Прокуроры, выступающие на процессе по второму делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева в Хамовническом суде, — персонажи анекдотические. Однако теперь эту оценку следует понимать буквально. Нужно лишь немного изменить сюжет известной шуточной истории.
Примерно так.
Приходят Валерий Лахтин и Гюльчехра Ибрагимова к Высокому Начальству: «Вот, попались нам знаменитые подсудимые. Собираемся сделать с ними все, что задумали. Как бы нам показать себя людьми убедительными, непобедимыми, великолепными?»
Отвечает им Высокое Начальство: «Сделайте процесс открытым. Пусть всякая публика сможет на вас посмотреть: и журналисты, и иностранные гости, и статусные персоны, ну и вообще каждый любопытный».
Подивились прокуроры такому ответу. Устроили все так, как велело Высокое Начальство. Не прошло и года — прибегают обратно, все в слезах: «Совсем плохо стало. Публика нас освистывает, в газетах издеваются, подсудимые подшучивают, судья хмурится, свидетели шарахаются, доказательства не склеиваются, переводы не переводятся. У нас и нервные срывы случались. Гюльчехра Бахадыровна чуть ли нецензурными словами выражаться не начала».
Улыбнулось Высокое Начальство: «А теперь уберите зрителей. Препятствуйте любым утечкам информации. Запретите адвокатам общаться с прессой».
Ушли прокуроры в задумчивости. Возвращаются довольные: «Вот спасибо! День всего прошел, как организовали процесс по слову твоему — но какие мы уже стали убедительные, великолепные, непобедимые!»
К сожалению, в этой шутке есть только доля шутки. Под давлением прокуроров формально все еще открытый процесс быстро и решительно зачищают от «посторонних». То есть от всех, кто может дать происходящему в зале суда независимую и честную оценку.
Произошло это после того, как прокурор Лахтин прямо увязал ужесточение условий содержания под стражей для подсудимых с будущим разбирательством иска зарубежных акционеров ЮКОСа в Европейском суде по правам человека. То есть признал, что Михаил Ходорковский и Платон Лебедев являются заложниками, над которыми будут издеваться тем больше, чем упорнее акционеры разграбленной компании будут добиваться справедливости в европейских судах.
Трансляция судебных заседаний на мониторы, расположенные в зале ниже этажом, прекратилась уже давно. Теперь из самого зала суда принялись выносить скамейки для слушателей.
— Ваша честь, мы просим вас обеспечить возможность для всех желающих или попасть в зал, или обеспечить работу телетрансляции, — возмутилась защита.
— Сядьте, — отреагировал на заявление адвокатов судья, будто бы напоминая, что у защитников, в отличие от публики, пока еще остается такая привилегия и вести себя следует тихо, а то мало ли что.
— Мы просим занести наше заявление в протокол, — спокойно напомнил судье суть его обязанностей адвокат Вадим Клювгант.
— А вот не буду, — столь же спокойно парировал Виктор Данилкин. — Ваше заявление было сделано до начала заседания.
Сразу же после того, как заседание было открыто, Вадим Клювгант настойчиво повторил свою просьбу.
— Ваше заявление удовлетворению не подлежит. Судом приняты исчерпывающие меры для нахождения людей в зале, — равнодушно закрыл вопрос судья.
Следует отдать должное скромности Виктора Данилкина. Исчерпывающие меры могли бы оказаться совсем иными. Можно, например, натаскать в зал суда плодородного чернозема, устроить аккуратные грядки, высадить на них колючий чертополох. Или разбить газон в английском стиле с обязательной табличкой «По газону не ходить». Или электрический ток подвести к дверным ручкам. Или поставить у входа в Хамовнический суд специального человека, который раздавал бы пришедшей на заседание публике мешки. Кто хочет попасть в зал — обязан в мешке до него допрыгать, причем судебные приставы и охрана в коридоре будут обстреливать упорного прыгуна тухлыми яйцами. Таким образом, на заседание смогут попасть только самые достойные и ловкие, ведь чем жестче условия, тем слаще победа. Много чего можно было бы придумать. Но всего-то скамейки вынесли. Удивительное милосердие проявили.
Некоторым прокурорским талантам действительно лучше не искать себе поклонников. Что же пытается утаить обвинение? Вот лишь несколько эпизодов, по которым прокуратуре явно хотелось бы избежать огласки.
Представляя один из документов очередному бывшему номинальному директору, свидетелю Светлане Хитровой, Валерий Лахтин заявил, что документ этот датирован 12 декабря 1998 года.
Любовь прокуроров к числу «двенадцать» вполне объяснима — обвинение ограничивается именно этой датой. Вот только ноябрем, а не декабрем. Все, что происходило позже, к сути обвинения не относится. Так что попытка исправить реальную дату документа, подписанного на самом деле 15 декабря, счастья Валерию Лахтину все равно не принесла.
— Шпаргалку свою поправьте, — рассмеялся подсудимый Платон Лебедев. И попросил свидетельницу прислать в суд копию трудовой книжки. Согласно этой копии, Хитрова уволилась из СП РТТ 30 ноября. То есть к документам, подписанным в декабре, уж точно не могла иметь никакого отношения. Таким образом, Алышев, Каримов и Лахтин попытались трижды сфальсифицировать обвинение, и это за счет только лишь одного свидетеля.
Следующей вызвали для допроса коллегу Хитровой, Елену Атанову. Лахтин решил подстраховаться и вместо подложных документов вручил свидетелю скандальную «экспертизу» Юрия Школьникова, о которой мы уже рассказывали.
— Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос, оперируя выводами экспертов. В экспертизе говорится, что стоимость акций компании «Фрегат» на момент заключения договора была нулевой, — настойчиво подсказывал прокурор.
— Откройте устав общества «Фрегат». Что там написано? — обратился к свидетелю Платон Лебедев.
— Написано, что стоимость каждой акции составляет четырнадцать миллионов рублей, — честно ответила свидетель.
— Очередная фальсификация со стороны Каримова и Алышева, — констатировал Платон Лебедев.
Постоянные разоблачения настолько вывели Валерия Лахтина из себя, что со следующим свидетелем, Ефимом Горбуновым, он уже не церемонился.
— Платон Лебедев выдавал вам доверенность? — желчно осведомился прокурор.
— Нет, Лебедев мне доверенности не выдавал, — развел руками свидетель.
— Фамилия Лебедева прозвучала. Следовательно, он имел отношение к этому документу, — победно, с чувством глубокого превосходства объявил суду Валерий Лахтин.
Итак, подсудимые и защита продолжают разоблачать подлоги со стороны прокуратуры. В ответ суд прилагает все усилия, чтобы сократить до минимума число свидетелей преступления, совершаемого обвинением. С самым радикальным предложением на этот счет выступила прокурор Гюльчехра Ибрагимова:
— Вчера вечером я посмотрела новости — и что я там увидела? Адвокат Клювгант, обожающий красоваться на экране, рассказывает, никого не стесняясь, о показаниях свидетельницы. То же самое он рассказал прессе — перечислю только то, что успела прочитать: «Новая газета», «Независимая газета», «Время новостей». Это было растиражировано всеми СМИ! Как это называть? Ваша честь, я прошу направить запрос в адвокатскую палату Москвы и проинформировать о действиях защитника. В противном случае, если подобное повторится, сторона обвинения будет требовать удаления защитника Клювганта из зала судебного заседания.
Впрочем, версия о том, что прокуроры начинают испытывать страх, кажется нам наиболее оптимистичной. Есть и другая версия. Когда террористы захватывают заложников, они заботятся о том, чтобы обеспечить вокруг себя и жертв информационный вакуум. При этом о собственной безопасности они заботятся лишь во вторую очередь. Прежде всего это метод психологического давления на лиц, на которых наложено обязательство выкупа.
Что происходит с дорогим тебе человеком? Возможно, он просит о помощи. Возможно, наоборот, призывает не идти на переговоры с бандитами. Возможно, он приговорен, и выкуп уже ничего не изменит. Это ощущение неизвестности само по себе является пыткой, приводит в состояние отчаяния. Ведь редкие сообщения, смысл и время которых определяют сами захватчики, необязательно являются достоверными.
Зал российского суда все отчетливее принимает образ зиндана — вырытой в земле и накрытой решеткой темной вонючей ямы для содержания пленников. Но пока еще остаются силы, мы постараемся препятствовать этому позорному преображению. Несмотря на все преграды со стороны государственных обвинителей, обязуемся и дальше информировать общество о том, что в действительности происходит в Хамовническом суде.
Помогите нам. Приходите в суд. Посмотрите на все, о чем мы говорим, собственными глазами.