Дискуссия

Судебная реформа, как и любая другая, предполагает некое комплексное преобразование, замену старой системы новой, требует решения серьезных концептуальных вопросов. Ничего даже близко похожего на это мы пока не видим. Президент Дмитрий Медведев в своем ежегодном послании Федеральному собранию РФ заявил о необходимости проведения судебной реформы. Но до сих пор он не сделал ни одного конкретного шага, ограничившись рутинной законодательной работой, которую «реформой» назвать нельзя. Причем не сказать чтобы всегда удачной — одно только изменение процедуры назначения председателя Конституционного суда чего стоит. 

За свою нерешительность Медведев подвергся серьезной критике. В прессе было высказано мнение, что без полноценной судебной реформы невозможно изменить политическую систему России. В частности, об этом говорил Михаил Ходорковский в своей статье, опубликованной в журнале «Коммерсант-Власть». 

С этим утверждением, конечно, невозможно спорить. В условиях почти полного отсутствия независимого суда бессмысленно рассуждать не только о нормальной политике, но и о модернизации экономики, развитии общества в целом. Вопрос лишь в том, что первично — курица или яйцо? В какой последовательности необходимо делать соответствующие шаги: нужны ли нам сначала серьезные политические преобразования, а потом уже правовая и судебная реформа, или в основе всего лежит именно судебно-правовая реформа, которая должна создать институционный «каркас» для любых последующих политических преобразований? В общем, вопрос дискуссионный. 

Так, известный эксперт в области судебного права Сергей Пашин не соглашается с мнением Ходорковского, считая, что значение политических реформ всегда первостепенно в сравнении со всеми остальными. Он ссылается на реформу Александра II, который сначала освободил крестьян, а потом уже дал им суд. Но я бы не стал высказываться столь категорично. На мой взгляд, оценивать нынешнюю политико-правовую ситуацию с позиции конкретных исторических эпизодов все-таки не стоит. Приведя один исторический пример, мы всегда можем найти другой — причем абсолютно противоположный. 

Вспомните выдающуюся правовую и судебную реформу Наполеона — она на годы опередила политическую либерализацию французского общества. В данном случае именно правовая система заложила основу будущих политических преобразований и создала фундамент французского общества, который остается неизменным уже примерно двести лет — вплоть до сегодняшнего момента. 

В любом случае, мне кажется, что политические и правовые реформы вполне могут идти параллельно, подталкивая друг друга. В этом смысле правоведам вовсе не обязательно обреченно ждать политиков. Для России важно другое — не отстать от политических и правовых процессов, которые происходят последние пять десятилетий во всем мире. Откровенно говоря, пока мы запаздываем. 

Главное, что политическую и судебную реформу нам не надо начинать с нуля, с чистого листа. По сравнению с теми же европейскими странами, уже прошедшими путь либерализации, Россия находится в выигрышном положении. Потому что им приходилось изобретать что-то новое, а мы можем опираться на уже созданные универсальные принципы и технические решения. Это лишний раз подтверждает, что не нужно решать политическую и судебную проблему какими-то изолированными средствами. Российским реформаторам необходимо использовать и учитывать наработки Запада. 

Кстати, в неумении использовать опыт Запада кроется одна из главных причин неудачи судебной реформы в России начала 90-х годов. Реформа 90-х, бесспорно, сыграла позитивную роль. На том этапе она позволила хотя бы частично сломать советскую систему и обозначить (пусть иногда лишь на бумаге) нашу приверженность некоторым фундаментальным принципам права. В этом смысле реформа была действительно революционной. 

Но дальнейшее продолжение той реформы было невозможно, поскольку она делалась людьми, которые не были технически достаточно подготовлены и воспитаны на сравнительно-правовых универсальных ценностях, давно апробированных на том же Западе. Реформаторы 90-х исходили из идеологии либерального крыла советской юридической науки 70—80-х годов, которая в некотором смысле также играла позитивную роль, но оставалась сугубо местным явлением. 

Другая проблема той эпохи, и в этом смысле я полностью согласен с Ходорковским, заключалась в нежелании элит иметь действительно независимую судебную власть. Речь идет не только об элитах политических, но и крупнейших экономических игроках. Ведь что такое честный суд? Это система не только политических, но и личных ограничений. Не каждый, увы, способен на подобный альтруизм. 

Тем же представителям крупного бизнеса иногда было проще разрешать противоречия где-то в недрах Администрации Президента, нежели в суде. Тем самым они снижали для себя риски, поскольку независимый суд не гарантировал им победу в каждом споре, не гарантировал им отсутствие серьезных финансовых, пусть и правомерных, потерь. 

Поэтому широко распространенное мнение, что достаточно одной только воли президента Медведева — и российский суд в одночасье станет независимым, неверно. Необходимы консенсус и желание всех элит — как политических, так и экономических. Они должны осознать важность преодоления институциональных деформаций, которые являются результатом 70-летней советской истории и 20-летней истории постсоветской. Возможно, они должны это не только осознать, но и предложить что-то конкретное, предложить свое видение путей выхода из нынешнего тупика. 

Именно так, например, поступает Михаил Ходорковский в своей статье. Он называет семь первоочередных мер, реализация которых, с его точки зрения, позволит России преодолеть кризис судебной власти, обеспечит ее подлинную независимость. Мне бы хотелось остановиться на них более подробно. 

Ходорковский считает свои предложения радикальными. Я же ничего особо революционного в них не вижу — они умеренно скромные, а в некоторых случаях даже мнимые. Это скорее набор точечных мер, которые ничего по существу не изменят. 

Первая мера: передать судейскому сообществу — конкретно Совету судей — право самому формировать половину состава Конституционного, Верховного и Высшего арбитражного судов. Кроме того, Ходорковский предлагает наделить Совет исключительным правом лишать судей их статуса. 

На самом деле то, о чем рассуждает Ходорковский, уже и так существует. Перечисленные вопросы решаются в квалификационных коллегиях. Что изменится от того, что мы отдадим ее функции Совету судей? Ровным счетом ничего. Это не более чем перестановка фигур на шахматном поле. 

К примеру, в Таджикистане статус квалификационных коллегий был намеренно снижен за счет передачи части их функций Совету юстиции. В конечном итоге Совет юстиции точно так же, как и в свое время квалификационные коллегии, оказался полностью подчинен исполнительной власти. То есть принципиально ничего не изменилось, и суд не стал более независимым — теперь все ратуют там за ослабление полномочий Совета юстиции или его полное упразднение. 

На мой взгляд, необходим один по-настоящему независимый орган судейского сообщества — не важно, как он будет называться. Главное, чтобы эта его независимость была реальной, а не мнимой, записанной только на бумаге. 

Второй пункт в списке предложений Ходорковского — повысить изначальные требования к судьям. Это, конечно, отличная идея — статус судьи должен быть вершиной карьеры юриста. Но я не могу согласиться с критериями отбора. Прежде всего, с необходимостью наличия у блюстителя Фемиды прокурорского или адвокатского стажа работы. 

Странное предложение: с одной стороны, защита Ходорковского удивляется тому, как ведет себя в Хамовническом процессе обвинение. А с другой — тут же предлагается этих же самых людей назначать судьями. 

Еще один критерий отбора судей — наличие у членов Конституционного суда ученой степени. Как профессионал я не могу не откликнуться по этому поводу. Практическая юридическая деятельность и научная работа — две вещи несовместимые и даже взаимоисключающие. Ученая степень требует нескольких лет абсолютного погружения в науку. В остальных случаях ее либо покупают, либо привлекают так называемых «негров», либо пишут очевидную «халтуру». Иное невозможно просто физически. Наши генеральные прокуроры, председатели судов, ответственные следователи и так далее, гордо защищающие докторские и кандидатские диссертации и затем с пафосом представляющиеся «докторами» и «кандидатами» наук, — это в большинстве своем абсолютное культурное варварство. 

В идеале система воспроизводства судей должна быть встроена в систему образования. Нормальных независимых служителей Фемиды мы можем взять только со студенческой скамьи. В России должны быть созданы серьезные научные правовые школы, готовящие не только бизнес-адвокатов, но и судебных деятелей. Сейчас процесс имеет обратный характер: даже в классических университетах курсы судоустройства и судопроизводства вытесняются курсами разного рода «энергетического права», «нефтегазового права» и прочей конъюнктурой. Поэтому вопрос, откуда брать хороших судей, упирается в вопрос, откуда нам брать хорошее юридическое образование. Если вспомнить реформу Александр II, то она дала колоссальный всплеск интереса к юридическому образованию и значительно повысила его качество. 

В постсоветской России этого почему-то долго не понимали, даже когда в 90-х годах проводили судебную реформу. Реформаторы были уверены, что экономические, политические и судебные вопросы можно решать без оглядки на общесоциальные проблемы. Но это не так. Допустим, у нас слабая средняя школа, а учитель получает копеечную зарплату. Разве в таких условиях мы получим нормальных студентов-юристов, а потом судей, прокуроров, адвокатов? Конечно, нет, о чем я могу уверенно говорить как профессор права. Поэтому вопрос формирования судейского корпуса — это системное явление, и решение проблем в этой области, в том числе кадровых, может осуществляться только глубинными методами, путем фундаментальных общественных преобразований. 

Третье предложение Ходорковского: восстановить действие принципа несменяемости судей — статус судьи должен быть пожизненным. В принципе, данное положение уже записано в законе. Лишить судью его статуса может только Квалификационная коллегия. Почему Ходорковский об этом вновь говорит, мне не совсем понятно. 

Точно так же мне не совсем понятны рассуждения автора о необходимости введения частичной (ограниченной) неприкосновенности судей. Ведь и эта норма в российском законодательстве также отражена. 

Сейчас, например, при возникновении вопроса о привлечении к уголовной ответственности председателя Конституционного суда согласие на это дает общее собрание судей КС. Я считаю, что это более правильная процедура, нежели та, которую предлагает Ходорковский, перекладывая ответственность на Совет судей. Представьте, что случится, если на Конституционный суд начнут давить не только сверху, но и сбоку. То есть со стороны вполне управляемого Совета судей. Мера Ходорковского снизит независимость КС, которая и без того весьма условна. 

Пятый пункт — освободить исполнительную власть от бремени назначения глав судов. Это как раз одно из тех предложений Ходорковского, с которым я абсолютно согласен. Необходимо, чтобы судьи соответствующих звеньев избирали председателем только того, кого они считают наиболее уважаемым, достойным. А не того, кого предлагает исполнительная власть. 

Но суть проблемы, по большому счету, не в том, как избирать председателя, а какими полномочиями он обладает. По-хорошему, председатель — всего лишь первый среди равных. И не более. У нас же он одновременно и Бог, и царь: решает кадровые вопросы, раздает премии, путевки в санатории, распределяет между судьями дела. 

Кстати, по вопросу распределения дел Ходорковский выступает за жребий. Само по себе это звучит неплохо. Но здесь возникает чисто технический вопрос: как это делать и кто будет всю эту процедуру контролировать? В России ведь уже есть система ГАС «Выборы». Но я что-то не вижу, чтобы участники нашего избирательного процесса (особенно независимые участники) с ее появлением стали счастливее. Вроде как на бумаге система очень прозрачная, честная и понятная, но мы знаем, вернее, чувствуем, что это не совсем так. За любой самой автоматизированной технологией всегда стоят люди.

Насколько я знаю, в некоторых постсоветских странах систему жребия при распределении дел между судьями доверили компьютеру. Но каким-то чудесным образом «машина» всегда оказывалась очень мудрой — дела все равно попадали к тому, кому нужно. 

Кроме того, каждый день в суд поступает тысяча исковых заявлений. Неужели мы будем по каждому из них проводить жеребьевку? Это просто нереально. Не стоит забывать, помимо прочего, что судьи тоже люди: им свойственно болеть, уходить в отпуск и так далее. В такой ситуации, если судья, к которому дело поступило по жребию, например, элементарно заболел, то требуется «пережеребьевка», но она всегда будет вызывать подозрения и кривотолки... 

Высказанная Ходорковским идея расширить полномочия суда присяжных, несомненно, позитивное предложение. Можно по-разному относиться к суду присяжных, но в данных конкретных исторических условиях он действительно является наиболее независимым элементом российской судебной системы. Это хорошо видно и по количеству вынесенных им оправдательных приговоров, и по многим другим вещам. 

Решения суда присяжных почти всегда непредсказуемы — в лучшем смысле этого слова. В том числе и по политически значимым процессам: мы недавно видели тому конкретный пример. Поэтому я всецело поддерживаю предложение Ходорковского дать системе народных судей больше полномочий. Но опять-таки в разумных пределах. Потому что все дела решать его силами не получится — это немыслимо финансово, организационно и физически. 

Подводя итог, во-первых, хочу отметить, что правовая и судебная система всегда вписана в некие более глобальные социальные системы. Поэтому и проводить судебную реформу нужно также «системно», но никак не точечно. Вопрос упирается в некоторые явления, которые вообще не являются юридическими. Мы уже говорили и о политике, и о системе образования, и о состоянии социума в целом. 

Во-вторых, судебная реформа должна исправить серьезные институциональные деформации, которые сохранились еще с советских времен и пока лишь углубляются. Например, отсутствие четкого и юридически корректного разграничения частного и публичного права, смешение полицейской и судебной деятельности, неправильное понимание предмета уголовного права и многие-многие другие фундаментальные вещи, которые имеют место в сегодняшней России на практическом и, что самое неприятное, доктринальном уровнях и которые совершенно неприемлемы с точки зрения общемировых универсальных стандартов. И пока мы не выправим все эти изъяны в целом, нормальной судебной системы у нас не будет. 

Только понимание столь объемной системной задачи может привести к успеху. Нужна целостная концепция правовой и судебной реформы. 
Статья Ходорковского, прежде всего, ценна приглашением к дискуссии. До недавнего момента о судебной реформе говорили в основном только судьи и профессионалы узко юридического профиля. Ходорковский же вынес ее на общественный уровень. Это, конечно, не может не радовать. Но при этом, выводя проблему в общественное поле, не стоит забывать, что некоторые технические вещи требуют соответствующей компетенции. Серьезные операции должны делать все-таки хирурги. 


Ссылки по теме

У КАЖДОЙ РЕФОРМЫ ЕСТЬ ПРОТИВНИКИ