У нас человека считают преступником с момента ареста
Прежде всего это смерть человека, невинно арестованного и находившегося в тюрьме в течение года. Человек, про которого никто не знал, что он там находится. Непонятно, почему он там вообще находился по непонятной статье о налоговых нарушениях? Непонятно, были ли они вообще — эти нарушения? Но он уже был арестован, как тысячи других наших сограждан, находящихся в тюрьмах. К сожалению, Сергей не выдержал этого испытания.
Действительно, это тяжелое испытание. Потому что когда человек попадает в эту систему, он перестает уже быть человеком для этой системы. То есть она не воспринимает его как человека. Человек превращается в посылку. И главная задача этой системы — его доставить в суд, из суда вывести, посадить в «конвойку», чтобы он был вовремя доставлен. Как себя при этом чувствует человек, в какие условия он погружается, и то, что это абсолютно бесчеловечные условия, — это уже никого не волнует.
Человек с момента ареста становится автоматически преступником, автоматически виновным. Никто не рассуждает, что впереди суд, и только суд может доказать вину человека.
В нашей системе, к сожалению, сегодня человек, попавший в лапы правосудия, становится автоматически преступником уже без всякого суда. Потому что суд, как мы знаем, дает одну десятую процента оправдательных приговоров. Такая вот чудесная цифра, повторяющаяся из года в год. И ни больше ни меньше — всегда одна десятая процента. Это говорит о том, что у нас обвинительный уклон. Хуже нет.
У нас правосудие направлено на уничтожение человека. Потому что те условия, в которые был погружен Сергей, особенно в Бутырке… Это место, о котором мы даже не представляем, что там может происходить, хоть оно и находится в центре Москвы. Это, наверное, 1937-й год в самом лучшем его исполнении. И там ничего не поменялось. Я это ощутила на себе. Абсолютно с тех пор ничего не поменялось.
У нас огромный уровень коррупции. Его уже как только не измеряли: и деньгами, и человеками, и посадками. Но если это так, почему тогда есть жертвы этой коррупции, после признания «первым лицом», «вторым лицом», третьим, пятым, десятым того, что система полностью коррумпирована?!
Особенно коррумпирована система правоохранительных органов, а значит, и судов. Мы смотрим — одна десятая процента оправданий. Все виновные у нас. Это невинные жертвы находятся в тюрьме, это еще не умершие люди. Их можно еще спасти. Поэтому, конечно, с этим нужно что-то делать.
И я подумала, что необходимо сейчас объявить амнистию и просто выпустить невиновных людей. Потому что разбираться с каждым конкретным уголовным делом в условиях, когда коррупция еще существует и когда суды имеют репрессивный уклон, просто бесполезно. Надо просто выпускать этих людей немедленно. Политическая воля должна быть выражена в этом. Как было при жертвах Сталина: сначала были амнистии, а потом уже реабилитации.
Главное — выпустить людей немедленно. Людей, которые могут создавать эту страну, строить ее и являться активным классом. Сейчас среди миллионного населения в тюрьмах мы не знаем, сколько на самом деле сидит по экономическим статьям. Но можно предположить, что, наверное, процентов 30—40. А это люди, которым дают по 10—15 лет. Это прямое уничтожение этих людей. И, конечно, с этим нужно что-то делать. И эту активную массу здоровых, умных, нужных стране мужчин надо просто выпускать.
Неужели предприниматели опаснее убийц и насильников?
Насильникам и убийцам дают меньшие сроки, чем предпринимателям. Это статистически можно посмотреть. Человек, совершивший убийство, может получить и условно, может получить пять лет. Да, по каким-то громким делам — мы по телевизору их слышим — объявляют данные, что там большие сроки. Но среднестатистическим убийцам дают меньше.
И предприниматель сейчас самая опасная профессия с точки зрения уголовного наказания — уголовного топора, который над ним висит. Почему сажают людей, которые никого не убили, не совершили никакого насилия над личностью, которые никому не опасны? Которые имеют семьи, бизнес, коллективы, которые никуда не собираются бежать? И не все имеют возможность бежать, не каждый может уехать в Лондон и там жить, потому что есть семья, потому что в конце концов не все российские предприниматели накопили такое количество денег, которое им приписывается. Поэтому, конечно, предприниматели не должны находиться в тюрьме до определения их виновности.
А когда эта ситуация переломится, если она переломится (я надеюсь, что она переломится), то и в суде предприниматель будет защищаться нормально. Потому что сейчас он абсолютно лишен доступа к доказательствам, лишен доступа к нормальным адвокатам. Человека, сидящего в клетке, уже не слышно. Суд его не слышит. «Что там вякает из клетки?» — вопрошает суд. Это посылка, кусок мяса, его аргументации никого не интересуют, когда он сидит в клетке.
А вот когда человек пришел своими ногами в суд и принес документы в суд, прямо доказывающие его невиновность, — это, конечно, уже совершенно другой уровень правосудия.