Особое видео: ГРОМКОЕ ДЕЛО

Как свидетели обвинения превратились в свидетелей защиты (ч. 1)

• В высоком качестве (4,57 Мб)
• В низком качестве (2,15 Мб)

Как свидетели обвинения превратились в свидетелей защиты (ч. 2)

• В высоком качестве (8,48 Мб)
• В низком качестве (4,00 Мб)

Как свидетели обвинения превратились в свидетелей защиты (ч. 3)

• В высоком качестве (4,80 Мб)
• В низком качестве (2,26 Мб)

Помилование не требует покаяния (ч. 1)

• В высоком качестве (8,21 Мб)
• В низком качестве (3,86 Мб)

Помилование не требует покаяния (ч. 2)

• В высоком качестве (14,63 Мб)
• В низком качестве (6,89 Мб)

У нас начался новый этап — допрос свидетелей. Вот сейчас мы завершаем работу с третьим свидетелем обвинения. Общий итог: у нас есть из списка свидетелей три из трех свидетелей защиты. Имеется в виду, как мы и говорили заранее, до того как этот этап начался, ни один свидетель, преподнесенный как свидетель обвинения, если только он не будет заведомо лгать, не сможет подтвердить ни одного обвинения. Ровно это и происходит. 

В первом случае свидетель Крайнов сказал, что с Ходорковским он вообще не пересекался, а Лебедева видел два-три раза. А все дальнейшее он либо не знает — как, например, суть обвинения и вообще предмет этого судебного разбирательства. И к нему оно никакого отношения не имеет. Так прямо и заявил. Либо то, что он знает, то, к чему он имел отношение, не имеет никакого отношения к обвинению.

Свидетели Рыбин и Авалишвили действительно между собой по ряду параметров очень близки. Ну, во-первых, они давние друзья, во-вторых, они связаны общими интересами, общей деятельностью в Томске. И связаны неприязнью к Ходорковскому и Лебедеву и другим людям из ЮКОСа, которые отстранили их от этой деятельности в связи с тем, что она наносила вред, существенный вред компании «Томскнефть». Что ЮКОС и обнаружил при вхождении в эту компанию после ее приватизации и компании ВНК в целом. 

Это нефтяники. Оба, с точки зрения того, что они сообщили суду, полностью опровергли предъявленное обвинение в хищении нефти. То есть Рыбин тут сказал вообще, что нефть похитить невозможно, тем более всю или большую часть. А Авалишвили, который был потом и заместителем губернатора, и первым заместителем министра топлива и энергетики РФ, — он подробно объяснил, как нефть учитывается, где замеряется и как она дальше по этапам проходит. То же самое, что Рыбин сказал в общей форме. И тем самым тоже подтвердил, что невозможно изъять нефть таким образом, как это утверждает обвинение. 

Кроме того, оба они подтвердили, что и цена нефти оплачивалась производителям теми, кто у них эту нефть покупал, и услуги по дальнейшей подготовке сырья в товарную нефть оплачивались сверх этого. 

Еще одно существенное обстоятельство. Оба они, описывая, как холдинговая компания ВНК функционировала как вертикально интегрированная компания, описали ровно ту же схему, какая была в ЮКОСе. При этом схему ВНК они оба считают не только нормальной и легальной, но и очень эффективной. Это еще одно опровержение ключевого обвинения о преступной вертикально интегрированной системе с целью совершения преступления.

Реакция прокуратуры очень нервная, если не сказать истерическая. То есть бесконечные вскакивания. Мы намеренно не трогали свидетелей, никого не перебивали, пока их допрашивали прокуроры. Мы давали возможность раскрыться, показать, что этих свидетелей привели, чтобы демагогическими утверждениями создать такой негативный фон вокруг Лебедева и Ходорковского. Смотрите, мол, какие плохие люди. Но ничего конкретного. 

Вот чтобы этот замысел раскрылся, мы дали полную возможность его реализовать, а потом только вступили. Когда мы вступили, то прокуроры только и делали, что вскакивали с разнообразными протестами и пытались нам помешать. Это плохо получилось. И я надеюсь, что, судя по реакции публики, нам это удалось. 

Свою главную задачу сейчас видим в том, чтобы суд поверил этим свидетелям. Не надо верить нам, не надо верить нашим подзащитным — пусть поверят свидетелям обвинения. Нам больше ничего не требуется. Свидетелям обвинения, которые фактически стали свидетелями защиты. И я убежден, что так же будет и дальше. 

Знаете, я сейчас от вас услышал еще одну версию того, что вчера заявил премьер-министр. Уже сбился со счету, которую версию я услышал. 

В отношении приговора и наказания по делу Ходорковского есть разные версии. И сам факт существования разных версий, вброшенных в информационное пространство, в том числе с участием пресс-секретаря премьер-министра, для меня признак того, что это очередная информационная спецоперация, цель которой вполне понятна на фоне разваливающегося обвинения, о чем мы говорили чуть раньше. 

Я извиняюсь за непарламентское выражение, но премьер-министр, коль уж вы о нем спросили, иногда любит крепкое словцо. Так это вот очередная мелкая «вонючка». 

Но я бы хотел на другое обстоятельство обратить внимание. Изложено якобы от имени премьер-министра Владимира Владимировича Путина — недавнего президента. Его позиция по вопросу о помиловании и основаниях для помилования — все та же. Такое как заклинание уже повторяющееся руководителями нашего государства утверждение о том, что человек, который претендует на помилование, первым делом должен полностью признать вину и раскаяться. И, во-вторых, написать обращение об этом. 

Я думаю, премьер-министр не может не понимать, что это позиция антиконституционная, антиправовая. То есть под ней нет правовой базы. Очевидно, это человеческая позиция, она теперь публично изложена, и это вызывает сожаление. Нас, общество я имею в виду, с недавних пор просто зомбируют этой позицией. Это вдвойне вызывает сожаление. Но я могу подчеркнуть, что под такой позицией нет никаких оснований.

Во-первых, Владимир Владимирович Путин — это тот человек, который, находясь в должности президента, практически свел к полному нулю функционирование института помилования. То есть у нас не было помилованных практически, за исключением нескольких единичных случаев за все восемь лет его правления. И процедура забюрократизированная была введена. Как в интермедии Райкина: «Кто шил костюм, непонятно». То есть куча инстанций, которые все это рассматривают и т. д. 

Что на самом деле? На самом деле право помилования — это исключительное полномочие президента РФ в соответствии с Конституцией. Президент не ограничен ничем абсолютно при реализации этого права. Ни наличием обращений — ни от самого осужденного, ни от кого-либо иного третьего лица. Это не является обязательным условием. Наш президент не ограничен такими условиями, как признание обвиняемым своей вины или непризнание своей вины, раскаяние или не раскаяние.

Это все не может быть просто. Я объясню вам очень легко почему. Если мы откроем Конституцию РФ, то там в 50-й статье предусмотрены подряд два права каждого осужденного. Я подчеркиваю: каждого заключенного, без изъятий. Это право на пересмотр приговора вышестоящим судом в установленном законом порядке и право просить о смягчении наказания. 

Теперь представим, что условием смягчения наказания, например, путем помилования или условно-досрочного освобождения, является обращение с покаянием. А человек не признает свою вину даже после того, как приговор вступил в силу, хотя и отбывает наказание. Значит, он должен отказаться от другого своего конституционного права, а именно — права на пересмотр приговора. 

Разве можно себе представить такое в государстве, где высшей ценностью, согласно той же Конституции, является человек, его права и свободы? И эти права и свобода человека в этом государстве составляют смысл и цель деятельности всех государственных органов. Разве это правовой подход? 

Поэтому я говорю, что такая правовая позиция, кто бы ее ни излагал, вызывает только сожаление. А ее излагают руководители государства. Она не основана на Конституции РФ, она противоречит прямо Конституции РФ, она подталкивает, вольно или невольно, людей к лжесвидетельству в виде признания своей вины. А лжесвидетельство — это грех большой согласно священным книгам, а не только согласно человеческим писаным законам. К сожалению, эта позиция активно внедряется в общественное сознание. 

Я считаю, что надо этому противостоять. Потому что это антигуманный подход. А это значит, что у нас правосудие без милосердия. У нас суды без оправдания — это мы уже знаем, это мы уже обсуждали в одной из прошлых встреч. Так у нас получается еще и наказание без милосердия, и власть без милосердия. 

В какой же стране мы живем?