем Европейского сообщества является Чехия. И посольство Чехии занимает в этом вопросе активную позицию. Представители различных Европейских государств по договоренности сменяют друг друга. Приезжают сюда, чтобы показать всему миру: «Да, мы следим за процессом, держим руку на пульсе событий».
Что касается Германии, то это уже третий приезд представителей немецкого Бундестага в Россию. Первым нашим представителем была госпожа Шталенбергер — тогда еще шел первый процесс над Ходорковским. Она по возвращению в Германию сделала специальный доклад, обрисовав ситуацию по этому делу.
Второй приехала госпожа Бек, представлявшая в Бундестаге партию «зеленых». Она посетила судебные заседания, чтобы увидеть все собственными глазами. За этим же прибыл сейчас и я.
Я являюсь представителем социал-демократической партии Германии. Наша парламентская фракция направила меня сюда, чтобы вы узнали, насколько мы интересуемся происходящим.
Фракции политических партий, присутствующих в Бундестаге, ведут сейчас между собой переговоры. Дискуссия достаточно интенсивная. Основной вопрос: стоит ли нам принимать резолюцию по делу Ходорковского и Лебедева, и если стоит, то в какой форме?
На данный момент все мы едины во мнении, что этот процесс очень важен. Он является показателем того, насколько президент Дмитрий Медведев держит обещание сделать российскую систему юстиции независимой и справедливой. Однако по поводу содержания текста резолюции к общему мнению депутаты Бундестага до сих пор не пришли. То ли нам стоит выражать свое отношение конкретно по делу Ходорковского и Лебедева, то ли говорить о системе юстиции в общем и целом.
Нам нужно очень быстро принять это решение: до очередных выборов в Бундестаг, которые состоятся уже в сентябре, осталось только два заседания. Необходимо срочно договориться и принять какое-то конкретное решение.
На сегодняшний момент могу сказать только одно: у нас обязательно состоятся дебаты по этому вопросу. Будет ли принята резолюция и в каком виде она будет принята, пока не ясно.
— В России многие считают, что дело Ходорковского и Лебедева исключительно политическое. Все экономические претензии обусловлены этим. Какого мнения на этот счет придерживаются на Западе?
— Я не могу сейчас выносить какого-то окончательного решения или вердикта. Выражу лишь свое личное мнение. Экономические обвинения, которые предъявлены Ходорковскому — история об умопомрачительных объемах нефти, которые он якобы украл и незаконно легализовал, об огромных суммах, которые он положил себе в карман — они, конечно, не выдерживают никакой критики.
Кроме того, по словам представителей защиты, до сих пор не представлено никаких документальных свидетельств того, как происходило хищение нефти. Если нефть действительно была украдена, то должны были остаться документы, это подтверждающие: грубо говоря, когда, как и куда она сливалась. Все-таки прохождение нефти по нефтепроводам должно отслеживаться.
Хотя я и не являюсь юристом, но мне кажется абсурдным путь, каким идет сейчас следствие и суд. В течение нескольких недель зачитывается обвинение, а у стороны защиты нет возможности ничего возразить, противопоставить. При таком объеме дела этот путь, конечно, неправильный.
Мне как стороннему наблюдателю, первый раз попавшему на этот суд, очень не понравилось, в каких условиях находятся обвиняемые. Ведь до вынесения приговора их вина считается недоказанной. Так почему тогда эти два человека должны сидеть в стеклянной клетке как два хомячка? Это мое личное, человеческое впечатление, оно никоим образом не сказывается на вынесении приговора.
— Можно ли говорить, что процесс Ходорковского и Лебедева является показательным, характеризующим всю судебную систему России?
— Нет, я бы так категорично не стал высказываться. Мне кажется, что второй процесс все-таки принес с собой позитивные изменения. Например, открыт доступ общественности, чего раньше, насколько мне известно, не было.
Если говорить о других процессах, то, например, в нашумевшем судебном слушании по делу журналистки Анны Политковской было вынесено правильное судебное решение. Во время следствия там были допущены серьезные ошибки, не было собрано достаточно улик и доказательств и на скамье подсудимых отсутствовали исполнители — непосредственно убийцы. Вполне справедливо, что суд освободил обвиняемых.
Во время второго процесса над Ходорковским и Лебедевым адвокаты имеют возможность постоянно общаться со своими подзащитными — во время первого процесса такой возможности у них не было, этому чинились препятствия. Насколько я слышал, условия содержания под стражей Ходорковского и Лебедева несколько лучше, чем стандартные условия содержания заключенных.
Другой вопрос, насколько сторона защиты, российские адвокаты, которые сейчас защищают Ходорковского и Лебедева, пользуются признанными в Европе правами. Россия подписала соответствующее соглашение и права адвокатов должны соблюдаться.
Есть и другие неприятные моменты. В начале процесса у журналистов и посетителей была возможность общаться с обвиняемыми в паузах между слушаниями. Сейчас такой возможности у них, к сожалению, нет.
— Недавно Европейский суд по правам человека признал приемлемой жалобу Михаила Ходорковского, поданную им пять лет назад. Она касается незаконности его задержания, ареста, продления сроков пребывания в заключении и так далее. Если Европейский суд примет решение в пользу Ходорковского, будет ли Европа или конкретно Германия добиваться от России его исполнения?
— Мы не можем никого ни в чем принуждать. В том числе и Россию. Но мы можем говорить о том, что мы ожидаем, что решение будет выполнено. Эта задача, которая стоит перед правительствами отдельных европейских государств, перед Европейским советом, перед депутатами, которые заседают в Европейском парламенте. И я вам должен сказать, что этот вопрос уже серьезно обсуждается.
Мой приезд сюда — это один из сигналов, что по крайней мере в германском парламенте этому вопросу уделяется достаточное внимание, что ситуацию с Ходорковским и Лебедевым мы активно отслеживаем. Причем дискуссия на этот счет ведется во всех фракциях, во всех политических партиях.
— Как, на ваш взгляд, должен закончиться этот процесс? Необходимо политическое вмешательство российских властей, которые бы стукнули кулаком и сказали: «Ходорковский свободен». Или нужно пустить процесс на самотек и дать возможность адвокатам доказать невиновность подсудимых?
— Ответ на этот вопрос достаточно прост. Все зависит от точки зрения: если вы считаете, что процесс инициирован по политическим мотивам, то, соответственно, требуется чья-то политическая воля, чтобы его прекратить. Если же мы исходим из того, что суд независим, что процесс идет в соответствии с юридическими нормами, то давайте дождемся нормального правового решения, которое, как мне кажется, докажет абсурдность обвинения.
— С какими впечатлениями о процессе вы возвращаетесь в Германию?
— Посетив зал суда, я сделал для себя определенные выводы. Даже не понимая дословно всего, что говорится, но видя атмосферу, в которой проходит процесс, видя аквариум, в котором сидят обвиняемые, условия, в которых они содержатся, как к ним относятся прокуроры — впечатления у меня остались самые сильные. По крайней мере, то количество охраны, которое задействовано в этом процессе — весьма показательно. Это своего рода подтверждение факта унижения человеческого достоинства. Других слов я не нахожу. Налицо вмешательство властей в уголовное дело, сигнал сверху. Без него процесса бы не было.