В течение двух последних недель представители Генеральной прокуратуры продолжили наращивать усилия, направленные на развал дела по обвинениям Михаила Ходорковского и Платона Лебедева в хищении всей добытой в период 1998—2003 гг. нефти.
Завершив оглашение письменных доказательств, которые с очевидностью подтвердили тот факт, что сторона обвинения произвольно отождествляет осуществляемую в рамках закона производственно-хозяйственную деятельность с противоправными деяниями, сотрудники прокуратуры начали представлять суду свидетелей обвинения.
Допрошенные в Хамовническом суде Крайнов, Рыбин, Авалишвили и Дергунов оказались или не в состоянии подтвердить по существу предъявленное подсудимым обвинение, или вынуждены были, опровергая следствие, заявить, что нефть в технологической цепочке «добыча — подготовка — транспортировка» похитить невозможно. Больше того, до появления в здании суда некоторые их них вообще не отдавали себе отчета в том, что Ходорковского и Лебедева судят за якобы хищение 350 млн тонн нефти.
Имея такой набор свидетелей, прокуроры, естественно, построили допрос не на установлении возможно известных им (Крайнову, Рыбину, Авалишвили, Дергунову) времени, места и способа хищения подсудимыми нефти, а на выяснении обстоятельств управленческой деятельности Ходорковского и Лебедева, никаким образом не связанной с инкриминируемыми деяниями.
В частности, допрос Крайнова, занимавшегося в МФО «Менатеп» и СП РТТ скупкой акций приватизированных компаний в интересах клиентов банка «Менатеп» и регистрацией новых юридических лиц, свелся преимущественно к выяснению процедур и мест регистрации ЮКОСа и аффилированных с ним компаний.
Рыбин пригодился для того, чтобы заклеймить Ходорковского в разрушении сотрудничества руководимой им (Рыбиным) австрийской компании «Ист Петролеум» с ВНК (Восточной нефтяной компанией) и указать на неправомочность, по его мнению, принятого Советом директоров ВНК решения об обмене акций ВНК на акции ЮКОСа.
У Авалишвили, бывшего вице-президента по экономике и финансам ВНК, и у Дергунова, сотрудника «Ист Петролеум», делегированного этой компанией в совет директоров ВНК, прокуроры, по сути, интересовались тем же, чем и у Рыбина.
Неудивительно, что умышленное нежелание прокуроров ставить перед свидетелями конкретные вопросы, способные прояснить виновность или невиновность подсудимых в инкриминируемых преступлениях, и терпимость суда к такому явному нарушению УПК вызвали резкие протесты. Высказывая свое несогласие с действиями судьи, Михаил Ходорковский подчеркнул, что, не ограничивая представителей Генеральной прокуратуры пределами разбирательства предъявленного обвинения, судья допускает допрос свидетелей, которые ничего не знают о вменяемых подсудимым событиях преступления.
Внося между тем ясность в тактику своей защиты, он пояснил: «Я буду доказывать отсутствие признака состава преступления — хищения нефти у потерпевших. Хищение, или изъятие вещи, означает обособление этой вещи от другого имущества потерпевшего. Никакие договора обособить эту вещь не могут. Сторона обвинения же, допрашивая свидетелей о заключении договоров, выходит за рамки предъявленного обвинения. Мне достаточно доказать в суде, что вся добытая нефть была сдана в трубу «Транснефти» по воле добывающих предприятий. Там нефть смешивается, и ответственность за нее несет «Транснефть». Какого именно производителя нефть пропала — если она пропала, — «Транснефть» даже установить не может. Я добиваюсь, чтобы этот факт, исключающий событие преступления, узнал суд. Этого более чем достаточно, а иных обвинений мне не предъявлено».
Реализовывая заявленную тактику, сторона защиты пыталась выяснить у свидетелей обвинения возможно известные им факты изъятия подсудимыми нефти до сдачи ее в систему трубопроводов «Транснефти».
Ни о чем подобном свидетели сообщить не смогли. Напротив, Рыбин заявил, что добытая нефть никем не изымалась, а передавалась «Транснефти». То же подтвердил Авалишвили.
Между Ходорковским и Авалишвили по этому поводу состоялся примечательный диалог. Ходорковский: «Вы заявили, что, приобретя контрольный пакет ВНК, Ходорковский завладел всей нефтью. Значит ли это, что я получил возможность распоряжаться всей добываемой нефтью как владелец контрольного пакета ВНК?» — Авалишвили: «Да». — Ходорковский: «Использовал ли я свои возможности, чтобы запретить ВНК сдавать нефть в «Транснефть»?» — Авалишвили: «Нет».
Михаил Ходорковский: «Можно заканчивать процесс. Обвинение он (Авалишвили) разрушил напрочь!»
К этому что-либо добавить трудно и неуместно.